Горизонты. Сборник яркой современной фантастики - Коллектив авторов

– Эм… Еще какая-то пьеса?

– Нет, игра. Только после нее поданные почему-то умирали.

– Ну, бывает, а тут?

– Черная дыра. Та, что поглощает даже свет.

– Девять из десяти обычно видят тут дамское влагалище.

– Одно и то же.

– Правда?

– Ну, придворный поэт сложил таким образом очень красочную метафору. Он был талантлив, но не выдержал игры.

Доктор откладывает картинки в сторону. Он озадачен, шут спокоен. За окном пролетает комета.

– Вы позволите мне изучить вас с точки зрения моей второй специализации?

– Пожалуйста.

Доктор уводит шута на второй этаж, укладывает на кушетку, всю в засохшей крови, сковывает ремнями на замках. Фройн вооружается арсеналом патологоанатома. Тут и лезвия всех форм, пилы, реберные ножницы и даже зонд, сделанный почему-то в форме гигантского фаллоса. Ярко пылают хирургические лампы, гудят приборы с бешеными синусоидами на экранах. Помещение напоминает шуту комнату, в которой он впервые – очнулся? проснулся? восстал? – после смерти. Над ним стоял придворный колдун, и глаза его сияли торжеством. С таким же триумфом Фройн сейчас с треском натягивает резиновые перчатки.

Первый надрез. Второй. Третий…

– Невероятно! Все раны моментально затягиваются!

– Простите, я не специально.

– Вы можете не регенерировать столь быстро?

– Увы.

– У вас даже одежда восстанавливается.

– Она соткана из нитевидных микроорганизмов. Тоже мертвых.

– Поразительно! С вами можно писать диссертацию!

Фройн бросает скальпель и бежит за увесистым томом на столе в углу. «Справочник по некротехнологиям» – блестит золотом на черном корешке.

– Так-с… Ваша модель?

– РТ-1.

– Но… Но справочник заканчивается на РТ-0,75…

– Устаревшее издание.

Доктор багровеет. На его огромной голове вздуваются вены, синими змеями обвивают громадный череп под тонкой бледной кожей.

– Как же мне вас изучить?!

– Никак. Лучше посоветуйте, где мне найти людей. Хоть одного.

– Но… Но…

Фройн истерично кричит. Книга пролетает над шутом, ударяется о стену.

– Дурак! Ты еще не понял? Людей больше нет, сдохли все, как один. Я всю жизнь хотел изучать этих загадочных созданий. Но когда окончил институт, выяснилось, что они просто самоуничтожились! Теперь приходится с мертвецами маяться…

Шут молчит, озадаченный ситуацией. Из вежливого и спокойного ученого Фройн вдруг превращается в визгливое существо с вытаращенными глазами. Вздутые на его голове вены отчаянно пульсируют.

– Мне пора, – шут поднимается с кушетки, не замечая, как разрывает ремни.

– Стой! Не пущу!!!

– Я должен идти. Где-то наверняка еще есть люди, и я их найду.

– А ну лежать! Это кислота!!!

Мутная жидкость, она шипит и пузырится внутри колбы, когда ее хватает со стола доктор Фройн и угрожающе замахивается ею на непокорного пациента. Тот, в свою очередь, хочет лишь успокоить Фройна, отобрать колбу, поставить ее на место, но…

Хрусь…

Мертвые не умеют рассчитывать силу, особенно когда у живых столь хрупкие кости. Фройн лежит на полу со сломанной шеей. Разлитая кислота дымится на полу с яростным шипением. Шут смотрит, как растекается по плитам лужа, и думает о том, что она похожа на одну из ассоциативных картинок.

Аморфное пятно. Серое.

Жилы на голове доктора тут же сдуваются, а на бледнеющем лице так и леденеет маска злости и непонимания. Два крайних проявления одного и того же чувства.

– Прощай, Фройн.

По винтовой лестнице шут поднимается на третий этаж. Шут ищет выход на крышу, чтобы использовать на ней один из своих бубенчиков, но за стальной дверью мертвец обнаруживает полутемное помещение с хрустящим инеем на полу. Вдоль стен гудят холодильные установки, а посередине тянутся ряды жестяных ящиков, по форме напоминающих гробы. Крышка первого же оказывается не запертой…

– Привет, – говорит мертвец-который-стоит.

– Привет, – отвечает мертвец-который-лежит.

– Я – шут.

– А я – номер семнадцать.

И правда – на синей, испещренной грубыми швами груди выжжено паяльником «17». Чуть ниже – «РТ-0,3». Макушка срезана и закупорена пластиковой крышкой. В животе дыра, полная ярких электрических импульсов. Гениталии хранят следы изощренных ампутаций.

– Ты был человеком? – спрашивает шут.

– Не помню. Возможно.

– Остальные тоже не помнят?

– Мертвым память ни к чему.

Шут понимающе кивает.

– Ящик слева свободен. Можешь устраиваться, – добродушно предлагает номер семнадцать.

– Благодарю, я уже ухожу.

– Доктор Фройн тебе разрешает?

– Доктор Фройн мертв.

Лицевые мускулы номера семнадцать вздрагивают, будто от пульсирующего тока. Глаза на миг теряют стеклянный блеск. Удивление? Нет, мертвые не удивляются. Скорее – краткая нестабильность, вызванная резким переломом привычного порядка вещей.

– Фройн… мертв, как мы с тобой?

– Нет, мертвый, как нормальный мертвый. Ты и твои друзья теперь свободны.

Номер семнадцать со скрипом качает головой:

– Мы не можем покидать контейнеры без позволения Фройна.

– Значит, вы обрели долгожданный покой. Разве любой мертвый не хочет покоя?

– Мертвые хотят лишь одного. Мертвые хотят быть мертвыми. Если ты уходишь… На четвертом этаже есть пульт управления. Пожалуйста, сделай так, чтобы башня упала на звезду.

– Конечно.

Шут аккуратно закрывает контейнер, но в последний момент номер семнадцать поднимает руку и предупреждает:

– Не перепутай центр управления башни с Эм-машиной.

– Эм-машиной?

– Да, она на том же этаже и у нее тоже много рычагов и кнопок. Лучше их не трогай.

– А что она делает?

– Фройн исследовал нас, чтобы открыть формулу человеческой сущности. Он верил, что, загрузив эту формулу в машину, он в следующей жизни станет человеком.

– Это возможно?

– Не знаю…

Винтовая лестница – четвертый, последний этаж. Окна здесь круглые, сдерживающие бездну снаружи толстыми выпуклыми стеклами. Эм-машина похожа на гигантский мозг, извилины которого состоят из свернутых в узел труб, проводов и шлангов. Вся эта конструкция гудит, вибрирует, щелкает контактами. Сбоку в мозг врезана квадратная панель с шипящим дисплеем. На нем дрожит лицо Фройна, голова его в три раза меньше и покрыта пышными черными кудрями. Он улыбается, улыбается белыми ровными зубами. Шут наклоняется ближе к картинке и в какой-то момент видит вместо Фройна себя. Румяного, глубоко дышащего, с широко раскрытыми глазами…

Гаснет дисплей, шут равнодушно отворачивается и уходит. Он минует коридор, завешанный порнографическими гравюрами, и выходит в комнату управления. Ни одна стена тут не свободна от бесчисленных приборов, назначение которых шута абсолютно не волнует. Он наугад дергает несколько рычагов и по вертикальной лестнице добирается до люка на крышу. Зеркальная черепица отражает свет звезд. Шут садится на карнизе, свесив ноги, и смотрит, как вырастает впереди синий диск незнакомой звезды.