Царевич Алексей - Николай Павленко

Кроме того, Досифей сделал еще одно важное признание: оказывается, он был знаком с Глебовым, хотя не считал это знакомство близким: «Со Степаном Глебовым у меня крайнего знакомства и любви не бывало, и как был в Спасском Ефимьеве монастыре архимандритом, Степан приезживал в тот монастырь с бывшею царицею ночью, петь велевали всенощные и моленье, и ко мне в келью Степан хаживал; однажды с бывшею царицею у меня в келье и ужинали».

Следователей, однако, не удовлетворили показания Досифея, они рассчитывали развязать ему язык в застенке. Но подвергать пытке священнослужителей всех рангов запрещалось, а потому прежде, чем пытать, надлежало лишить Досифея сана. «И по тем расспросам во многом подлежит его, епископа, спрашивать и давать очные ставки, — говорилось в выписке Тайного приказа. — А понеже он архиерейского сана, того ради, видя его помянутые и прочие непотребные дела, надлежит его обнажить от архиерейского сана соборне».

При Петре лишение архиерейского сана не встречало затруднений со стороны церкви, которая постепенно превращалась в часть правительственного механизма, послушно выполнявшего волю государя. Процедура лишения сана «соборне» облегчалась еще и тем, что все архиереи были вызваны царем в Москву для суда над царевичем Алексеем.

27 февраля состоялось решение собора: «Сию выписку слушали соборне преосвященные архиереи Российские и Греческие и по своему разсуждению судили повинна быти ростовского епископа Досифея и достойна извержения от архиерейского сана». Отныне епископ Досифей превратился в расстригу Демида и подлежал светскому суду, как и прочие колодники. Выслушав приговор, подписанный Стефаном Яворским, митрополитом Рязанским, а также митрополитом Воронежским и другими иерархами, русскими и греческими, бывший ростовский владыка в сердцах произнес: «Только я один в сем деле попался. Посмотрите, и у вас что на сердцах? Позвольте пустить уши в народ, что в народе говорят: а на имя не скажу».

С арестом Досифея произошла любопытная история — узника взял под защиту Меншиков, обратившийся к царице Екатерине Алексеевне с просьбой, чтобы та ходатайствовала перед царем о его освобождении. Когда же выяснилась вина Досифея, князь поспешил повиниться перед царем в своем неуместном милосердии: «О бывшем Ростовском архиерее, который ныне чрез свои вместо благих злые дела отличился, я всемилостивейшую государыню царицу, мать нашу, просил не иной какой ради причины, точию слыша об нем, что он был надлежащий искусный монах, паче же за ваше и дражайших детей ваших молитвы, а самого его, какого он состояния и обхождения, не знал и персонально нигде не видывал, за что свидетельствуюсь Богом. Всемилостивейшее извольте разсудить, как я только об нем (которой не точию такое бесчеловечное злое дело, но и ни малой к светским делам охоты, как об нем везде относилось, не имел, кроме того, что весьма благоискусным человеком признавай) помыслить мог, однако ж я в том, что за него предстательствовал, прошу всемилостивейшего прощения. А оный что злыми своими делами чинил; за то и приемлет воздаяние».

5 и 6 марта расстрига Демид подвергся пыткам: ему было дано 25, а затем 15 ударов. Пытки ненамного расширили перечень преступных действий и умыслов бывшего ростовского епископа. Так, Досифей ранее утверждал, что у него не было «крайнего знакомства» с Глебовым, а в застенке сознался, что когда он был архимандритом в Спасском монастыре, то Глебов «в тот монастырь приезживал, и он, Досифей, к нему на Московский двор приезживал же», а иногда выполнял обязанность курьера, доставляя письма от бывшей царицы к ее брату Авраму Лопухину и самому Степану Глебову, и последний много раз спрашивал у Досифея, будет ли Евдокия Лопухина царицей, и всегда получал положительный ответ.

Во время обыска у царевны Марьи Алексеевны было обнаружено несколько писем Досифея, среди которых одно написано было условным языком, понятным лишь для корреспондента. Каждая фраза требовала расшифровки. Под пыткой Досифей показал, что имелось в виду. Приведем несколько примеров.

В письме написано: «А я про Павла (сына Петра. — Н. П.) давно ведал, что уже был, да нет. Чаю, что и отец Павлов свершится».

В расспросе Демид пояснил, как следует понимать эту фразу: «То де писал он царевне о государе, что слышал он от святых, что государь скоро умрет. А про царевича Павла, будто ему сказывали святые ж, что он умер; и то он все лгал, утешая царевну, а он про смерть царевича Павла сведал только чрез письмо царевнино».

В письме: «Много вопиющих: Господи, мсти и дай совершение и делу конец».

В расспросе: «То де он написал, что желает государю смертного конца. И якобы и все того с ним мнения, о чем и с нею, царевною, говаривал».

В письме: «О посещении пустынных ныне прошу твоего государского разсуждения, что творити, каково бы на себя им наречение не учинить, а утаитися нельзя».

В расспросе: «Писал он, велит ли царевна ехать к бывшей царице. А ему не хотелось ехать для того, что тайно ему ехать нельзя, а явно, чтоб себе и бывшей царице подозрение не учинить».

В письме: «Аз, да аз, да живете в кругу» (буквы кириллического алфавита).

В расспросе: «Значит, Авдотья жива, бывшая царица»; и т. д.

Следствие интересовали причины, по которым епископ Досифей и другие лица поддерживали бывшую царицу. Судя по ответу, ростовский владыка руководствовался в первую очередь меркантильными соображениями: «Да он же, расстрига Демид, спрашивай, для чего они желали царскому величеству смерти? И он сказал: желали для того, чтоб быть царевичу Алексею Петровичу на царстве, и было бы народу легче и строение С.-Питербурха умалилось и престало. А царевна б Марья ево, царевича, в правительстве не оставила, также и бывшая царица. А он бы (епископ Досифей. — Н. П.) был у них в милости».

О духовной близости и общности взглядов Досифея и царевны Марии Алексеевны свидетельствует и содержание их бесед. После церемонии принятия присяги царевичу Петру Петровичу между ними состоялся примечательный разговор, смысл которого «рострига Демид» передал так: «Напрасно государь так сделал, что большого сына отставил, а меньшого произвел, — говорила царевна, — он только двух лет, а тот уже в возрасте». Мария Алексеевна от таких слов отказалась, признав только, что произнесла: «Царство его и дети его, как он хочет». После присяги Досифей сообщил царевне: «Крест целовал царевичу Петру Петровичу». Царевна отвечала: «Дивно, что брат то учинил, и напрасно произвел меньшого, а большего отставил». От этих слов царевна отрекаться не стала.

О встречах царевны с епископом после двух пыток рассказал ее певчий Федор Журавский: «Епископ Досифей приезжал к царевне Марии не по одно время и сказывал, что видел многие видения. Государь скоро умрет и будет смущение; сказывал времена; а как они проходили и удивленная царевна с сожалением спрашивала, для чего не сделалось, Досифей сказывал другие времена; также предвещал, что государь возьмет бывшую царицу и будут у них два детища, чего царевна желала».