Любимая наша - Алекса Адлер

− Что всё будет зависеть от аргументов, которыми она обоснует свои действия. И что мы готовы выслушать всё, что она захочет нам сказать.

− Умно, − кивает одобрительно Са-оир. – Есть ещё соображения, как пробиться через её отчуждение?

− Возможно, стоит действовать по одиночке. Заметил, как она спешит сбежать, когда нас становится больше одного?

− Да, заметил. Думаю, ты прав, − Са-оир задумчиво щурится. − Установим очередь. Тогда каждый получит возможность исправить свои собственные ошибки, сделанные по отношению к ней…

− И Лина постоянно будет под нашим присмотром, чтобы к ней опять не подобрался богаристый «добродетель», − усмехаюсь саркастично. – Думаю, ей не понравится такой контроль. Ты уже пытался её спрятать от всех.

− Я пытался её спрятать от тебя и от Сэтору, в котором она, как бы меня это ни бесило, тоже испытывала потребность. А если рядом с ней будут все, в ком она нуждается, будет ли Лина так же внутренне противиться моей опеке и контролю? Я намерен мягко прощупать её границы, чтобы определиться с тем, насколько могу отпустить поводок собственных инстинктов в её отношении. Поскольку слишком хорошо понимаю, что избавиться от этих инстинктов никогда не смогу. Помнишь, ты сам сказал, что принятие даёт гораздо более широкий спектр понимания. Могу добавить от себя, что только принимая свою сущность и осознавая свои слабые места, можно научиться контролировать их и превращать в свою силу.

Он прав. И я могу только сожалеть, что раньше этого не понял.

− Идём. Там уже Сэтору наверняка возле неё трётся. Поверить не могу, что говоря «нас», «наше» и «мы», я вынужден вкладывать в значение этих слов и его тоже. Отец бы отрёкся от нас, увидев, на какие уступки и жертвы мы идём ради одной женщины.

− У отца не было такой женщины, ради которой идут на уступки и жертвы, − возражаю спокойно.

− Тут ты прав, − кивает Са-оир, направляясь к выходу из очистительного отсека. – Наша мать точно таковой не была. Она палец о палец не ударила, чтобы найти отца, когда он пропал. Даже зная, что сгорит сама, если он умрёт.

Меня самого это всегда удивляло. Выбивалось из понимания. Неужели она не осознавала этого? Или не думала, что император Этельче может погибнуть?

К нашему удивлению, мы обнаруживаем Лину в одиночестве, кормящей Эш-наира в спальне.

− Неужели жрец ушёл и не воспользовался в полной мере возможностью окутать тебя своими сетями, пока нас нет рядом? – иронично интересуется брат, уложив сына рядом с нашей настороженной супругой и разваливаясь там же. Она тут же выпрямляет спину, и даже немного отодвигается, избегая его близости. Это раздражает. Хочется вернуть всё, как было. Но придётся набраться терпения.

Вопрос Са-оира совсем не ощущается мягким и невинным. Прощупывает её границы? Хочет увидеть, как Лина отреагирует на подобные шпильки? С учётом её бунтующего настроя вполне может получиться.

Усмехнувшись своим мыслям, я усаживаюсь в дайрат в углу спального отсека, чтобы иметь возможность наблюдать со стороны. И слушать. Возможно брату удастся вытянуть из неё нужные нам ответы.

Потом распределим очередь.

− С ним связался ни-одо Са-ард по какому-то срочному вопросу, − тихо сообщает наша очень изменившаяся девочка. Сжимает губы, словно пытается сдержаться. Но всё же выдаёт: − Значит, ваше с ним перемирие только видимость? И когда вы сказали, что войны больше не будет, имели в виду, что она превратится в ближние боевые действия?

− Нет, не видимость, − довольно щурится брат. Точно провоцировал. − Мы действительно все втроём пришли к согласию и решили, что готовы терпеть друг друга, если это единственная возможность тебя вернуть. И наша договорённость принесла плоды, как видишь. Ты здесь.

− Но тем не менее вы считаете, что Сэтору в ваше отсутствие окутывает меня своими сетями? – поворачивает голову к Са-оиру Лина.

− Да. Но мы ведь не пытаемся оторвать ему голову за это, признавая его право мириться с тобой и возвращать твоё доверие, − пожимает плечами брат и с крайне заинтересованном видом щекочет кончиками пальцев живот сына. Тот дрыгает ручками и ножками, издав непередаваемый, но весьма занятный звук. – То что мы приняли этот союз, не значит, что мы уже научились мирно в нём сосуществовать. В твоих силах нам в этом помочь.

− Зачем вам это? Терпеть друг друга. Переступать через себя. Разве я этого стою? И зачем мне это? Даже представить страшно. Снова становиться жертвой вашей ревности друг к другу, подвергаться обвинениям, что с кем-то я испытала больше, или меньше удовольствия. С кем-то спала лишний раз. На кого-то смотрела дольше. Кому-то улыбаюсь чаще. Кому-то родила сына, а кому-то дочь… список моих возможных прегрешений в таком вот союзе с тремя собственниками просто бесконечный. Знать, что из-за меня всем плохо. А потом вам станет одной меня мало. И у вас появятся любовницы. А у меня даже не будет морального права обижаться на вас из-за этого. Ведь у меня же целых три мужа и по большому счёту я ни одному из вас не верна и изменяю с остальными двумя. Нет уж, увольте. Я предпочитаю быть одна и не становиться больше причиной раздора. Думаю, для всех будет идеальным вариантом, если вы меня поселите в каком-то отдалённом домике, где я буду заниматься воспитанием мальчиков, а вы сможете наведываться к ним столько, сколько пожелаете. И каждый будет жить своей жизнью.

Довольно исчерпывающий ответ. И приходится признать, что её опасения небезосновательны. Несмотря на соглашение и перемирие никто из нас пока не имеет реального представления, как сделать этот союз жизнеспособным и не травматичным для Лины в эмоциональном плане.

Это будет сложно. Но результат того стоит.

− Ты сильно недооцениваешь свою значимость, Лина. А как же красноволосая девочка, которую ты видела в одном из своих видений? Как она появится, если уйдёшь от нас троих? – напоминаю супруге. Серебристые глаза вмиг удивлённо расширяются, когда она вспоминает, с губ срывается прерывистый вздох.

Как же хочется наплевать на всё, сгрести дерзкую упрямицу в охапку, смять эти уста своими, ощутить вновь её вкус, её страсть и нежность… Но нет, если поддамся своим желаниям сейчас, ничего кроме сопротивления, опустошения и горечи не получу. Я уже один раз взял её почти против воли. Это обернулось месяцами агонии.

− Какая красноволосая девочка? – вдруг раздаётся от входа удивлённый голос жреца.

Ну конечно. Разве мог он