Сквозь бездну - Вера Ковальчук

Через некоторое время входной полог чуть сдвинулся, и в шатре появился совершенно зелёный Ниршав с испугом в глазах. На меня он посмотрел с укором и в то же время вопросительно. Помощница мага подвела Ниша ко мне, усадила рядом, на тот же диван.

— Вот дерьмо, надеялся увернуться от этой обязанности, — прошептал он.

— Пусть господа будут любезны не употреблять бранные слова в одном помещении с роженицей, — потребовала женщина, делая страшные глаза.

— Сударыня не будет так любезна сказать, сможем ли мы чем-нибудь помочь? — поспешно спросил я.

— Нет. Нет необходимости. Всё идёт хорошо.

— Это — хорошо?! — я глазами показал на ширму, из-за которой неслись звуки, сравнимые со стенаниями раненого зверя.

— Да, — дама сурово поджала губы. — Это — хорошо. Неужто господин полагает, что привести в мир нового человека — легко? Это боль и страдания, мой господин, как и сама человеческая жизнь.

— Милочка, можно ли вина? А то, боюсь, мы тут с Сертом свихнёмся на пару.

— Я не буду пить.

— Да брось. Все мужчины в подобных случаях пьют. Тем более, ты ж не виновник всего этого. Виновнику сейчас хорошо, он в бою.

— Тоже нашёл «хорошее».

— Я б с ним поменялся. Война — дело обычное. А вот женские крики не выношу. Особенно долгие и громкие. Эх, и угораздило ж нас с тобой, а? — Я подумал, что Ниршав уже успел хлебнуть. Но нет, офицера пьянила растерянность и бравада, порождённая страхом.

Меня же словно в спину подтолкнула когда-то обретённая и, казалось, давно позабытая привычка подкалывать Кариншию в ответ на любое её скользкое замечание, ибо это было единственным способом вообще заставить её замолчать. Только вместо Кариншии рядом оказался Ниш.

— Да ладно, разве нельзя разок потерпеть — ради привилегий-то, которые даёт нам с тобой положение кое-чьих названых родственников.

Ниршав что-то неразличимо пробурчал, косясь на помощницу мага, торчащую поблизости. Явно выругался, а что ж ещё?

— Привилегии, конечно, привилегиями… Но без «потерпеть» тоже можно было б обойтись. Если б Аше прихватила с собой сестёр, мы б были избавлены от этой, мягко говоря, малоприятной обязанности.

— Думаю, вот уж кого, а свою среднюю сестру госпожа Солор тут видеть бы не захотела ни при каких обстоятельствах.

Лицо офицера приняло глубокомысленное выражение — должно быть, он не хуже меня был осведомлён об особенностях внутрисемейных отношений Аштии и Неги.

— Ну, есть же ещё младшая сестра. Аше могла бы прихватить сюда её.

— Госпожа Мирра Солор-Амержи в положении, — сказала горничная, ставя перед Ниршавом поднос с кувшином и кубком. — Её невозможно было бы везти в демонический мир.

— Аштия-то нашла возможность в таком же точно положении сюда тащиться, — не сдавался Ниршав. Впрочем, видно было, что спорит он уже из чистого упрямства.

— Решения такого рода за госпожу Мирру принимает сейчас семья Амержи. Супруг ни за что не отпустил бы её сюда. А госпожа Аштия — сама себе хозяйка. Может отправляться, куда ей заблагорассудится.

— Ниш, заткнись. Достал.

Минуты тянулись уныло и нервно, как нелюбимый школьный урок. Аштия за ширмой иногда протяжно, нечеловечески стонала, иногда срывалась на крик, потом снова затихала. Ниршав мрачно пил, я ждал, акушерки то спокойно расхаживали по шатру, то принимались бегать, суетиться, уговаривать роженицу непонятными словами непонятно на что. Привыкнув к характеру госпожи Солор, я всерьёз ждал вестовых с докладами, но ни один из них на пороге не появился, ни одной записки или таблички не передал.

Лишь тогда, когда ожидание стало уже совершенно невыносимым, а внутренние часы отсчитали, казалось, не одно столетие (реальные же наручные нахально свидетельствовали, что прошло только три полных часа), полог отодвинула рука, закованная в чёрный металл. Уже войдя в шатёр, Раджеф стащил шлем, устало повёл мокрой от пота головой. Он тоже был бледен, но не настолько, насколько Ниршав до того, как принялся пить. И явно очень устал.

— Помоги мне, будь добр, — произнёс Акшанта. Голос измождённый, движения и того пуще — понятное дело, мужик явно только-только из боя. Я поднялся, помог ему стащить латы и кольчугу. Подкольчужник он снял сам и остался в измятой, мокрой насквозь чёрной рубахе и штанах, местами заскорузлых от крови. Похоже, чужой. — Как она?

Я мог лишь руками развести, мол, не врач, не знаю.

