Тевтонский крест - Руслан Мельников

А потом с жутким треском сломались копейные древки. И вновь началась сеча.

Глава 63

Первое копье, направленное ему в грудь, Бурцев отклонил щитом сам. Под другое, оберегая воеводу, подставил свой щит Дмитрий. От страшного удара щит десятника тут же разлетелся в щепу. А из куявских рядов вынырнуло стальное жало третьего копья. Наконечник ударил в нагрудное зерцало русича. Новгородец не удержался в седле.

Бурцев видел, как Дмитрий взмахнул руками, как слетел с его головы под копыта коней шлем, как рухнуло наземь тело лучшего кулачного бойца татаро-монгольского войска.

Один за другим пали и новгородцы, прикрывавшие Бурцева. Возможно, лишь ценой их жизни ему удалось пробиться сквозь вражеские ряды. Не сбавляя темпа, Бурцев мчался дальше. И кричал в такт бешеной скачке:

— Ка-зи-мир! Ка-зи-мир!

Теперь железо крушило железо где-то позади. А впереди разворачивал коня куявский князь. Казимир заметил одинокого всадника. И узнал. И не счел нужным звать кого-либо на помощь.

Выкрик-команда — и небольшой отряд, охранявший Аделаиду, двинулся вслед за тевтонами. Сам же Казимир уже несся навстречу противнику. Длиннющее копье против короткой сабельки… Делайте ставки, господа!

Казимир на скаку демонстративно поигрывал тяжелым оружием, то приподнимая, то опуская наконечник. Князь давал понять, что с одинаковым успехом может нанести точный удар в грудь, горло или голову противника. И это не блеф, не турнирная хитрость. По стычке под Сродо, где Казимир вышиб его из седла, Бурцев знал, как лихо бьется копьем куявец. Но второго Сродо быть не должно.

Принимать вражеское копье на щит он не стал. Это не ринг и даже не драка в подворотне. Умение держать удар здесь не поможет. Такой удар не удержишь.

За секунду до сшибки Бурцев забросил щит за спину, резко пригнулся, перевалился влево и нырнул за лошадь, обхватывая седельную луку левой же рукой. Он висел на седле и стремени с отведенной назад саблей, мгновение — не больше. А больше и не требовалось.

Видимо, подобная джигитовка была в новинку князю. Казимир попытался достать уходящего от удара противника, но — поздно! Копье проткнуло воздух над степной лошадкой. И сразу же, будто из этого самого воздуха, Бурцев вновь возник в седле. И ударил наотмашь кривым клинком.

Сабля скрежетнула по стальной маске Казимирова коня, по кольчужному рукаву, по наплечнику и панцирю всадника. Доспехи выдержали. А вот сбруя — нет. Изогнутое лезвие, царапнув конскую шею, рассекло повод. Куявец пошатнулся. Но удержался в седле! Князь был отменным наездником.

Бурцев развернул лошадь для повторной атаки. Казимир замешкался: управлять конем одними ногами — не просто. Разгоряченное, пораненное и избавившееся от жесткой узды животное крутилось на месте. Оно чуяло свободу и боль и яростно мотало головой, отказываясь повиноваться. Всаднику приходилось тратить немало усилий, чтобы без повода совладать с собственным скакуном.

Тяжелое копье описывало бессмысленные круги. Наконечник то нырял вниз, то задирался верх. Возможности повторить копейный таран у куявца не было. В сердцах Казимир отбросил бесполезное оружие, потянул из седельных ножен длинный меч. Кое-как сдерживая гарцующего коня, он ждал нападения.

И Бурцев напал. Не пронесся наскоком мимо ради одного-двух поспешных ударов, а полез в драку по-настоящему. Его лошадка врезалась в коня Казимира. Однако опрокинуть противника с ходу не удалось. У легконогой кобылки и массивного рыцарского коняги все же разные весовые категории. Оскалив зубы, травоядные сцепились похлеще хищников. Всадники — тоже.

Казимир, привстав на стремена, первым нанес удар — прямой сверху вниз, переходящий в рубящий наискось. Если бы не плясавший под князем конь, этот первый выпад стал бы и последним. Но тяжелое лезвие обрушилось не в щель между щитом и шлемом, а на щит и шлем.

Нич-ч-чего себе! Теперь уже Бурцеву пришлось приложить все силы, чтобы удержаться в седле. Ощущение такое, будто шарахнули кувалдой. Мечом Казимир владеет не хуже, чем копьем. В продолжительной схватке князь наверняка одолеет менее опытного противника, даже сидя на неуправляемом коне. Значит, с этим делом нужно кончать как можно скорее.

Казимир, сжав ногами конские бока, заставил животное взять вправо. Левая рука князя бросила разрубленный повод и вцепилась в гриву, правая снова поднимала увесистый клинок.

Бурцев тоже взмахнул рукой. Да, его сабля была короче, но зато легче рыцарского меча. Ею можно орудовать быстрее — быстрее поднимать и опускать. Рубить с оттягом. И поднимать снова.

