Брат моего жениха - Алекс Коваль

ждала твоего звонка, что даже уснула с моим телефоном в обнимку. Но я ей пообещала, что ты обязательно наберешь завтра утром, – улыбаюсь, забирая протянутую мне бутылку красного полусладкого.

– Первую неделю отец и уже накосячил. Похоже, ты была права, Лан. Жизнь у меня, видать, такая, вечно через одно место, – горько усмехается Леша, пряча руки в карманы джинсов, и подпирает спиной стену в моей прихожей, а мне даже обидно за него от его же слов стало. Так обидно, что даже появилось желание по-детски надуть губы и топнуть ногой. И хоть сама же ему гадостей наговорила, уложив в голове этот комплекс "плохого отца", но   понимаю, что о таком, как Рысев, папе многие дети могут только мечтать. А моей Ляське повезло. Уж я-то вижу.

– Неправда. Всякое бывает, и у тебя отлично получается, Леш, – говорю искренне, поднимая взгляд глаза в глаза. – Ляся засыпает со словами о тебе и просыпается, первым дело забирая у меня мобильный, только чтобы позвонить. Она эту неделю очень сильно к тебе привязалась, Рысев, – говорю, а мужчина молчит. Смотрит и молчит. – Забудь все те глупости, что я тебе наговорила. Ты хороший папа. И вообще... – говорю и краснею, а сердце начинает биться все быстрей и быстрей. Да что же это такое? Держи себя в руках, Илана! Не делай глупостей.

– У тебя что-то случилось?

– Нет, – выпрямляется в полный рост Рысев и закрывает за собой дверь. – Просто ужасно устал, Лан, – говорит волнующе тихо мужчина, и я слышу его тяжелый вздох, что щекочет мои нервы. – От всего. От постоянных недомолвок, от этих дурацких чужих игра. И без тебя. Без тебя устал. И я ужасно не хочу ехать к себе… один, –  слышу рокочущий шепот и даже пикнуть не успеваю, как с щелчком дверного замка его руки укладываются на мою талию. Ладони сжимаются, собирая в кулаки тонкий холодный шелк халата, и Рысев сгребает меня в охапку, прижимая к своему могучему телу так тесно и так близко, что я забываю, как дышать. Да и нечем дышать! Весь воздух просто выгорел в этой тесноте между нашими телами.

Я задираю голову вверх и ловлю его темный взгляд на своих губах. Он смотрит, не мигая, буквально пожирая глазами, и... и все. Я точно все. Устала бороться со своим желанием, что сопровождает все наши короткие встречи всю эту долгую неделю! Сдаюсь. Принимаю решение за нас двоих! Ставлю на прихожку вино, которое, кажется, от жара наших тел скоро закипит в стекле и, поворачиваясь в руках Рысева, привстав на носочки, сама, первая тянусь к нему и целую. Обхватываю своими дрожащими от волнения ладонями его колючие щеки и прикасаюсь, чуть прикусывая его нижнюю губу. Целую так, как хотела уже очень давно! Как снилось в бесчисленном множестве снов, когда мозг изводил мечтами и воспоминаниями темными ночами. Так, словно он мой воздух, которым я не могу надышаться и от отсутствия которого тело буквально изнывает. Прижимаюсь своими губами к его губам, жадно, вдыхая полной грудью единственный и неповторимый для меня аромат потрясающего мужчины, и обнимаю за шею, не в силах больше от него оторваться, прижимаюсь всем телом, которое требует ласк. Его ласк. Ощутить его руки, которые уже и без подсказки начинают действовать. Грубые мужские ладони пробегают по разгоряченной коже ног, и Леша подхватывает меня под попу, усаживая себе на бедра. Прижимает спиной к стене и замирает, словно проверяя наши с ним нервы и выдержку на прочность. Мозг вопит: нельзя! Рано. Дома Ляся, в соседней комнате ребенок. Но... а какого черта: нельзя? Это наш ребенок. Наш с ним ангелок, и, кажется, мое тело конкретно в этот момент не против сделать еще одного...

Его губы мучают мои. Словно это не поцелуй, а война. Война за обладание другим. Полное и безоговорочное обладание. Леша прикусывает меня за шею и до боли сжимает руки на моих ногах. Невероятная услада для ушей слышать его тихие стоны и тяжелое дыхание в унисон с моим. Ощущать нетерпеливые прикосновение и грубые ласки, воспламеняясь от каждого движения, как спичка.

– Лан, – отстраняется Рысев, заставляя посмотреть ему в глаза. – Прежде чем мы переступим эту грань снова, я хочу, чтобы ты знала...

Вот только мне совершенно не до разговоров! В теле   зверский голод и пустота, которую невероятно хочется заполнить. А низ живота так ноет и скручивает спазм желания, что мысли совершенно не хотят собираться в кучу, а хаотично пляшут в голове.

– Заткнись, Рысев, – перебиваю не своим, ужасно хриплым и максимально не нежным голосом. – Я хочу тебя, Леш, – открываю глаза всего на доли секунды, попадая в плен его темных кофейных глаз.

– Я люблю тебя, котенок, – не мешает мое признание Рысеву договорить то, что он собирался. И... от этого, такого интимного и родного для меня "котенок", в сердце простреливает тупая, ноющая боль, а по телу прокатывается, накрывая волной, вся нежность, что я испытывала, испытываю и буду всегда, кажется, испытывать к этому мужчине. Вся та феерия чувств, что роились в груди, накрывает. Уносит куда-то в космические дали от того, что я слышу  те слова, о которых столько лет мечтала.

– Люблю. И тогда любил, – покрывает торопливыми поцелуями лицо Рысев, нашептывая себе под нос, – ты нужна мне, Лан. Вы с Лясей мне нужны… Клянусь, больше никакого вранья и недомолвок. Хватит. Наелись уже оба… – вздыхает Леша, с каждым словом говоря все тише и тише. – Я хочу будущего с тобой.

Я люблю тебя.

Леша усаживает меня на тумбу в прихожей и ждет. А я, чтобы просто позорно не разреветься от счастья, снова затыкаю все слова поцелуем. Трясущимися от возбуждения руками стягиваю с него эту ужасно мешающую куртку и заползаю пальчиками под край футболки. Из груди вырывается стон уже от одного только прикосновения к его рельефному голому торсу. От того, что я могу очертить пальчиками каждую впадинку, каждую ямочку. А осмелев, так и провести ногтями, оцарапывая и вышибая из мужской груди рваный выдох, который я тут же ловлю поцелуем. А когда его ладонь пробирается к моей груди, сжимая сквозь ткань топика, спина выгибается, и приходится до крови закусить губы, чтобы не издать протяжный и бесстыдный стон наслаждения. Мои пальцы путаются в его темных волосах, а затылок упирается в