Полет бабочки. Восстановить стертое - Татьяна Рябинина

— Подумай хорошенько, Инна — твой единственный шанс. Если ты вернешься в Питер, она и только она может подтвердить, что ты действительно Марина Слободина. И тогда ты получишь документы. Конечно, это все с большим скрипом будет происходить, но другого пути нет. Можешь ты это понять?

Я понимала. Прекрасно понимала.

Поехать. Получить новый паспорт. Вернуться сюда, разменять квартиру и как-нибудь жить дальше. Хотя… Стоп!

— Почему я для этого должна ехать в Петербург? — спросила я. — Ведь я была прописана здесь. Значит, и документы восстанавливать должна здесь, в Сочи.

— Во-первых, — тяжело вздохнул Денис, — Инна не может приехать сюда. Я уже сказал, она беременна, беременность тяжелая. А во-вторых, несчастный случай с тобой произошел в Петербурге. Значит, там в милиции тебе должны дать какие-то бумаги по этому поводу. Ну откуда я знаю, я не юрист, в конце концов. Инна тебя официально опознает, тебе дадут какую-нибудь справку, в больнице, наверно, тоже.

Я продолжала колебаться. Действительно ведь, единственный шанс. Надеяться на то, что я вспомню, как говорил питерский мент, что-то основательное, дающее возможность идентифицировать мою личность, — не приходится. Могу так никогда и не вспомнить. А тут есть человек, не просто человек, а двоюродная сестра, которая готова официально подтвердить, что я — это я.

Марина Слободина.

А если я не хочу быть Мариной Слободиной?

Что за глупости! Хочу, не хочу. Куда деваться-то? Бомжевать всю оставшуюся жизнь? Ведь не могу же я просто заявиться в милицию и сказать: «Здравствуйте, люди добрые. Я вспомнила, я — Марина Сергеевна Слободина, дайте мне скорее новые документы». А мне в ответ: «А чем докажешь?» И ничем я не докажу. Вот если б я была преступницей, меня хоть по отпечаткам пальцев опознали бы. Но если б это было так, меня опознали бы уже в Питере, банк данных-то по стране единый.

Денис с интересом наблюдал за мной. Похоже, первый шок от моего вида у него прошел, во всяком случае, первоначального отвращения на его лице уже не наблюдалось.

— Марина, решайся. Я понимаю… вернее, пытаюсь тебя понять, хотя это, извини, конечно, сложно. Давай начистоту. Инна мне о тебе рассказала. О том, как ты в декабре приезжала, что ты там делала. Я знаю, ты ничего этого не помнишь — и хорошо. Для тебя хорошо. Даю слово, она тебе ничего рассказывать не будет. Инна хочет… мы оба хотим тебе помочь. Когда установят твою личность, если не захочешь остаться в Питере, можешь вернуться сюда. У тебя ведь есть жилье, да?

— Муж… Бывший муж сказал, что согласен разменять квартиру, — кивнула я. — Если, конечно, будет официально установлено, кто я такая.

— Вот видишь. Поехали.

— Подожди, ты говоришь, что Инна рассказывала обо мне. Значит, ты меня не видел?

— Нет. Меня не было в Питере, когда ты приехала. Мы тогда еще не были женаты. Поженились в конце декабря. Ты тогда была в больнице. Но мы же ничего не знали.

Я перевела дух. Значит, с сестрой мы поссорились не из-за Дениса. Во всяком случае, мужа у собственной сестры я увести не пыталась. Если, конечно, он правду говорит. Мне ведь теперь все что угодно можно сказать, и я поверю.

— Вот что. — Денис хлопнул себя по колену, давая понять, что разговор подошел к концу. — У тебя есть время подумать до завтрашнего утра. Сегодня мы все равно на поезд вряд ли успели бы. А если ты все-таки не поедешь, я завтра улечу самолетом. Только не думай, что я буду тебя еще уговаривать. В конце концов, ты не коза, чтобы тебя на веревке тащить.

Он встал и, не попрощавшись, пошел к воротам. Немедленно ко мне подскочили Людмила с Валентиной, наблюдавшие за нами из окошка крестильни.

