Узор Судьбы (СИ) - Джулс Бичем

   Девушка шагала по дороге, медленно переходящей из асфальтового полотна в мощенную камнем ленту. Дома, тянущиеся вдоль неё, становились всё меньше и невзрачнее, словно они приближались к окраине городка. Кэйлаш на секунду остановилась, явно испытывая замешательство. Гай не стал подталкивать её к действиям, он и так был уверен, что происшедшее с её отцом убедило Кэйлаш. На самом деле Гай и пальцем не пошевелил, у старого врача были проблемы со здоровьем, так что его внезапное недомогание пришлось как нельзя вовремя.

   Наконец Кэйлаш сдвинулась с места и направилась дальше по дороге, вдоль всё более старых и обветшавших домов. Она шла с таким видом, словно впереди её ожидала схватка с чудищем. Когда она неожиданно остановилась напротив пустыря, поросшего высокой травой, Гай испытал некоторое недоумение. Он смотрел на участок, на котором некогда стояло какое-то строение, и на Кэйлаш, ощущая поднимающееся волной раздражение. Куда она пришла?

   Кэйлаш сделала несколько шагов, вплотную подойдя к пустырю. Сжатые в одну линию губы подчеркивали упрямое выражение, застывшее на её лице, и Гай, не выдержав, позволил себе заглянуть в её мысли. Они были настолько черны, и настолько полны мертвенной пустотой, что он неожиданно ощутил, что они заставляют его самого испытывать боль. Словно кто-то хорошенько ударил его в солнечное сплетение. Эта боль не приносила прежнего удовлетворения, а напротив - причиняла дискомфорт, словно резко разболелась голова. Гай был озадачен, разозлен и сбит с толку.

   - Куда ты пришла? - Потребовал он объяснения. Он всё еще был в её мыслях, и, казалось, что его сила тонет в том, что их наполняло.

   - Это место пугает меня больше всего, - ответила Кэйлаш ему.

   - Что произошло здесь? Расскажи! - потребовал он, продолжая бороться с тем, что словно иссушало его силы капля за каплей. Если так продлится и дальше, ему придется ухватиться за деревянную ограду, чтобы не потерять равновесия, и перестать быть незаметным. Кто она? В ней не было ни капли магии, но при этом, то, что она несла в себе, разрушало его. И это привело Гая в ещё большее бешенство, заставляя считать её собственным врагом номер один.

   - Ты вроде находишься в моих мозгах, - медленно произнесла Кэйлаш вслух, - значит, можешь и сам всё увидеть.

   Он ухмыльнулся, соглашаясь на мгновение с ней, и нырнул в омут её воспоминаний. Когда они обрушились на него, Гай подумал, что ад сорвался с цепи. Он погружался в темное озеро полное кружащих образов, говорящих, страдающих, и их слова то сливались в гул, то звучали разными голосами. Казалось, что страдания и мрака в этом омуте было больше всего. Гай тонул в водовороте воспоминаний, и чем глубже он погружался, тем более четким становилось всё вокруг.

   Он завис где-то на неопределенной глубине, в полной темноте, когда перед ним замерцал тусклый свет. Сперва появилась уменьшенная копия Кэйлаш, стоящая на снегу у фонаря, не освещающего ровным счетом ничего. Он смотрел на маленькую Кэйлаш, кутающуюся в теплую куртку, и ощущал все её мысли. Такие мысли не подходили девочке потому, что в них были только смятение, надежда и боль - словно ребенка предали, и ему было больно настолько, насколько это можно было представить. Девочка надеялась, что её горе не останется только с ней, его не только разделят, но и удержат на краю от падения в пропасть неизвестности и пустоты. Гай видел, как она говорила с кем-то, но не слышал слов. Он мог только наблюдать за выражением её лица, и оно затрагивало что-то непонятное в нём. Он никогда не испытывал нежных и, подобных им, глупых эмоций, но мог четко сказать, что ни один ребенок не должен быть таким потерянным и одиноким. Даже его извращенное видение мира не могло принять такого. Он смотрел на то, как кто-то подошел к ней, и девочка обрадовалась так, будто этот человек и был её надеждой. А затем мир девочки взорвался осколками, сталкивая её в пропасть, и тот, на кого она надеялась, не протянул ей руки. Напротив, Гай мог предположить, что именно он и сделал шаг, приблизивший её к падению. Каждая из картин словно вгрызалась в его собственный разум, и боль больше не была желанной. А затем его опять подхватил водоворот тьмы, который выкинул Гая наружу, заставляя ощущать себя так, будто его избили. Он никогда не проигрывал, но то выбралось из закоулков души Кэйлаш, оказалось чем-то, с чем он не мог справиться.

   Кэйлаш молчала, и Гай внезапно понял, что она так же погружена в воспоминания. Именно это место, а не лес, в котором на неё напали, и было тем, что её пугало больше всего. Потому, что именно отсюда начался путь её саморазрушения, который и создал ту Кэйлаш, которой она была сейчас. Персональное преддверие ада.

   - Отлично, - произнёс голос в голове Джил, но звучал он так далеко, что она почти не слышала его и не придала ему значения, погруженная в нахлынувшие воспоминания, - я доволен.

   "Катись к черту", - устало отозвалась она. Несмотря на то, что ей приходилось смотреть на разрушенный дом, в котором когда-то жил Райз, и невольно вспоминать шаг за шагом вечер, разрушивший их безоблачную дружбу, эти воспоминания не были прежними. Да, они причиняли, как и раньше, боль, но она словно становилась не такой острой, будто стала примиряться с прошлым. Высокая трава почти полностью закрыла развалины, деревянный дом медленно оседал, разрушался и через десять лет от места, где жил Райз, не осталось и следа. Словно природа решила стереть со своего лица то, что было полно несправедливости и зла. И Джил подумала, что её присутствие здесь тоже было правильным. Как и сказал ей тот странный священник в городе, она начала брать прошлое с собой. И оно действительно оказалось не таким жутким, каким казалось тогда, когда она пыталась убежать от него.

   Глава 18

   Аноэль сидел у камина, тихо поедавшего очередную порцию дров. Несмотря на теплую погоду, он сидел почти у огня и смотрел на его языки, танцующие на плашках. Камин, излучающий тепло, успокаивал и заставлял подниматься из глубин его мутной памяти какие-то смутные обрывки. Тишина и покой, внушаемый созерцанием огня, пробуждали их. Аноэль ощущал их движения, как непонятные движения в глубокой, мутной воде, не имеющие очертаний и формы. Словно он играл в прятки с собственной памятью в густом тумане.

   Он задумчиво крутил данное ему Господином Хедрунгом кольцо. Неприметный ободок оставался всегда теплым, словно тепло шло изнутри него, согревая пальцы. Его самовольный поход в другой мир не прошел даром, и теперь Аноэль всё чаще ощущал себя как-то потеряно, словно он находился не на своем месте. Выпивка и развлечения будто потеряли прежний вкус, и Аноэль пробовал ввязываться в драки и схватки, будто кроме массы бумажных дел Гая он ещё и взялся за его профессиональные обязанности. Но даже адреналин не мог заглушить неясное беспокойство, которое всё чаще поднимало голову, угрожая стать постоянным спутником Аноэля. Он ощущал себя слишком нервно и проводил всё больше времени в тишине и одиночестве, при этом ужасаясь перспективе стать похожим на Гая. Либо он поймет, что его тревожит, либо оно продолжит беспокоить его, как больной зуб.