Лекарь (СИ) - Смитт Таня

Парень, внимательно прислушиваясь к словам старца, принялся рыться в карманах широких штанов, вытаскивая из их недр маленький предмет, издалека принятый мной за кисточку для рисования.

«Это волчий хвост, — пробормотал Богша неожиданно высоким резким голосом, — я думаю, он подойдет тебе, Лекарь!»

Богша, не дожидаясь моей реакции, решительно шагнул в мою сторону и, слегка поклонившись, надел мне на шею лохматый амулет. После чего снова поклонился и вышел за порог. Я впервые присутствовал при подобной инаугурации и поэтому не сразу подобрал подходящие случаю слова. А когда подобрал, Богша вероятно сумел уже добраться до дома.

«Он прав, Тихон, — кивнул старец, наблюдая за моей реакцией, — амулет отражает твой мир. Но ты еще слишком слаб. Ты еще не готов.»

Последние слова дед пробормотал будто бы для себя и, потеряв ко мне интерес, погрузился в полудрему.

Мне стало скучно наблюдать за сопением кладбищенского сторожа, просиживая в его избушке целый день, поэтому я, стараясь не шуметь, выскользнул за дверь. Мне нестерпимо хотелось обратно, на побережье, но больше всего, я хотел убедиться, что с моим настоящим Женькой все в порядке.

За стенами дедовой избушки царил предрассветный полумрак, и я несколько раз натыкался на пни и коряги, беспорядочно торчавшие из самой земли и вылезавшие в самых неподходящих местах. Из моего прошлого посещения загадочного города Нордсвилла, в памяти осталось воспоминания широкой базарной площади и домика Тихомиры, расположенного напротив городского кладбища. Однако сейчас, сколько бы я ни шел, никаких площадей и домиков мне на пути не встречалось. Надо мной нависал непроглядный лес, а под ногами хлюпала неизменная грязь, смешанная с мокрым снегом. Вероятно, Нордсвилл умеет менять свое местоположение, или же здесь существует сразу несколько кладбищ. Так размышлял я, наобум продвигаясь через непроглядную лесную мглу, пока наконец не понял, что заблудился.

«Чертов лес! — думал я, ломясь через спутанные ветки, — куда, интересно скрылся Богша, так трогательно посвятивший меня в Лекари?»

Ни о каких поселениях, дорогах и прочих признаках цивилизации говорить все еще было рано. Я упрямо полз через кусты и деревья, пока позади не расслышал весьма характерное взрыкивание. Перед глазами почему-то мелькнуло и исчезло напряженно-ответственное лицо государственного человека, сопровождавшего меня еще совсем недавно. Я резво обернулся и встретился взглядом с представителем враждебного племени. Прямо передо мной стоял огромный мохнатый хищник, злобно скаливший на меня острые блестящие клыки. Мой оборонительный арсенал был слишком невелик, для того, чтобы с достоинством отразить нападки голодной зверюги. При мне не было даже приличного ножа, а все мое оружие составляла пара рук, весьма сильных. Но это было все, чем я мог порадовать дикую тварь. Волк угрожающе зарычал, придвигаясь ближе и припадая к земле, готовясь к прыжку.

Я выпрямился во весь рост, зачем-то протягивая вперед обе руки и гневно рявкнул, обращаясь к суровому противнику:

«Пошел прочь!»

Очевидно, в прошлый раз сытый зверь просто не нуждался в моем невнятном обществе и безропотно подчинился грозному приказу. Сейчас из его приоткрытой пасти капали голодные слюни, а оскалившиеся клыки как бы намекали на желание пожрать прямо в эту минуту. Исчерпав рычаги воздействия, я шагнул ему навстречу, повинуясь негласному приказу, прозвучавшему в подсознании. Внезапно волк замолчал, встряхнулся, как мокрый кот, и потрусил в сторону, пробивая широким лбом дорогу в зарослях. Отбежав от меня на расстояние, не позволяющее рассмотреть его внушительную тушу, он остановился и коротко взвизгнул, приглашая следовать за ним. Это было весьма безрассудным решением, но я шагнул в темноту, нашаривая взглядом серые очертания. Волк дождался меня и снова отошел, останавливаясь. Так мы передвигались, привыкая друг к другу, пока наконец впереди не замаячили очертания жилых домов. Волк еще раз взрыкнул, прощаясь со мной, и скрылся в густых зарослях. Как оказалось, суровая тварь вывела меня к поселению со стороны леса в том самом месте, куда мы три месяца назад бездумно вломились с Женькой, спасаясь от разъяренных нордсвильцев.

