Стругацкие. Материалы к исследованию: письма, рабочие дневники, 1985-1991 - Светлана Бондаренко

В-четвертых, многие из вас спрашивают, где и как можно приобрести наши произведения. (Один читатель из подмосковного Голицына с завидным прямодушием пишет: «Очень хочу иметь все ваши произведения. Ведь не успели еще их раздарить друзьям?») На такие вопросы мы ответить не в состоянии. Тут и нам самим иногда приходится нелегко. Например, чтобы выбить из издательства «Азернешр» (Баку) хотя бы десяток экземпляров вышедшей там нашей книги, пришлось обращаться в ЦК Компартии Азербайджана.

Далее, не станем мы отвечать и на вопросы, что мы думаем о летающих тарелках и о прочей жизни на Марсе, потому что мы свое давно уже отдумали, а теперь думайте вы сами, и пусть вам будет от этого много пользы и удовольствия.

И, наконец, воздержимся мы и от высказываний по поводу ваших оценок нашей скромной работы. Это было бы делом неблагодарным. Посудите сами. Офицер запаса из Иркутска полагает все у нас превосходным и только «Улитку на склоне» и «Сказку о Тройке» считает произведениями, недостойными таланта нашего и чуть ли не порочными. Санитарный врач из Тувы доволен у нас всем, а особенно — «Улиткой». А ученик из физматшколы в Ленинграде без обиняков заявляет, что «Улитка» есть единственное наше произведение, которое стоит читать. Или вот шофер из Рязани превозносит фильм «Сталкер» как чуть ли не вершину кинофантастики, ленинградский слесарь-монтажник определяет «Сталкера» как неудачу по всем статьям. Или, например, член КЛФ «Алькор» (Омск): «Окончание вашей повести „Волны гасят ветер“ выглядит скомканным. Почему?» Да откуда нам знать — почему? Может, оно, это окончание, только выглядит скомканным? А может, оно не выглядит, а действительно скомкано? А то и еще чище: один ленинградец с набережной Фонтанки выражает мнение, будто мы — писсимисты. Выражает трижды на одной страничке. А мы с раннего детства этим не грешили, честное слово…

Вот такие ограничения.

И еще одно принципиального характера условие. Ваши вопросы адресованы нам. Естественно, и отвечаем на них — мы. Отвечаем — в меру своего понимания взаимовлияний литературы и жизни, сообразуясь с собственными пристрастиями, коих не навязываем ни редакции «Уральского следопыта», ни читателям журнала.

Теперь, благословясь, приступим.

<…>

13 апреля на очередном заседании ленинградского семинара писателей-фантастов БН делает обстоятельный доклад, в котором рассказывает об истории написания УНС. Позднее этот материал был опубликован в фэнзине «Сизиф», а еще позже частью его БН воспользовался, когда писал для собрания сочинений «Комментарии к пройденному», поэтому приведем из него лишь выдержки.

Может возникнуть вопрос, почему я взял именно «Улитку…». Ну, во-первых, «Улитка…» — это повесть необычная для нас, стоящая особняком. Повесть, которая явилась определенным тупиком, повесть, повторить которую оказалось невозможным и которая, вероятно, не нуждается в повторении. В этом смысле она необычна. Во-вторых, «Улитка…» — повесть, необычная по методике ее написания. Вообще говоря, всякий человек, который написал в своей жизни хотя бы двадцать авторских листов, знает, что существует всего две методики написания фантастических романов. Методика номер один — это работа от концепции. Вы берете откуда-то, высасываете из пальца, эвристически подходите к какой-то концепции, к какой-то теореме, к некоей формулировке, которая касается свойств общества, мира, Вселенной, а затем создаете ситуацию, которая наилучшим образом демонстрирует эту самую концепцию. Второй путь, сами понимаете, обратный. Вы отталкиваетесь от ситуации, которая почему-то поражает ваше воображение, и, исходя из этой ситуации, создаете мир, одной из граней коего обязательно будет определенная концепция. Если ситуация интересная, полная, захватывает большие куски мира, то рано или поздно откуда-то выделится концепция и станет если не стержнем вещи, то, во всяком случае, значительной, важной его частью.

Ну, чтобы не говорить голословно… Характерный пример повести, которая возникла из ситуации, это «Далекая Радуга». Вот возникла совершенно не новая, заметьте, очень старая ситуация — катастрофа, да, человечество гибнет, то есть маленькая часть человечества, но гибнет целиком — как ведут себя люди в этой ситуации? Сама по себе ситуация породила все остальное: там появились потом концепции, связанные со свойствами коммунистического общества, там… появились, ну… образы, появились люди, появились приключения, все что угодно. Возникло все. Из ситуации. Второй пример, противоположного типа — это, скажем, «Хищные вещи века». Там все возникло из концепции, из представления о том тупике, в который попадет человеческое общество, если оно будет развиваться по тому пути, по которому оно развивается сейчас. Если мы не научимся делать так, чтобы большинство, пусть не все, но хотя бы большинство людей находили счастье в удовлетворении духовных потребностей, то мы влезем вот в тот тупик, который в конце концов был описан нами в «Хищных вещах века». Началось все с концепции, с определенного представления о ходе человеческого развития, и на базе этой концепции была построена ситуация, целый мир, люди, детектив, все что угодно.

Хотя мне кажется, что управлять методикой нельзя. Нельзя поставить задачу: вот теперь напишу-ка я концептуальную повесть и придумаю-ка я концепцию. Нельзя придумать концепцию, она приходит откуда-то, из разговоров и споров, из книг — она откуда-то приходит, и тогда, если она возникла, если она содержательна, вы рождаете из нее ситуацию. То же самое — с ситуацией…

«Улитка на склоне» в этом плане тоже представляет определенный интерес. Потому что эта повесть, если угодно, третьего типа. Это повесть кризисная. Не знаю, все ли присутствующие знакомы с таким, достаточно жутким, явлением в жизни каждого автора — состоянием кризиса. Когда автор мечется между концепцией и ситуацией, не понимая, что выбрать за основу. Сначала ему нравится концепция, но из этой концепции не получается интересной ситуации. Когда же он находит интересную ситуацию, он не видит в ней никакой концепции, а просто там какое-то развлеченчество… И вот он мечется между двумя этими фундаментальными методиками, как тот самый господь бог, которого спросили, может ли он создать камень, который сам же не сможет поднять. Автор начинает «зуммерить» — и это кризис. Это очень болезненно и неприятно для него. Это делает написание произведения похожим на самые обыкновенные роды. А опыт показывает, что чем мучительнее «роды», тем любопытнее получается результат. Так вот, «Улитка…» — вещь кризисная, и этим она отличается от упомянутых выше «Далекой Радуги» и «Хищных вещей века», которые, в общем, родились благополучно, у них была легкая судьба, родились они легко, спокойно. Требовалось только трудолюбие и не требовалось какой-то жуткой эмоциональной потогонии, если можно так выразиться. Итак, «Улитка на склоне»…