За Тридевять Земель - Игорь Юрьевич Скарбек
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А мать?
— Она в отчаянии, но мне удалось ее убедить заранее, что так оно все и должно будет произойти. Она слишком тяготела к россиянам, ждала своего офицера. Мы беспокоились, что она может покинуть нашу святую римскую церковь. Это было бы неслыханно! Слава Господу, он уберег донью Кончиту... А теперь еще вокруг Аны-Тересы крутится этот... не то поляк, не то россиянин, не поймешь. Но разговоры у них были именно о том офицере. Это я знаю доподлинно от самого Алларта Беркса; он же сообщил нам, где находится лагерь проклятого Помпонио. Оказывается, наша обольстительная донна, в довершение всего, предоставляет приют мятежникам, чем немало вредит нам. И потом — этот странный православный монашек... но здесь я уже принял свои меры. Итак, экстрэмис малис экстрэма рэмэдиа (Против серьезных болезней нужны сильные средства), потому мы вынуждены были провести, так сказать, экспэримэнтум круцис (Проба крестом, решающий опыт).
— Да...— задумчиво протянул незнакомец, но тут же громко, почти торжественно изрек: — Вы поступили правильно во всем и к вящей славе Божьей. Об этом я не премину доложить его преподобию отцу-генералу нашего святого Общества Иисуса!
— Нет слов для выражения моей благодарности, Экселенц,— голос падре Мариано прозвучал непривычно низко, в нем отчетливо прослушивались нотки подобострастия.
В заключение разговора падре-отравитель заверил незнакомца в том, что завтра же поутру будет отправлен большой отряд солдат для захвата лагеря индейцев Помпонио.
Были мгновения, когда внимавшая всему этому страшному кошмару Ана-Тереса едва не закричала, подобно тому, как кричит от боли и муки смертельно раненный или попавший в западню зверь. Но неведомая сила удержала ее от крика. Когда голоса стихли, она тихонько поднялась и, неслышно ступая, быстро направилась в сторону караульной, где всегда — это она точно знала — стояло наготове несколько оседланных лошадей... В голове несчастной женщины будто колокол стучал: «иезуит, иезуит, иезуит... падре Мариано — иезуит...» Слово надменной донны, племянницы самого дона Гаспара Эль-Оро-и-Крус, вздумавшей в столь поздний час навестить своего «хворого» дядю-коменданта, самого важного сеньора в округе, было законом для караульного начальника. Он даже не удосужился обратить внимание на то, что Ана-Тереса поскакала не на север, а на юг, то есть в прямо противоположную от пресидии Сан-Франциско сторону.
После похорон Хесуса избранное общество собралось в монастырской трапезной-рефектории, дабы помянуть «последнего» (теперь это определение явно нуждается в кавычках) калифорнийского иезуита. Помимо местной духовной и светской аристократии, было здесь и несколько новых, недавно прибывших лиц — как духовного (судя по платью), так и недуховного (здесь судить уже труднее) звания. В меру закусывая и ведя неспешные беседы на всевозможные темы, гости засиделись допоздна.
В соседней, обитой тисненой буйволовой кожей комнате сидели двое из уже известных нам лиц; именно они вели ту страшную беседу, невольной свидетельницей которой оказалась несчастная Ана-Тереса. Незнакомый собеседник настоятеля миссии Сан-Игнасио, к которому почему-то все обращались не иначе как «Экселенц», сунул руку в глубокие складки своего схожего с рясой костюма и, достав оттуда пакет, почтительно подал его падре Мариано де Эррере. Пакет был запечатан пятью потемневшими от времени зачерствелыми старыми облатками. Настоятель сразу узнал печать с кабошона, вправленного в перстень генерального настоятеля Общества Иисуса. На лицевой стороне стояли имя и адрес президента калифорнийских францисканцев дона Бартоломе. Обратный адрес в Вальядолиде, как и следовало ожидать, ровным счетом ничего не говорил падре Мариано; на пакете была наклеена трехцентовая марка (возможно, первая в мире) с почтовым штемпелем Лос-Анджелеса.
— Апицес юрис, конспирация (Юридические тонкости),— пояснил незнакомец и, слегка улыбнувшись, добавил: — Сэпэ эст суб паллио сордидо сапиэнциа (Часто под грязным рубищем скрывается мудрость), как говорил Цицерон.
Падре Мариано де Эррера сломал печати. В плотном пакете был всего лишь один небольшой голубоватый квадратик бумаги, которым падре Мариано извещался о назначении его калифорнийским провинциалом — главой иезуитской провинции, на которые Общество Иисуса поделило для себя весь мир.
— Не пора ли сменить цвет вашей рясы, святой отец? — спросил высокий посланец.
— Не ко времени! Сначала надо уничтожить мятежников Помпонио и навести кой-какой порядок в других делах. Побудем покуда под покровом святого Франциска...
Поутру колокол принялся сзывать святых отцов к молитве; следом к полупроснувшимся гостям пришло бенедикайте. «Благослови, Господи, нас и дары Твои, от которых по щедротам Твоим вкушать будем...» Завтрак прошел по преимуществу в суровом молчании — вина к столу поданы не были. Откушав, читали грациас, крестились и благодарили «Господа Всемогущего, Живущего и Царствующего во веки веков» за все благодеяния. Однако ж финал славословия оказался прерванным... Внезапно появился бледный как полотно начальник ночной стражи с сообщением об исчезновении Аны-Тересы, за которой прибыл возок из пресидии Сан-Франциско. «Эступидо!.. Тонто!..» (Болван!.. Дурак!..)— было самым невинным из того, что сорвалось с покрытых пеной уст разъяренного падре Мариано. Когда же узнал он, что в последний раз видели Ану-Тересу у кладбищенских ворот... вспомнил, к какой могиле она могла ходить и где была эта самая могила, леденящий холодок прошелся по его душе... «Значит, слышала она весь его разговор с Экселенцем...— вихрем пронеслось в разгоряченном мозгу.— Значит, знает не только о его преступлении, но и о лагере Помпонио!..»
Однако оцепенение, в котором находился криптоиезуит, продолжалось недолго.
— Догнать! — возопил он.— Отыскать! Отыскать хоть в самой Преисподней!..
— Си, си, сеньор... Вайа, сеньор... (Да, да, господин... Ушел, господин...) — пролепетал вконец перепуганный сержант, пятясь спиной к двери.
— Фуджите, партэс адверсэ! (Обыскать все вокруг!) — выдохнул падре Мариано. Караульный бесследно исчез.
С Великого океана надвигалась гроза. Затишье сменилось ураганными порывами ветра. Зазвенели стекла в монастырских оконцах, попадала со стола посуда. Налетевший смерч изломал постройки на заднем дворе, поднял в воздух все сущее, сколько хватило у него духу, и умчался в сторону дальних гор. Потом хлынул ливень, и стало темно, как в могиле. Только видно было, как сверкали при каждой вспышке молнии глаза падре Мариано — казалось, Дьявол принес из самого пекла раскаленные уголья и вставил их в пустые глазницы криптоие-зуита...
Стоит ли удивляться, что следующим сообщением была информация бесстрастного вакера о том, что «запеленутый в кожи» по приказу настоятеля миссии Сан-Игнасио пленник был унесен Нечистой Силой.
Мариано де Эррера с силой хватил об пол черепаховой салатницей в форме кленового листа, и в который уже раз за сегодняшнее утро из уст святого отца вместо господней
