Шишкин лес - Александр Червинский

Пола Макферсон спасла моего брата от Афганистана, и он стал с нею жить. С ним вместе жили спасенные Полой кошки, птицы, баптисты, евреи из России и палестинцы из Ливана. Касымова за поступок его зятя из партии не исключили, но Ларису он из дому выгнал. Из театра ее тоже выгнали, и Степа поселил их с Антоном в Шишкином Лесу. Антон вырос без отца.

Я помог ему поступить в театральный институт, это было очень непросто. А то, что он решил стать капиталистом, — не моя вина. И Степа пытался вразумить его, вернуть к традициям семьи, но Антон упрям как осел. Вернее, как ишак. Азиатская кровь в нем сильнее. И всегда находились люди, готовые ему помочь. Кто-то, не только Пашка Левко, помогал ему во всех его финансовых проблемах. Степа так и не узнал кто.

6

В практических сегодняшних делах Антон у нас в семье разбирается лучше всех. Поэтому, обнаружив, что фургон угнали, Катков кинулся к нему. Антон позвонил Петрову, новому хозяину Шишкина Леса, и вот он уже встречает его в темном дворе галереи.

Невзрачный Петров выходит из машины в сопровождении своих незапоминающихся ассистентов.

— Мы уже связались с ГАИ, — говорит ему Антон, — они просят точные приметы фургона.

— Мы уже им все сообщили, — Петров спокоен и деловит. — А деньги целы?

Антон уходит проверять, целы ли деньги.

В отблесках света из окна видно, как двое из команды Каткова развязывают лежащего на асфальте Жорика. Катков срывает пластырь с его рта. Жорик вскакивает на ноги.

— Проспал, засранец? — печально спрашивает Катков. — Ты понимаешь, что ты наделал?

— Ну, Валера, в натуре...

— Кто угнал фургон? Ну, говори же!

— Ну, я ж не видел, в натуре...

— Не видел?

— Они сзади подошли, в натуре...

— А вот тебе по твоей натуре, — и потерявший терпение Катков наотмашь бьет Жорика по лицу

У Жорика из носу сразу побежала кровь.

— Ну ты козел! — вытирает кровь Жорик.

— Что ты сказал, сопляк?

— Козел сраный!

Жорик бьет ногой Каткова в живот и, легко вывернувшись из рук пожилых катковских охранников, убегает в ворота.

— Догнать? — спрашивает у Каткова один из пожилых мосфильмовцев.

— А пошел он. Какое же, однако, ничтожество.

— Я все-таки догоню. Жалко пацана, — говорит другой, садится в свою машину и уезжает.

— Валерий! — кричит выбежавший из галереи испуганный Антон. — Что тут у тебя вообще происходит?!

— Найдем грузовик. Клянусь, найдем, — оправдывается Катков.

— К черту грузовик! — кричит Антон. — Там сейф открыт! Денег нет!

— Так деньги же забрал Степан Сергеевич.

— И ты спокойно мне это говоришь?

— Но это же его деньги.

Пожилой мосфильмовец выезжает со двора ловить и утешать Жорика.

Антон идет объясняться с Петровым, но тот уже все понял, и его ассистенты уже действуют, уже быстро что-то бормочут в свои мобильники.

Теперь понятно, что проволочки, висящие у них из ушей, к поп-музыке никакого отношения не имеют.

Жорик, всхлипывая от обиды, бежит по переулку. Оглядывается, видит появившуюся из-за угла машину поехавшего за ним мосфильмовца и вбегает в арку ворот.

— Ну козлы!.. Ну козлы!..

Он прижимается к стене и достает из-под мышки пистолет, но машина мосфильмовца проезжает мимо.

Жорик пробегает двор насквозь и выскакивает на другую улицу. Прямо перед ним светится вход в ночной магазин. Сюда только что подъехал потрепанный «фордик», и его хозяин едва успевает выйти из машины, как Жорик приставляет пистолет к его губам.

— Ключи давай, козел!

Тот от испуга не понимает, что от него хотят.

— Ключи, сука!

Выдергивает у него из руки ключи от машины, бьет рукояткой пистолета в лицо, садится в машину и уезжает. Хозяин угнанного «фордика», прижимая ладонь к разбитым губам, скрывается в магазине.

Жорик мчится с выключенными фарами по темной улице. Вроде бы ушел. Сворачивает в переулок.

Но тут дорога перегорожена. Впереди строительные работы. Тупик.

— Ну козлы! Все козлы! — стонет загнанный Жорик, разворачивается и гонит назад.

Поворот. Заблудился. Перед ним опять тот же ночной магазин, но посреди улицы уже стоят выбежавшие из магазина охранник, продавщица и хозяин «фордика». Охранник уже звонит куда-то по мобильнику.

Свернуть Жорику некуда. Он едет прямо на них. Они едва успевают отскочить из-под колес.

— Суки! Козлы!

«Фордик» мчится дальше и чуть не врезается в появившуюся внезапно на перекрестке милицейскую машину.