Прежде чем Казимир вновь обрушил на него свой обоюдоострый лом, Бурцев успел нанести два рубящих удара, целя в голову и шею. На пальцы левой руки князя по-прежнему была намотана конская грива. Все верно — падение с коня означало смерть, но и прикрыться щитом в такой ситуации Казимир не мог. А потому…

Бум-ш! Бум-ш! — хищно блеснул на солнце кривой клинок. Шлем-горшок качнулся из стороны в сторону. Китайский болванчик, да и только!

Казимир ударил в ответ, но рука его уже разила не точно. Меч князя разрубил воздух.

Еще два удара саблей. Наотмашь! Да со всей дури! И опять — в голову.

С ведрообразного шлема полетели сбитые рога. Куявец пошатнулся. Свое оружие он теперь поднимал медленней. Щит по-прежнему болтался бесполезным грузом — о геральдического льва и орла бились бляхи разрубленной узды.

И вновь меч куявца не достиг цели. А Бурцев успел ударить трижды. Легко увернулся от ответного выпада. И ринулся в очередную атаку.

Бум-ш! Бум-ш! Бумш-ш! Бум-ш!

Рубил ненавистное ведро он, уже не думая о защите. Рубил яростно и без жалости. Так, словно опять разгонял дубинкой сборище бритоголовых отморозков в Нижнем парке.

Бум-ш! Бум-ш! Бум-ш!

Сабля плясала будто живая. Била в глухой шлем, как в колокол, отскакивала от металла и била снова.

Казимир попытался отмахнуться мечом. Вышло неловко и совсем-совсем неубедительно. Именно так ведут себя на ринге бойцы, близкие к нокауту. Еще стоящие на ногах, но уже потерявшие ориентацию в пространстве, а главное — утратившие веру в победу.

Бум-ш! Бум-ш!

Куявский князь выронил меч.

Бурцев нанес еще три или четыре удара, прежде чем Казимир пополз с седла. Уже падающему куявцу он добавил от души — по подставленному прямо под саблю затылку.

Многострадальный шлем наконец лопнул. Кривой клинок сломался. С обломка в руке Бурцева капала кровь.

Неожиданная смерть князя ошеломила и куявцев, и орденских рыцарей. Все они смотрели сейчас на всадника, возвышавшегося над неподвижным телом Казимира. Обернулась и Аделаида.

— Вацлав! — донесся ее призывный крик.

На малопольскую княжну, казалось, никто сейчас не обращал внимания. Куявцы выстраивались в линию — немедленно атаковать Бурцева. В построении растерявшихся тевтонов тоже образовалась изрядная брешь. Самое время!

— Беги! — крикнул Бурцев по-польски. — Беги! Девушка поняла все правильно. Развернула лошадь и…

Рука в железной перчатке вцепилась в повод. Магистр Конрад! Перехваченное животное взвилось на дыбы, но Конрад Тюрингский — не из тех, кто выпускает захваченную однажды добычу. Почуяв сильную хватку, лошадь княжны покорно опустила голову.

Магистр что-то пролаял. Тевтонские рыцари сомкнули ряды вокруг пленницы, куявцы нехотя пристроились им в хвост.

Бурцев сорвался в галоп. Догнать! Главное догнать, а там видно будет!

Магистр отдал еще одну команду. Два стрелка из его свиты подняли заряженные арбалеты.

Первый болт вонзился в щит, на второй напоролась лошадь. Лишь по чистой случайности, упав на полном скаку, Бурцев не переломал кости.

Когда он поднялся на ноги, позади шумела битва, а отступающие тевтоны и с десяток куявских всадников были слишком далеко. Эскорт крестоносцев выстроил непроницаемую «коробочку». Пленница ехала рядом с магистром. Конрад Тюрингский собственноручно держал повод ее лошади. И наверное, уже прикидывал, за кого теперь, после смерти Казимира, можно отдать замуж дочь Лешко Белого.

Эх, уйдут ведь! В Легницу уйдут!

— Бе-ги! Бе-ги! — кричал Бурцев, в отчаянии потрясая кулаками. Кричал, потеряв надежду. Кричал, потому что ничего другого больше ему не оставалось. Кричал, хоть и понимал, что нет уже у Аделаиды ни малейшего шанса вырваться из тевтонского плена. Нет возможности даже услышать его.

— Бе-ги!

Зато его услышали другие.

— Бегите! Спасайтесь! — донеслось откуда-то сзади.

Кричали… да, кричали поляки! Куявцы, сдерживавшие напор русско-татарской дружины, дрогнули. Оглянувшись на вопли Бурцева, воины Казимира увидели страшное — своего поверженного князя и отступавших тевтонов. Разумеется, подобное зрелище не способствовало укреплению боевого духа.

— Бегите! — в панике орали друг другу оставшиеся без предводителя бойцы Казимира.

А паника — штука заразная.