Яблоко Купидона (сборник) - Ольга Крючкова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Доброго здоровья, барыня! Как спалось?
Увидев бледное лицо своей хозяйки и слегка опухшие от слез глаза, добавила:
– Вы опять по Василию убивались?
Арина кивнула, решив, опустить вечерние неприятные подробности.
– Глаша… Меня обокрали. Пока выяснила, что нет столового серебра…
Глаша замерла с тряпкой в руке:
– Господи, как же так? Что воры залезли? А вы сами-то, испугались?
– Нет, Глаша, воров не было. Это Варвара украла. Она сбежала, думаю, что вчера вечером.
– Ой, барыня, беда-то какая! Надо срочно в полицию сообщить, она мне сразу не понравилась… Вы, наверное, и не завтракали.
Арина отрицательно покачала головой.
– Сделай мне горячего шоколаду с эклером.
– Сию минуту…
Арина сидела в зале кондитерской, пила горячий шоколад, и смотрела на эклер – аппетита не было, идти в полицию до смерти не хотелось. Дверь кондитерской распахнулась, колокольчик зазвенел, вошел мальчуган лет десяти.
– Барышня, мне бы Арину Даниловну найти!
Арина встрепенулась:
– Это я… А что случилось?
Мальчуган подошел к ней и протянул вчетверо сложенный лист бумаги.
– Вот, письмо вам.
Арина схватила его с нетерпением и быстро развернула:
«Милая Арина Даниловна! Ариша! Я нахожусь в больнице, что на Сокольнической слободе. Несколько дней пролежал без сознания. Вот попросил написать сиделку: у меня все в порядке, не волнуйся. Прошу сообщи об этом отцу: Олений вал, дом мещанина Гвоздина.
Люблю, скучаю, умоляю прийти.
Лежу в хирургии, палата № 4»
Арина, не веря глазам, прослезилась и поцеловала письмо.
– Барыня, вы, наверное, вести добрые получили? – поинтересовался мальчуган.
– Да, самые добрые! А ты не откажешься выпить чаю с пирожными? Какие бы ты хотел?
Мальчик растерялся, его мать работала сиделкой в больнице, получала немного и пирожными его не баловала.
– Не знаю, наверно, сладкие…
– Глафира! Сделай мальчику тех сладостей, каких он захочет. Иди к прилавку…
Арина подтолкнула робкого мальчугана, совершенно забыв, что ее обокрали и предали. Она сияла от счастья.
– Арина Даниловна, чего это вы прочитали? Уж не счета ли от фабриканта Волкова вас так порадовали? – поинтересовалась Глафира.
Арина протянула ей письмо, та же быстро пробежала его глазами:
– Вот видите, все образуется. Вы идите, я сама в кондитерской управлюсь, да, вам собрать надо чего-нибудь с собой, поди, в больницах круассанами не кормят.
* * *Арина, собрав узелок с передачей для Василия, отправилась на Сокольническую слободу, в больницу. Здание из красного кирпича выглядело обшарпанным, ведь больница строилась почитай пятьдесят лет назад московским градоначальником графом Александром Шуваловым. Что и говорить, граф Шувалов, как человек просвещенный для своего времени для города сделал нимало: сам не воровал и подчиненным свом не давал, построил множество больниц, общественных библиотек, приютов и домов престарелых. Именно при его правлении на Рубцово-дворцовой улице, что близ Стромынки, заложили Храм Вознесения Христова.
Но время шло и все менялось, имя Александра Шувалова, забылось: кто ж его знает, какой градоначальник правил Москвой полвека назад! Однако осталась больница на Сокольнической слободе, где в хирургии с перевязанной головой лежал в палате № 4 Василий Еленский.
Арина зашла в больничные ворота, к ней подошел дворник, он же местный страж порядка, и поинтересовался:
– Куда, барышня?
– К жениху, в хирургию.
– Держитесь правее, там увидите зеленое крылечко, вот вам прямо туда, – наставлял дворник.
Арина поблагодарила доброго стража и пошла так, как он сказал. Пройдя через зеленое крылечко и, войдя в здание, она прочитала надпись, сделанную красной краской на стене: хирургия. При входе сидела старенькая нянечка, которая также поинтересовалась: куда и зачем?
– А так вы к тому сердешному художнику, которого подобрали на набережной с разбитой головой, – прошамкала старушка. – Помню, рано утром его привезли: весь в крови, думали – не выживет… Ан ничего! Живучий твой жених-то оказался. У хирурга бумаги вчера попросил: и марает ее без конца, все сказочных чудищ рисует, и складно так получается, – рассказывала без умолку добродушная нянечка, провожая Арину до палаты.
Арина увидела дверь, выкрашенную еще во времена Шувалова белой краской, и номер «четыре».
– Спасибо, – она сунула нянечке пятьдесят копеек.
Та посмотрела на монетку, поклонилась и пошаркала обратно на свой пост.
Арина приоткрыла дверь и робко заглянула внутрь. Палата была переполнена, пять больных с различными увечьями лежали на кроватях, лишь один сидел и смотрел в одну точку. Девушка растерялась: где же Василий? Все в одинаковых больничных пижамах, перевязанные, перебинтованные были похожи друг на друга. Она решилась войти, иначе Василия ей не найти. Когда она очутилась в палате, то сразу же стала объектом повышенного внимания, любопытные взгляды, как по команде, дружно устремились на статную красивую барышню. С кровати, что стояла у окна, раздался знакомый голос:
– Арина Даниловна! Я здесь…
Арина увидела Василия – в полосатой пижаме, бледного, с перевязанной головой. Она тут же устремилась к нему, к глазам подступили слезы и, она не выдержав, разрыдалась.
– Василий Иннокент… – плакала она, проглатывая слова, – как вы меня напугали. И батюшка ваш приходил…
Василий с обожанием смотрел на девушку, она же утиралась платком, сидя на краешке кровати.
– Вот ваши любимые круассаны, Глафира собрала, и просила пожелать скорейшего выздоровления, – она высморкалась, и попыталась придать голосу немного бодрости. – Ну, как вы здесь? Как доктора?
– Доктора хорошие. Сказали, что мне повезло, видать, не судьба была умереть. А так сами видите – тяжко здесь, – он показал глазами на увечных, что лежали на соседних кроватях. – Как только очнулся, сразу же пришел полицейский из участка, я ему все рассказал… Да разве найдут они грабителей. И извозчик с ними был заодно.
Арина встрепенулась:
– Да, да. И я об этом тоже подумала. А вы его запомнили?
– Нет, Арина Даниловна, я все больше на вас смотрел, любовался вашей красотой, не до извозчика было. А вы запомнили?
– Нет… Я тоже любовалась, – робко призналась Арина, – вами…
Василий попытался улыбнуться, и взял за руку девушку.
– Это счастье, что я жив и вновь вижу вас. Мы не должны расставаться… Вы понимаете меня?
– Да… Я читала вашу записку, вы написали: люблю, скучаю, умоляю прийти.
– Написанное – истинная правда: я вас люблю и умоляю быть моей, – неожиданно для себя признался Василий.