— Господин Акшанта вовремя, — произнёс, появляясь из-за ширмы, маг-медик. — Скоро начнётся.

— Позволь воды?

Я поспешно подал ему стакан. Невозможно было не смотреть, как он пьёт — так же жадно и всеобъемлюще, как задыхающийся хватает редкие глотки воздуха. Он пил так, как цепляется за жизнь человек, узнавший, что такое близость неминуемой смерти. И я, наблюдающий за ним, ощутил с особенной ясностью, как это прекрасно — жить. Чувствовать. Есть и пить. Засыпать и просыпаться, осознавая в первые мгновения бодрствования свою свободу от боли.

— Пора, — произнёс за ширмой маг-медик. Это звучало как приговор, как приглашение на эшафот. Аштия закричала, почти завыла, протяжно, страшно. — Не кричи! Выпускай его, выпускай!

Вопль сменился таким задавленным воем, что мне стало ещё хуже. У Ниршава, так и вставшего с полным кубком в руке, дёргалась бровь. Раджеф был бледен, глаза неподвижны — и не поймёшь, от бессилия или от шока.

— Ну всё, всё, — захлопотали акушерки. — Пусть госпожа ещё немного потерпит.

Я ждал детского крика, но расслышал лишь вялый, прерывистый писк, и то не сразу. Что-то там делали за этой ширмой, одновременно обмениваясь фразами, смысла которых я с ходу понять не мог. Да и не хотел. Потом маг выглянул к нам, натирая руки какой-то новой пахучей мерзостью.

— Господа, прошу засвидетельствовать рождение дитя благородной крови, — и ширму сдвинули.

Аштию успели пристойно окутать свежей простынёй до плеч. Одна из акушерок держала на руках, укрытых белым полотенцем, крохотное тёмное тельце, больше напоминающее новорожденного щенка или котёнка, чем человека. Ниршав подтолкнул меня в плечо, и я шагнул поближе, мысленно надеясь, что меня не заставят брать младенца на руки.

Не заставили, слава всем богам, сколько их там имеется. Существо едва шевелилось, оно явно родилось живым, а значит, всё в порядке.

— Покажите мне мою дочь, — проговорила Аштия с таким трудом, словно даже вдох был для неё тягостен.

— Это не дочь, госпожа, — отозвался маг, поспешно обернувшись, и акушерка, словно по команде развернула к нам младенца той самой частью, которая единственная на этом этапе наглядно отличала мальчиков от девочек. Рядом уродливо торчало что-то ещё, я не сразу сообразил, что это остатки пуповины. — Госпожа произвела на свет сына.

Аштия приподнялась на локте, с усилием подалась вперёд.

— Сын? У меня родился сын?!

— Да, госпожа. Прекрасный здоровый мальчик. Госпожа взглянет?

Явно не веря своим глазам, женщина разглядывала младенца мужеска пола, только что вышедшего из её лона, и недоверие, изумление постепенно сменялись на её лице бешеной радостью. Счастье и восторг вмиг стёрли из черт усталость, отпечатавшуюся муку, истощение. Чуть отодвинув простыню, её светлость протянула к ребёнку руки, и того осторожно положили ей на живот.

— Сын! Сын!!! В семье Солор родился мальчик! — она перевела сияющие глаза на мужа. Тот смотрел на неё с нежностью. — У нас родился сын, Раджеф! Небо и истоки вод благословили наш брак! Конец проклятию Дома Солор: вот он, наследник нашего достояния и славы! — Аштия нежно гладила слабо дёргающее конечностями существо. — Я назову его Мирхатом, в честь деда. Пусть он будет на него похож.

— Ты славно потрудилась! — Обтерев руки влажным полотенцем, Раджеф получил разрешение подержать отпрыска. — Замечательный мальчишка!

«Ни фига себе, до чего она зациклена, — подумал я. — Неужели это уж настолько важно, чтоб первым всенепременно родился мальчишка? Странная… Она и без братьев отлично справляется с семьёй и прочими обязанностями… Я никогда не смогу этого понять».

Но видеть счастливое, по-настоящему счастливое лицо женщины было приятно. Это хорошо, когда с таким восторгом принимается входящий в мир человек. Кормилица осторожно забрала у Раджефа сына и унесла его пеленать, а возможно и сразу кормить. Муж, подступив к Аштии, на руках перенёс её с родильной кровати на обычную, уже приготовленную. В какой-то миг у меня перед глазами мелькнули кровавые пятна на белом, и я отвернулся.

Маг-медик тем временем расстелил на столе солидно выглядящую бумагу, явно из очень дорогих сортов, прочную, как пергамент. Глядя на меня с пристальностью школьного учителя, он объяснил, что это — документ о появлении на свет представителя семьи Солор, что я должен вот тут поставить отпечаток своего личного знака и тем засвидетельствовать рождение дитя благородной крови.