— Ну козлы!

Объезжает машину по тротуару.

Пролетает перекресток на красный свет.

Милиционеры включают сирену и едут за ним.

Жорик резко сворачивает в переулок.

В другой переулок.

Выезжает на набережную Москва-реки. Шмыгая носом и вытирая рукавом слезы, оглядывается. Погони не видно.

Жорик останавливает машину. Выходит из нее, отгибает боковое зеркало и глядится в него, изучая свой разбитый нос. Кровь из носа все еще течет.

— Бляди все, козлы, суки, — говорит Жорик. Туман. На том берегу реки старинный монастырь. Купола подсвечены прожекторами. Красиво.

Чтоб остановить кровь, Жорик прислоняется спиной к парапету набережной и задирает лицо к небу.

Туман. Луна. Облака. Жорик достает из кармана мобильник и нажимает кнопку памяти. Она долго не отвечает, потом он слышит ее сонный голос, и злоба сразу проходит.

— Это ты? А это я. Ну Жорик. Чего звоню? Я тебя, в натуре... Люблю. Что?.. Погоди!.. — Выключает мобильник. — Вот сука.

Мимо Жорика проезжают редкие машины. Из открытого окошка одной из них доносится звук магнитофона, Пугачева поет, голос далекого прошлого:

Встреча была коротка —В ночь ее поезд увез.Но в ее жизни былаПесня безумная роз...

Миллион, миллион, миллион алых роз...

В поле, в свете луны виден крест, воздвигнутый поклонниками на месте, где разбился самолет. Степа останавливает машину на проселочной дороге, между опушкой леса и полем.

— Петьки там нет, — говорит Маша. — Там никого нет.

— Они хотят видеть, что мы од-д-д-дни, — говорит Степа. — Нам надо идти туда. Они сказали, что деньги надо принести туда.

Увязая ногами в мокрой земле, Степа и Маша идут к кресту.

Часть десятая

1

Самолет разбился, и время остановилось. Сейчас главное додумать то, о чем я в этот момент думал. Что такое я? Где кончаюсь я и начинается все остальное? Я не понимаю этого, я не понимаю самого главного, а в голову лезут какие-то второстепенные вещи, какие-то разрозненные, малозначительные, случайные клочки прошлого.

— Ребята, это ошибка! — вырывается из рук чекистов Зискинд. — Я свой. Я наш. Сейчас все выяснится. Меня за углом девушка ждет. Фактически жена.

Двое агентов волокут Зискинда к машине.

— Если бы дедулю не посадили, — говорит Игнатова Степе, — Дарья Михайловна вышла бы за него, а не за вас. И Алексей Степанович бы на свет тогда вообще не родился. И Максима Степановича тоже бы не было. И Антона, и Петьки, и меня. А его посадили — и теперь мы все есть.

— Ну, что вы мне покажете? — спрашивает у Тани пятнадцатилетний Котя.

— Удава.

— Чего?

— Змею.

Ложится на пол и медленно ползет к Коте.

— Так вот, это бушевание страстей, — улыбается Панюшкин, — я, как следователь и религиозный человек, вижу главной причиной всех преступлений в России.

— Старичок, если кто-то спасет этот безумный, безумный, безумный мир, — говорит в самолете пьяный Эрик пьяному Максу, — то только наша разведка.

— КГБ спасет мир? — не верит Макс. — Гениально!

— Лешу мог убить только тот, кто знал, что он в тот день полетит, — говорит Степа Маше.

И Алла Пугачева поет и поет в Афганистане под грохот БТРов:

Миллион, миллион, миллион алых розИз окна, из окна, из окна видишь ты...

Машина осталась на опушке леса. Темно. Сквозь тучи едва пробивается лунный свет. Мой папа и моя племянница Маша, увязая ногами в мокрой земле, несут через поле чемоданы с деньгами. Вокруг никого, только высоко в небе тарахтит вертолет. Мигающие огни его плывут под низкими тучами, приближаются.

— Я сейчас вдруг вспомнил, — как всегда неожиданно объявляет Степа.

— Что ты теперь вспомнил?

— Как Нина в тот день жарила к-к-к-котлеты.

— Начинается.

— Я вхожу в к-к-кухню, а она жарит колеты и говорит: «Алексей летает». Он ей из клуба позвонил предупредить, что задерживается. А потом вы все приехали и узнали, что он летает. И начался этот д-д-дикий разговор.

— Какой разговор?

— Ты сказала, что картины надо срочно перевезти к тебе в галерею. Потому что в Шишкином Лесу их могут украсть, а они стоят четыре миллиона триста пятьдесят тысяч долларов. И вы с Антоном стали у меня спрашивать, кому принадлежит Шишкин Лес. И в этот момент п-п-позвонили, что Лешенькин самолет разбился.

— К чему это ты, деда? Лучше вовремя остановись.

— Я п-п-просто вспоминаю. Мы еще не знали, что Лешенька разбился и что нам придется платить его долг, а ты уже все так точно подсчитала.