Явился паук - Джеймс Паттерсон

— По идее, именно это его и волнует… Я поговорил с начальником группы оцепления, сообщив ему, что, на мой взгляд, Гэри Сонеджи-Мерфи готов вспыхнуть, и предложил поднести зажженную спичку. Уже прибыл человек, которому поручено вести переговоры. Он с большим удовольствием уступил мне эту честь.

Я должен был вступить в переговоры с Сонеджи-Мерфи. Но Сэмпсон сгреб меня в охапку и прошептал на ухо:

— Алекс, у нас есть шанс! Мы его хлопнем!

— Это ты ему скажи, — посоветовал я. — Давайте, если у вас есть шанс. Пробуйте. Вперед.

Уже в который раз я отер рукавом пот. Я просто истекал потом, вдобавок подташнивало и кружилась голова. В руке у меня оказался громкоговоритель, и я включил его на полную мощность.

Сила была на моей стороне. Теперь и я хотел БЫТЬ КЕМ-НИБУДЬ. Неужели к этому и шло? Неужели это и есть правда?

— Это Алекс Кросс! — рявкнул я. Несколько умников из толпы начали было издавать одобрительные возгласы, но вдруг все стихло. Тишина нависла над деловой частью округа Колумбия.

И вдруг метнулся ослепительный шквал огня. Из автомобилей, припаркованных на Пенсильвания-авеню, мгновенно повылетали стекла. За несколько секунд был нанесен огромный материальный урон, но из людей, насколько я понял, никто не пострадал, и дети оставались невредимы. Давай назад, кончай, Гэри!

И вот прорезался голос — кричал Гэри. Он хотел что-то сказать мне — нас было двое. Чего он хотел? Его звезда взошла над столицей. Этому всячески способствовало национальное телевидение.

— Покажитесь-ка мне, доктор Кросс! Покажите нам свою прелестную мордашку!

— Для чего? — спросил я в громкоговоритель.

— Даже и не думай! — громким шепотом приказал Сэмпсон.

И вновь — шквал огня, еще более долгий, чем первый. Как будто мы вдруг чудом переместились в Бейрут. Вокруг жужжали камеры и щелкали фотоаппараты.

Неожиданно даже для самого себя я встал и вышел из-за полицейского седана, служившего укрытием. Я подошел к нему не слишком близко, но вполне достаточно, чтобы меня убить. Кретины из толпы зевак издавали приветственные вопли.

— Эй, Гэри! — крикнул я. — Здесь телевидение! Они снимают меня — как я стою тут! Я стану звездой! Я не слишком быстро начинал, но блистательно закончу!

Сонеджи-Мерфи принялся хохотать. Мрачный хохот длился довольно долго. У него мания? Или он в депрессии?

— Думаешь, просчитал меня наконец? — вдруг заорал он. — Да неужели? Воображаешь, что знаешь, кто я сейчас? И чего хочу?

— Сомневаюсь. Но я знаю, что ты ранен. Ты думаешь, что умираешь. Иначе, — я позволил себе длинную театральную паузу, — ты бы не позволил поймать тебя снова.

На глазах у всей Пенсильвания-авеню Сонеджи-Мерфи вдруг поднялся из-за ярко-красного «джипа». Ребятишки лежали на земле позади него, кажется, целы и невредимы.

Гэри театрально раскланялся со мной. Сейчас он походил на обычного американского паренька, как и в суде. Я пошел прямо на него. Все ближе и ближе.

— Отличный прием, — заметил он, — прекрасно сказано! Но все равно звезда — я!

Внезапно он навел на меня автомат. Но тут из-за моей спины прогремел выстрел. Сонеджи-Мерфи ринулся к обувной мастерской. Он упал на тротуар, перевернулся. Маленькие заложники завизжали, затем вскочили и побежали прочь. Я помчался со всех ног через Пенсильвания-авеню с воплем:

— Не стрелять! Прекратить огонь!

Оглянувшись, я увидел Сэмпсона, чей револьвер был нацелен прямо на Гэри Мерфи. Он медленно направил дуло в небо, глядя на меня. Для нас обоих все закончилось. Гэри, скорчившись, лежал на тротуаре. Изо рта медленно вытекала алая струйка крови. Он по-прежнему сжимал в руке автомат. Подойдя, я быстро забрал у него оружие. Сзади щелкали камеры. Дотронувшись до его плеча, я тихо позвал: «Гэри?» Затем осторожно перевернул тело лицом вверх. Он был неподвижен и не подавал признаков жизни. Передо мной снова был милый провинциальный паренек. Он опять стал самим собой, Гэри Мерфи.

Внезапно глаза его раскрылись. Он сосредоточил взгляд на мне и медленно разомкнул губы.

— Помогите, — раздался мягкий тихий шепот. — Помогите, доктор Кросс. Помогите мне, пожалуйста.

Я опустился рядом на колени и задал вопрос:

— Кто вы?

