Хранитель забытых тайн - Кристи Филипс

— Каролина, дорогая, — скулит он. — Голубка моя, ну не будьте так застенчивы, я сгораю от любви.

Он делает несколько шагов в темноту, но внезапно застывает на месте как вкопанный.

— Что вы здесь делаете? — слышится его голос — Вас мне не нужно!

— Если бы в мире была справедливость, — говорю я, — обрубки вашего трупа давно бы уже висели на пиках Лондонского моста.

Когда я в первый раз всаживаю нож ему в грудь, лицо его с вытаращенными глазами выглядит почти комичным, будто он сейчас щелкнет пальцами и потребует принести бокал вина или трубку. Но после второго удара, которым я выпускаю из него кишки, он издает глубокий, как бы нерешительный стон, так что на всякий случай приходится перерезать ему глотку, чтобы ненароком не обеспокоить леди Каролину и других находящихся в парке придворных.

Ведь после того как я уложил его на землю, мне предстоит еще немало работы.

ГЛАВА 24

Четвертая неделя осеннего триместра

Клер отомкнула дверцу, ведущую к отсеку под литерой «R», и Ходди прошел за ней внутрь.

— Вторая книга на верхней полке, — сказала она, когда он пододвинул к стеллажу скамеечку.

Ходди был выше Клер на целых шесть дюймов, поэтому, встав на скамеечку, он легко достал фолиант и передал его девушке.

— Это не то, — сказала Клер, открыв книгу, — «Руководство лечащего врача», — прочитала она название книги.

— Что значит «не то»?

— Это не дневник.

Клер поднялась на скамеечку рядом с ним и внимательно осмотрела верхнюю полку.

— Похоже, его здесь нет.

Вдвоем они методично обследовали все остальные полки секции, пробегая пальцами по корешкам книг и подставляя при необходимости скамеечки. На это ушло минут двадцать, но дневника они так и не нашли.

— Что ж, пора вводить в бой тяжелую артиллерию, — сказал наконец Ходди.

Мистер Пилфорд на этот раз оказался за своим столом.

— Мы с доктором Донован ищем одну книгу, предположительно дневник, который был написан в конце семнадцатого века, — сообщил ему Ходди, — Вы что-нибудь о нем знаете?

— Мне нужна более полная информация. Вам известно, в какое собрание входила эта книга?

— Собрание Баркли, — сообщила Клер — Я знаю и год написания: тысяча шестьсот семьдесят второй. Дневник был зашифрован… в общем, он написан с помощью тахиграфии, или скорописи, примерно такую использовал Сэмюэл Пипс. Нам также известно, что последний человек, который держал эту книгу в руках, вероятно, доктор Гудмен.

— Доктор Гудмен? — ехидно и вместе с тем высокомерно, но и не без некоторого ужаса повторил библиотекарь, словно обнаружил на своей обуви дерьмо.

Его радушная улыбка мгновенно сменилась ледяной холодностью.

— У доктора Гудмена была отвратительная привычка брать из библиотеки книги, не сообщая мне об этом, — раздраженно сказал мистер Пилфорд, — И вот он умирает, а книги остаются неизвестно где. Это ни в какие ворота не лезет. Сколько лет я работаю библиотекарем, но такого негодяя, как этот ваш доктор Гудмен, я еще не встречал. На стеллажах после него хаос, книги держит месяцами, а если и возвращает, то кладет обязательно не на свое место. Будто библиотека — его личная собственность. Сколько раз я требовал, чтобы его исключили из числа абонентов наших фондов, но он, пользуясь своим служебным положением, всегда находил какие-то лазейки.

Мистер Пилфорд проговорил свой монолог с такой страстью, что зрачки его сузились и превратились в две ярко сверкающие точки.

— Так что поделом ему, — злобно закончил он.

— Надеюсь, вы не хотите сказать, что доктор Гудмен заслужил смерти только за то, что нарушал библиотечные правила? — заметил изумленный Ходди.

Мистер Пилфорд скривил рот, и тронутые серебром кустистые брови его взлетели высоко вверх.

— Здесь библиотека. Ее фонды принадлежат каждому. Это наше общее священное достояние.

— Понимаю, — смягчившись, отозвался Ходди.

Похоже, мистер Пилфорд считал, что за преступление, о котором шла речь, смерть — еще не самое страшное наказание.

— Я очень хотел бы знать вот что, — продолжал библиотекарь, — Когда я смогу получить обратно наши книги?

— Очень скоро, — заверил его Ходди, — Не беспокойтесь, я сам прослежу за этим.

— И что нам делать теперь? — спросила Клер, когда они спешно ретировались.

— Следуйте за мной, — ответил Ходди, — и старайтесь сделать вид, будто вы невинны, как младенец.

Когда они подошли к двери Дерека Гудмена, расположенной на лестнице под литерой «В», Ходди вынул из кармана связку ключей.

— Неужели ключ «фа» открывает все двери? — спросила Клер.

— Это не ключ «фа». Это копия ключа одной из уборщиц.

— Откуда у вас копия ключа одной из уборщиц?

— Ну, скажем так, случайно нашел в одном месте, а я… в общем, где я только не бываю.

Ходди отомкнул замок, и они проскользнули внутрь.

— Боже мой, — сказали они в один голос.

Да-а, место, куда они попали, не могло не внушать смешанного чувства благоговения и ужаса. Если дневник здесь, в этом логове, то найти его будет не так-то легко. Главная комната была буквально завалена печатной продукцией: старыми книгами, книгами новейших изданий, академическими и прочими журналами, диссертациями в переплетах вперемешку с кипами бумаги, которые подозрительно выглядели как пачки непереплетенных рукописей. Печатные тексты наполняли выстроившиеся вдоль стен книжные полки, грудами валялись на столах и огромными, чуть ли не по колено, стопками лежали на полу.

Ходди подошел к окну и, стараясь держаться так, чтобы его не было видно с улицы, осторожно задернул занавеску.

— У меня такое чувство, что вы делаете это не в первый раз, — сказала Клер.

— Это вы про занавески?

— Это я про взлом чужой квартиры.

— Не задавайте лишних вопросов, это избавит меня от необходимости врать.

Ходди наконец перестал вертеть головой по сторонам и разглядывать обилие книг и прочего чтива.

— Одно можно сказать наверняка, — заметил он. — Нельзя обвинить Дерека в том, что он был лентяй.

По проходу, который был аккуратно проделан между книжными грудами, Клер прошла внутрь комнаты. На стене, противоположной окну, висели увеличенные до размеров плаката изображения обложек двух книг самого Дерека, а рядом огромная черно-белая фотография, с которой на нее смотрело его лицо. Фотограф удачно сумел схватить дьявольские огоньки в его глазах, а также улыбку, которую тоже вряд ли можно назвать доброй.