— Мариша, это кто был? — У Валентины аж глаза на лоб полезли от любопытства.

— Это был муж моей двоюродной сестры, — промямлила я. Хотелось плакать, но я держалась.

— И что? — Людмила дернула меня за фартук.

— Зовет в Питер.

— А ты что?

— Не знаю.

— С ума сошла?! — Валентина от возмущения чуть не подпрыгнула. — Не знает она, видали! Скоро Шура вернется и Лена тоже. Что делать-то будешь? Поезжай, не дури. Не чужие ведь. Тебе особо выбирать не приходится.

— Слушай, а что Сергевна-то тебе сказала? — перебила Людмила. — Она такая хмурая стояла, потом спросила, где ты. Ой, Мариш, что-то плохое у тебя по-женски, да?

Меня словно опять по голове стукнуло. Разговор с Денисом словно отодвинул известие о том, что я делала аборт, на второй план. Я сцепила зубы. Нет уж, слишком много всего сразу на одну мою отдельно взятую крепко контуженую голову.

— Ничего страшного у меня нет. Просто спайки после травмы, поэтому и боли, — буркнула я. — А в Питер все-таки поеду. С одной стороны, не хочется возвращаться туда, где несчастье произошло. Да и привыкать к новым людям опять. А с другой… И правда, выбирать не приходится. К тому же это единственный шанс официально установить мою личность и получить новые документы.

— Ну вот и правильно, — кивнула Людмила. — Когда ехать-то? Завтра? Так ты с утра не приходи, собирайся. Лучше подскочи к концу службы, к молебну. Как раз о путешествующих помолимся. А настоятелю я скажу. Пусть распорядится, чтобы тебе деньги заплатили. Продуктов возьмешь на дорожку.

Вернувшись к себе, я согрела на костерке воду, села на крылечке, выпила чаю с бубликом. На душе было так муторно, что хоть вой. Ехать в Петербург не хотелось отчаянно. И дело, разумеется, было не только в том, что я не хотела жить у чужих людей — я ведь совершенно не помню эту двоюродную сестру Инну!

И даже не в том, что я боялась вспомнить или узнать еще что-то пакостное. Ну, не только в этом.

«Несчастье», «несчастный случай»!

Меня, между прочим, там кто-то убить пытался. И я намереваюсь туда вернуться?!

Собирать мне было особенно нечего. Все мои пожитки уместились в ту самую сумку, с которой я приехала сюда в феврале. Сидеть без дела было просто невыносимо, спать не хотелось. Мысли в голову лезли самые препротивные. В таких случаях я шла бродить — по набережной, в парках, просто по улицам. Сделала так и сейчас.

— Ну вот и наш красавчик! — Кречетов выдернул из факса лист теплой, остро пахнущей бумаги, норовящей свернуться в рулон, и протянул Андрею. — Тут он, правда, не совсем «чупа-чупс», но с судьей сходство есть.

Андрей посмотрел на фотографию Вадима Умывако, которую переслали из паспортного стола.

— Кошмар! — усмехнулся он. — Прямо фоторобот какой-то. Черный, не в фокусе. Не думаю, что соседка его опознает.

— Ну и фиг с ней, если не опознает. — Кречетов вальяжно откинулся на спинку стула. — Я, Андрюха, сейчас тебе такое расскажу. Нет, конечно, всего рассказать не могу, сам понимаешь, дэ-эс-пэ, для служебного пользования, но в общих чертах… Я тебе поэтому и позвонил, тут такие новости, закачаешься. Сабельник банком заинтересовался полесовским. Не знаю уж почему, стукнуло ему что-то в голову. Да и Умывако этот еще — ну и фамилия, прости господи. Короче, прозвонил я тут во все адреса. Оказывается, в банчишке такие дела творятся! Кто-то его старательно банкротит, всеми возможными и невозможными способами, очень квалифицированно. Знаешь, сейчас такие молодцы есть, которые этим на жизнь зашибают — разрабатывают схемы разорения банка, фирмы.