Скопин-Шуйский - Наталья Петрова

Война Нидерландов против Испании шла к концу — после ряда тяжелых военных поражений испанцы были вынуждены подписать в 1609 году перемирие сроком на 12 лет. Оказавшимся не у дел «рыцарям удачи» предстояло искать новую войну. К несчастью, в то время в Европе велось немало войн, поэтому Делагарди охотно согласился на предложение короля Карла IX идти во главе наемного войска в Россию.

Заснеженной дорогой до Выборга Якоб вспоминал рассказы о войне в России, которые слышал в детстве. Самым ярким, сохранившимся в его памяти был рассказ о том, как его отец штурмовал русскую крепость Нарву. Несколько дней обстреливали шведы из тяжелых пушек город, но малочисленный гарнизон крепости и упрямые жители города ни за что не хотели сдаваться. Тогда полководец Понтус прибег к древнему, но хорошо проверенному средству: он пообещал в случае победы отдать город участникам штурма на разграбление. От желающих штурмовать Нарву после такого обещания не было отбоя, каждому захотелось первым ворваться в богатый торговый город — ворота русских на Балтике. «Мы готовились к штурму, как к пляске», — вспоминали спустя много лет ветераны того штурма[436]. Понтус не сомневался, что немногочисленный гарнизон крепости не сможет устоять перед рвущимися к грабежу солдатами. На следующий день его воины с ходу взяли Нарву, ограбили ее подчистую и буквально залили кровью: они вырезали практически все население города — семь тысяч человек, не пощадив даже стариков и детей.

Возможность повоевать в России привлекала Делагарди прежде всего большими барышами. Но не одна корысть двигала им: честолюбие королевского внука требовало новых побед, как хороший костер — сухих дров. Он мечтал повторить подвиги своего знаменитого отца в России, которые были навеки запечатлены в их родовом гербе. Когда-то его отец смог захватить и присоединить к Швеции город Корелу. Однако после смерти старшего Делагарди русские вернули Корелу себе, и вот теперь он — Якоб, сын Понтуса Делагарди, — вновь завоюет ее для Швеции.

«Немецкая кованая рать»

Получив новые секретные инструкции в Выборге, 11 марта Делагарди выдвинулся по направлению к границе. В его войске, как сообщалось в отписке, было восемь тысяч всадников и четыре тысячи пехотинцев, собранных со всей Европы: «Свейския земли, и шкотцких, и дацких, и фрянцовских, и аглинских, и голанских, и борабанских и иных земель», не считая идущих из Нарвы и Ревеля[437]. Русские, впрочем, различий между иностранцами в те времена не делали и называли всех одним словом: «немцы».

Делагарди послал разведывать дорогу опытного и проверенного не в одном деле Христиерна Сомме, с которым воевал вместе в Нидерландах, придав ему отряд в две с половиной тысячи человек. Через две недели наемное войско подошло к русско-шведской границе, на другой стороне которой его поджидал царский воевода Иван Ододуров с небольшим отрядом в 300 человек[438]. На вопрос шведов о причинах малочисленности русского отряда Иван Ододуров ответил, что долгое время на границе стояло русское войско в 25 тысяч человек, но теперь они вынужденно отошли и «травятся» с поляками близ Копорья.

Иван Григорьевич Ододуров принадлежал к числу высших должностных лиц в окружении царя Василия, ему доверялись многие ответственные поручения. Сын боярский в начале царствования царя Василия, он вскоре стал стряпчим с ключом, а затем — постельничим царя[439]. О нем, как о самом ревностном служаке царя и его деятельном помощнике, упоминает автор доноса королевичу Владиславу, преподнося списочный состав главных «ушников» царя Василия: «Постельничей Иванис Григорьев сын Ододуров. А такова вора и на Москве нет. И по немец у Шуйского напросился, и немец к Москве привел». Не случайно в 1610 году Ододуров категорически отказался признать отречение царя Василия и не присягал Владиславу[440].

Делагарди, выслушав ответ Ододурова, усмехнулся и переглянулся с Сомме, который ответил ему понимающим взглядом: если бы у Скопина действительно было такое многочисленное войско, то он не сидел бы в Новгороде, осажденный четырехтысячным отрядом Кернозицкого, и не нанимал бы солдат по всей Европе. По сведениям шведов, у Скопина в Новгороде было всего три тысячи человек да еще две тысячи выслано по разным дорогам. Так что ответ Ододурова о существовании мощного русского войска в Копорье скорее следовало расценивать как тактическую хитрость, а не достоверную информацию, что вполне отвечало духу внешней политики царя Василия: изображать ситуацию не такой, какая она есть, а такой, какой должна быть в глазах извечной противницы России Швеции.