Передо мной расстилались невеликие просторы провинциального городишки. Я узнал ту самую торговую площадь, где верный Женька пытался воровать харчи, увидел сгоревший и наполовину восстановленный дом Тихомиры, словом, я действительно, был в Нордсвилле. Но как я сюда попал, по-прежнему оставалось для меня загадкой.

Мое появление осталось почти незамеченным местным населением. Отчасти по причине полного отсутствия на улицах горожан, напуганных выходками злобных серых тварей, если принимать на веру слова все того же кладбищенского сторожа. Я брел по опустевшим улицам, ежась от пронизывающего ветра, и многие мысли заползали в мои растревоженные мозги. Первая, и главная мысль была о необходимости выбраться из этого заколдованного места, отыскать Дергачева и рвануть вместе с ним к южным горам. Следом за ней приходила следующая, в деталях рассматривающая невозможность осуществления первой. Сейчас со мной не было катера, Женьки, денег и теплых вещей, а где-то на другом краю густого дикого леса одиноко скучала военная машина, увязшая в грязи. Возможно, ее уже обкусали серые хищники, или она рассыпалась на детали, во всяком случае, мне она была бесполезна.

«Сударь, что вы делаете здесь в это время? — услышал я взволнованный хриплый голос, принадлежавший сурового вида мужику, облаченного в овчинный тулуп. — на рассвете твари наиболее опасны, а зимой они не стесняются пробираться даже на улицы. Уходите, сударь, пока не поздно!»

Я последовал бы его напутствиям с большой охотой, если бы знал, куда мне идти. Мужик с пониманием кивнул и с истинно нордсвиллским гостеприимством пригласил меня дождаться ясного дня в его избушке.

«Пойдемте, сударь, — торопливо бормотал он, увлекая меня за собой, — днем твари более осторожны.»

Из его невнятного бормотания я узнал так же и о том, что за последние несколько недель серые твари резко поумнели, и стали действовать сообща.

«Как будто они заранее продумывают свои вражеские вылазки, — жаловался мужик, — на людей нападают, днями соседа моего едва не загрызли. До сих пор оклематься не может, все ему волки мерещатся!»

Я понимающе кивнул и неожиданно сам для себя попросил разрешения взглянуть на бедолагу.

«Да чего на него глядеть, сударь, — сокрушенно отозвался мужик, — лежит, никого не узнает. В Нордсвилле-то лекарей отродясь не было, кто ему поможет? Дед-отшельник только в травах разбирается, да к нему боятся люди ходить, потому как колдун он. Так-то сударь!»

За разговорами мы добрались до избушки добросердечного горожанина, а я снова повторил свою просьбу. Во мне проснулся научный азарт, к тому же мне действительно было любопытно посмотреть на пациента.

Мужик коротко вздохнул и повернул в сторону соседнего домика.

«Эй, хозяюшка! — окликнул он, бесцеремонно вламываясь в открытую дверь, — Как твой мужик? Жив еще, или помер?»

Я уже отвык от изысканности манер и нравов местных граждан и только усмехнулся, когда на столь искреннее внимание из окна высунулась заспанная тетка, обмотанная множеством платков.

«Да жив! — радостно оповестила она, — в одной поре. Лежит и дрожит. А как ему не дрожать, когда от собственной шкуры одни лохмотья остались, будь неладны эти зверюги!»

Я протиснулся в полутемное помещение и на вопросительные взгляды хозяюшки попросил взглянуть на больного.

«Возможно, я смогу ему помочь», — пробормотал я и услышал в ответ:

«Да то вряд ли, сударь! Ему уж никто не поможет. Само провидение отвернулось от нас!» — привычно заголосила тетка, легко впадая в состояние теток-плакальщиц.

Перестав слушать недалекую горожанку, я смело шагнул в комнату и разглядел изрядно покалеченного пациента. Его увечья чем-то напоминали раны Богши, но были глубже и запущеннее.

«Приложил бы ты столько усилий, чтобы спасти Богшу, а не Женьку?» — прозвучал в голове скрипучий старческий голос, и я решительно откинул тяжелое одеяло раненого. В моих карманах сохранились запасы лечебных растений, и я попросил хозяйку вскипятить мне воды. Пока я возился с приготовлениями, больной лежал в беспамятстве, только время от времени тяжело вздыхая. Когда месиво из травы было готово, я повторил знакомые процедуры, обмазывая глубокие раны и повторяя про себя заклинания, слышанные от целительницы. Раны не спешили затягиваться, и мои усилия ни к чему не приводили. Силы таяли, а горожане, с любопытством наблюдающие за мной, только качали головами, убеждаясь в собственных словах. Бессонная ночь, лесные блуждания и мое несвоевременное вмешательство в частную жизнь чужих мне людей рождали во мне досаду на самого себя. «Ну что ты за человек? — раздался в голове голос Женьки, — Что с тобой не так?»