В царствование императора Николая Павловича - Александр Михайловский

— Ты грамоту знаешь? — спросил он у Пашки.

— Знаю немного, — ответил тот. — Тятька, когда жив был, научил меня немного писать и читать. А потом он помер – простудился, и все… — парнишка снова шмыгнул носом, а на глазах у него появились слезы.

— Иваныч, — у тебя здешние деньги какие-нибудь есть, — спросил Щукин у Виктора Сергеева. — Ты бы наградил парня и семью его. Здорово он нам помог.

— Обязательно наградим, Олег Михайлович, — вступил в разговор граф Бенкендорф, — я сам за этим прослежу.

А теперь давайте о деле – что с британцами беглыми делать-то будем?

— Надо подождать, когда подъедет сын Виктора Ивановича и ротмистр Соколов, — сказал Щукин. — Возможно, что придется брать этих шустрых англичан силой. Не забывайте, что они вооружены. И могут действительно убить кого-нибудь из семьи старосты Степана.

— Убить невинных людей, — да возможно ли такое? — удивился Бенкендорф. — Неужели эти британцы на такое способны?

— Способны, еще как способны, — криво усмехнувшись, ответил Щукин. — Во время войны с бурами-голландцами, обосновавшимися на юге Африки – англичане согнали жен и детей буров в специальные лагеря, и спокойно наблюдали за тем, как они там сотнями умирают от голода и болезней. Сложится же сие в конце этого века. Вот такие вот у британских джентльменов понятия о добре и зле.

А пока нам надо добраться до села, из которого прибежал этот храбрый паренек, и незаметно вести наблюдение за беглецами. Туда же пусть подтягиваются и ваши люди, Александр Христофорович. Будем потихоньку готовиться к освобождению заложников.

— Ну, прямо Беслан какой-то, — вздохнул Сергеев. — Лишь бы все обошлось без невинных жертв. Я как вспоминаю осетинских детишек, которые тогда в школе… — тут Виктор махнул рукой и шумно высморкался.

— А большая ли семья у старосты Степана, — спросил Щукин у притихшего мальца.

— Мать, тятя, женка его, двое мальцов и две девчонки, — сказал Пашка. — Барин, а что, эти злыдни и вправду могут их порешить?

— Ну, это мы еще посмотрим, — сказал подполковник Щукин. — Если что, то мы первые их порешим. Ты нам покажешь дорогу к дому старосты?

Пашка закивал головой, и пообещал, что он все им покажет и расскажет.

— Тогда – в путь, — решительно сказал Олег. — Надо засветло обложить этих чокнутых "джеймсов бондов" поплотнее. А то, глядишь, на ночь глядя они вздумают поискать приключений на свою задницу. Иваныч, вели заложить карету…

Саботаж генерала Дубельта

По дороге Пашка рассказал, что деревня у них небольшая – дворов десять, большинство мужиков работают на отхожем промысле в Петербурге, а бабы ведут хозяйство, и на огородах выращивают овощи.

— А еще, барин, — словоохотливо тараторил пацан, — год назад барин наш, Николай Игнатьевич, привез какой-то новый овощ, который картоплем называется. А с ним приехал мужик один, умный – он нам показал, как этот овощ сажать, как за ним ухаживать, и как собирать. Посадил две грядки, по осени выкопали, попробовали – вкусно. Теперь в каждом огороде по грядке этого картопля посадили… А вот, барин, и наша деревня.

Щукин посмотрел на добротные крестьянские дома, и поморщился. Все подступы к ним были как на ладони. Незаметно подобраться будет трудно. Приказав кучеру остановиться у околицы, он вылез из кареты, и дождался, пока из нее выберется граф Бенкендорф и Сергеев-младший.

Зайдя в небольшую рощицу, от которой до деревенских домов было шагов триста-четыреста, они стали расспрашивать у Пашки – где находится дом старосты, в котором засели беглые британцы, и куда выходят окна этого дома.

Виктор достал из захваченного с собой рюкзака тридцатикратный бинокль с просветленной оптикой, и стал наблюдать за тем, что происходило в деревни. Внешне там все обстояло спокойно, но бывший майор отметил отсутствие людей на деревенской улице. Не было видно ни детишек, которых в это время домой не загнать, ни баб с коромыслами у колодца. Словно вымерли все, подумал он.

— Похоже, что англичане застращали всех, и запретили крестьянам выходить из домов на улицу, — сказал Виктор. — На, Олег, посмотри, — и он протянул бинокль Щукину.

Тот взял, и стал обозревать местность, на которой должна была проводиться спецоперация. В деревне не было храма, и самым высоким в ней зданием был дом старосты. В окне чердака его через мощную оптику Олег заметил промелькнувшее на мгновение явно не крестьянское лицо.