К крепости в Копорье пришлось идти самим наемникам. Чтобы узнать, как там обстоят дела, на разведку послали 200 всадников и 150 «пеших на железных лыжах» во главе с Хансом Бойе. Однако, несмотря на «немаловажность маленького замка», как оценили его шведы, взять Копорье, занятое сторонниками тушинцев, не удалось. Наемники отступили, памятуя, что главной их целью является Москва, и двинулись на соединение со Скопиным в Новгород.

Едва войска перешли границу и встретились с отрядом Ододурова, как послы Головин и Зиновьев тотчас отправили грамоты с сообщением об этом Скопину. Обрадованный Скопин немедленно известил о приходе военной помощи другие города, желая их приободрить. «Господину Семену Панфиивичу Михайло Шуйской челом бьет, — писал он в Каргополь. — Марта, господине, в 8 день писали ко мне, в Великий Новгород, столник и воевода Семен Васильевич Головин да диак Сыдавной Васильев с Иваном Огаревым, что они в Выборе с королевскими воеводами о ратных людех договорились, и крестным целованием укрепились, и записми розменились, и из Выбора ратных людей на рубеж выслали»[441]. В грамоте Скопин подробно извещал каргопольского воеводу и вместе с ним царя Василия, которому немедленно должна была быть переслана «отписка», что наемное войско вышло из Выборга 3 марта, послы вместе с «немецкими воеводами» отправились к границе 4 марта, а сам Скопин, как только «немецкие люди в Новгород придут, и яз с государевыми и с немецкими людми, прося у Бога милости, пойду ко государю к Москве тотчас».

Пока войска шли к Новгороду, Скопин неустанно просил в своих «отписках» о денежной помощи; он прекрасно понимал, что без денег наемники воевать не будут. Доносили ему и о секретных инструкциях, полученных главнокомандующим Делагарди от короля: в случае невыплаты жалованья требовать русские города Ям, Копорье и Ивангород.

30 марта 1609 года, «на пятой неделе Великого поста в пятницу»[442], наемное войско подошло к Новгороду. Как сообщал Скопин царю, «немецких ратных людей кованыя рати», то есть в панцирных доспехах, насчитывалось 15 тысяч человек. У некоторых исследователей названная Скопиным численность войска вызывает естественные сомнения[443]: в сражениях наемников с тушинским войском численность отрядов с обеих сторон не превышала пяти — семи тысяч человек. К тому же найти в раздираемой гражданской войной стране деньги для оплаты такого огромного наемного войска не представлялось возможным, да и редко какое из государств по тем временам было способно на это.

Так какова же была реальная численность войска? Шведские историки, опираясь на дипломатические документы, называют иную цифру наемников — пять тысяч. Это вполне согласуется с Выборгским договором: две тысячи конных и три тысячи пехотинцев. Примерно это же количество — четыре тысячи человек — называет и французский наемник Пьер Делавилль, прибывший в Россию вслед за корпусом Делагарди[444]. Правда, в Выборгском договоре указывалось, что помимо пяти тысяч наемников шведский король может прислать и еще, «сколько смогут нанять». Но Карл IX вовсе не собирался оплачивать наемников из своего кармана — как заметил И. О. Тюменцев, срок службы наемников шведской короне истекал в 1608 году, и шведский король ловко расплатился с ними в Выборге деньгами, присланными Скопиным-Шуйским из Новгорода. Шведское королевство и само в тот момент испытывало денежные трудности: Карл IX будет даже вынужден занять деньги у Делагарди.

Зачем же тогда Скопин указал в отписке неверную численность наемного войска, пришедшего в Россию? Видимо, для того, чтобы ввести в заблуждение тушинских предводителей, которые нередко перехватывали грамоты царских воевод. Намеренное преувеличение иноземного войска должно было посеять волнение среди сторонников Тушинского вора и, наоборот, укрепить дух сторонников царя Василия Шуйского. Если вспомнить ответ Ивана Ододурова о численности его отряда на границе, то такой прием, судя по всему, вовсе не был редкостью в те времена.