— Гэри… Я — Гэри Мерфи…

Мат!

Эпилог

Высшая справедливость

(1994)

В преддверии рокового дня я совершенно лишился сна. Даже на пару часиков не удавалось отключиться. Не мог терзать пианино. Не желал видеть никого, кто жаждал обсудить то, что должно было вскоре случиться. В последнюю ночь накануне казни я выскользнул из дому в два часа ночи, поцеловав напоследок спящих Деймона и Джанель.

В три я уже был в федеральной тюрьме Лортона. Там при лунном свете расхаживала толпа с самодельными плакатами, распевая песни протеста шестидесятых годов. Многие молились. Среди них были монахини и священнослужители. Преобладали женщины.

Помещение для казней в Лортоне — обычная камера с тремя окошками: для прессы, для официальных лиц штата и для друзей и семьи. Сейчас все три были занавешены тяжелыми темно-синими шторами. Их отдернули в половине четвертого утра. Осужденный был прикован к больничной койке. На левой руке была специальная широкая панель.

Джеззи лежала спокойно, уставившись в потолок, но встревожилась и напряглась, когда к койке подошли два исполнителя. Один держал на подносе иглу. Укол в вену был единственной физической болью, которую должен испытать осужденный, если, конечно, казнь осуществляется правильно.

Предыдущие несколько месяцев я регулярно навещал в Лортоне Джеззи и Гэри. Полицейский департамент округа Колумбия предоставил мне продолжительный отпуск, и у меня была масса времени для визитов, хотя одновременно я писал эту книгу.

Гэри почти все время «отсутствовал» — так значилось в отчетах о нем. Большую часть времени он проводил в мире своих сложнейших фантазий. Возвращать его к реальности становилось все труднее и труднее. Во всяком случае, такое складывалось впечатление. Именно это и спасло его от судебного разбирательства и в конечном счете от казни. Я был убежден, что он снова играет в свои игры, разрабатывает очередной Гениальный План, но никто не слушал меня.

Джеззи согласилась говорить со мной. Мы всегда готовы были к беседе. Ее не удивил смертный приговор, вынесенный ей и Чарльзу Чакли. В конце концов, именно она отвечала за жизнь сына министра финансов. Она и агенты Секретной службы похитили Мэгги Роуз Данн. Они отвечали за смерть Майкла Голдберга, а также за смерть Вивиан Ким. Джеззи и Дивайн также убили пилота, который вел самолет во Флориде, Жозефа Дено.

Джеззи призналась, что с самого начала мучилась угрызениями совести:

— Но это не остановило меня. Видно, что-то в моей душе безнадежно испорчено. Возможно, я и сейчас пошла бы тем же путем. За десять миллионов долларов я готова на все что угодно. И не думай, что я — исключение. Сейчас век алчности, Алекс. Но ты — не такой.

— Откуда ты знаешь?

— Просто знаю. Ты — Черный Рыцарь.

Она просила меня не жалеть о ее кончине. Ее сердили марши протеста у тюрьмы: «Если бы их ребенка убили, они бы вели себя по-другому».

Мне было очень плохо. Я не знаю, насколько доверял словам Джеззи, но чувствовал себя просто ужасающе. Мне не хотелось присутствовать при казни, но Джеззи просила прийти.

У окна для друзей я был единственным. Мать Джеззи умерла вскоре после ее ареста. Шесть недель назад казнили бывшего агента Чарльза Чакли. Такая же судьба ждала и Джеззи.

Ей поставили капельницы с длинными пластиковыми трубочками. Сначала в вену вводили обезболивающее, затем начинало капать снотворное, и осужденный засыпал. Потом поступала большая доза павулона, и через десять минут наступала смерть. Чтобы ускорить процесс, вводилась также доза хлористого калия. В итоге сердце переставало биться, и человек умирал за десять секунд.

Отыскав мое лицо в окошке для друзей, Джеззи слабо махнула кончиками пальцев, даже сделав попытку улыбнуться. Волосы ее были аккуратно причесаны, несмотря на короткую тюремную стрижку. Она и сейчас оставалась красивой. Я подумал о Марии, с которой перед смертью даже не попрощался. Может, тогда мне было бы еще хуже. Страшно хотелось убежать из тюрьмы, но я обещал Джеззи остаться. А я всегда сдерживаю обещания.

По сути, ничего особо жуткого не было. Глаза Джеззи закрылись. Я надеялся, что смертельное лекарство не причинило ей страданий, но проверить не мог. Она глубоко вздохнула, затем открыла рот, и я увидел, что ее язык запал глубоко назад. Такова современная казнь человеческих существ. Так окончила свои дни Джеззи Фланаган.

Выйдя из тюрьмы, я поспешил к своей машине, убеждая себя, что просто обязан это вынести, как психолог и детектив. Потому что я могу вынести все. Я выносливее, чем кто бы то ни было. Я крутой.