— Так, — подумал он, — вот, где прячется мистер Джонсон. Наблюдает за дорогой, стервец. А хромой Паркер, по всей видимости, сидит внизу, и контролирует заложников.

— Иваныч, — сказал Олег, — узнай у своего сына, — скоро ли он будет здесь. И как насчет жандармов – надо будет оцепить деревню, чтобы ни один британский мерзавец не смог из нее сбежать.

Сергеев кивнул, достал из рюкзака радиостанцию, и стал вызывать Николая. Пашка, выпучив глаза смотрел на странного барина, который, как ему показалось, разговаривает с какой-то черной коробкой.

Переговорив со своим сыном, Виктор побагровел, и шумно вздохнув, выругался.

— Не, — сказал Сергеев, — это полный бардак. Александр Христофорович, — обратился он к графу, — в вашей конторе черте что творится. А Дубельт – как пить дать, "засланный казачок"…

— Простите, Виктор Иванович, — удивленно произнес Бенкендорф, — я совсем не понимаю – о чем вы… При чем тут генерал-майор Дубельт?

— В общем, все обстоит следующим образом, — сказал Виктор, — мой сын и ротмистр Соколов уже выехали и скоро будут здесь. А вот жандармов Дубельт отказался выделить. Он сослался на отсутствие письменного приказа. Дескать, пусть явится перед ним сам граф Бенкендорф, и лично прикажет ему, то тогда он ни медля ни минуты предоставит ему все, что потребуется.

— Вот так так, — сказал Щукин, — действительно, не здесь ли собака порылась. У нас подобное назвали бы откровенным саботажем…

Увидев удивленное лицо Бенкендорфа, Олег пояснил, что саботаж – это от французского слова sabot – башмак. Так во Франции называли акцию, к которой прибегали рабочие-мельники. Когда у них возникал конфликт с хозяевами мельниц, они с помощью своих башмаков останавливали жернова.

— В переносном смысле, Александр Христофорович, — сказал он Бенкендорфу, — это означает, что милейший Леонтий Васильевич делает все, чтобы помешать нам поймать беглых британцев. Кстати, надо будет проверить потом – не приложил ли он руку к их побегу…

Граф мрачно кивнул. Он давно подозревал своего подчиненного в том, что тот ведет свою игру, и подсиживает начальника.

— И что мы теперь будем делать, Олег Михайлович? — спросил он у Щукина. — Сможем ли мы справиться сами с этими проклятыми англичанами? Ведь нас совсем немного…

— Справимся, — сказал Олег. — Вот подъедет Николай с ротмистром, тогда и начнем готовиться к захвату. Хотя, как мне кажется, этих ребят придется гасить всерьез. Мне почему-то кажется, что сдаваться они не намерены.

— А если применить светошумовые гранаты? — спросил Сергеев. — Пока они будут очухиваться, мы их и повяжем. Ну, как поляков тогда.

— Не получится, — покачал головой Щукин. — Там в избе детишки маленькие. Будут потом всю жизнь заикаться и писаться. Кстати, хозяйка не беременна ли часом?

Пашка, у которого спросили об этом, закивал головой, сказав, что "тетка Варвара брюхата, и через месяца два у нее родится маленький".

Это известие полностью исключило использование светошумовых гранат. Работать придется без спецсредств. А, следовательно, риск словить пулю от британцев возрастал.

Щукин вспомнил о старосте, который с запиской в английское посольство отправился в Питер. Он по запасному каналу связался с Игорем Пироговым, который активно проводил свой отпуск, общаясь с такими светлыми личностями, как фон Краббе, Бутаков и Невельской. Он экстрактно рассказал ему о возникшей проблеме, и попросил подежурить у входа в британское посольство, чтобы перехватить конного мужика, который подъедет к нему. Приметы "дядьки Степана" сообщил ему Пашка, который уже пришел в себя, и с любопытством наблюдал за всем происходящим.

— Ну а теперь, Павел, — сказал Щукин, — сгоняй потихоньку в деревню, и узнай – что там и как. А потом – бегом к нам.

Начало смеркаться. Сергеев покопался в своем чудо-рюкзаке, и достал оттуда очки ночного видения. Если что, сказал он, я, как стемнеет, подберусь поближе, и буду наблюдать за этими сэрами-пэрами…

— А что это, Виктор Иванович, — с любопытством спросил Бенкендорф. — Для чего сия штука.

— Александр Христофорович, — вещь сия – прибор ночного видения. С его помощью можно в темноте видеть все, как кошка, или сова. Очень удобная, как вы говорите, штука.

— Посмотрите, — сменил он тему. — Пашка сюда бежит. Только пятки сверкают. Видать, что-то важное хочет нам сообщить.