Торжество жизни - Николай Дашкиев

— Антон Владимирович, советую вам пересмотреть всю свою жизнь. Мне кажется, что когда-то в прошлом вы сделали какой-то неверный шаг. Шаг в сторону от правильного пути.

Великопольский вздрогнул, посмотрел на Петренко, затем выдернул из стопки бумаги чистый лист, торопливо написал несколько строк и, не прощаясь, вышел.

Петренко проводил его взглядом, придвинул к себе листок, прочел и некоторое время сидел неподвижно. Великопольский просил освободить его от занимаемой должности по собственному желанию.

Но его не освободят, нет! Его надо отстранить и от заведования лабораторией, как отстранили от заведования отделом; его надо снять как несправившегося, как зазнавшегося, как тормозящего научные исследования.

Петренко решительно встал.

— И это нужно было сделать уже давно!

Какое значение могут иметь споры о происхождении и протекании раковых заболеваний? Не все ли разно, какие пути борьбы с болезнью предлагает тот или иной профессор?

Может быть, он ошибается? Ну и пусть! В науке есть много примеров, когда даже неправильно построенная теория правильно объясняет факты.

Вот, например, Исаак Ньютон, считая свет потоком частиц, создал свою геометрическую оптику, и она прекрасно служила человеку до тех пор, пока новые факты не заставили перейти к волновой теории.

А разве идеалист Линней не создал стройной системы классификации, которая в основном сохранилась до наших дней?

Может быть, Великопольский и ошибается, но разве стоит из-за этого так горячиться? Тем более, что он говорит о влиянии среды на организм, следовательно он никак не идеалист и не формалист, а последовательный мичуринец…

Примерно так защищал Великопольского его бывший лаборант Николай Карпов, расхаживая по комнате студенческого общежития Медицинского института.

Оппоненты Антона Владимировича, готовясь к предстоящему диспуту, ничего не отвечали Коле, и он недоуменно посматривал на них. Он вообще не понимал, зачем Степану и Вале Череммых надо ввязываться в историю, почему проблематичный, а следовательно, и малодейственный этот вопрос вызвал в институте целую бурю. Подготавливаемое контрнаступление его друзей казалось Коле ненужным и бессмысленным — Великопольский все равно разобьет их: ведь против него выступали даже профессора, и то он отстоял свою теорию. Да и опыты действительно подтверждают, что теория Великопольского справедлива.

Коля посмотрел на оппонентов. Нет, судя по тому, как ерошит волосы Валя Черемных, записывая что-то в блокнот, как Степан и Таня сосредоточенно роются в книгах и как два мало знакомых ему студента о чем-то ожесточенно спорят, ребята и впрямь вбили себе в голову, что им по плечу разгромить новую теорию.

Карпов сделал последнюю дипломатическую попытку:

— Ну, друзья, пусть Великопольский неправ, но не лучше ли доказать ему на фактах? Ведь это пустой, недоказуемый спор…

Степан, не выдержав, захлопнул книгу.

— Что ты мямлишь: «Пустой! Недоказуемый!» Ни черта ты не понимаешь, Николай! Это вопрос принципиальный, — он энергично взмахнул рукой, словно подчеркивая: — принципиальный! И очень важный! От того, как он поставлен, будет зависеть судьба многих людей, потому что это — проблемный, целеустремляющий вопрос, и если пойти путем, который предлагает твой Антон Владимирович, то возможность излечения рака отодвигается на десятки лет.

Карпов пытался оправдаться:

— Но ведь можно найти какой-то средний, компромиссный путь?

Тут не выдержала и Таня Снежко. Вскинув голову, она сказала с возмущением:

— Ну, я тебя не узнаю! Коля, пойми: наука не терпит компромиссов! Компромиссы, особенно в медицине, тормозят развитие науки и стоят очень, очень дорого!

В разговор вмешался Черемных.

— Как тебе не стыдно, Николай! Партия учит нас быть непримиримыми, а ты, видимо, не желая портить отношений с Великопольским, проводишь мюнхенскую политику!

Вероятно потому, что Коля не противоречил и не защищался, а лишь смущенно посматривал на носки ботинок, Черемных горячился все более:

— Ну, почему молчишь? Почему молчишь? Не согласен? Тогда вспомни спор между мичуринцами и генетиками — тоже, казалось бы, чисто научный спор. А какой вывод можно сделать, если стать на точку зрения генетиков? Что негр — не человек, ибо он наследственно недоразвит и никогда не достигнет развития европейца, причем не всякого европейца, а арийца — «человека высшей расы», как говорили фашисты. А ты сам — куда тебе? ты сын потомственного рабочего, у тебя мозги не так устроены, а ты лезешь в науку. Вот тебе и генетика! Вот тебе и чисто научный спор! Нет, друг, ты просто идеологически неграмотен!

Последняя фраза чрезвычайно обидела Карпова. «Не желают слушать разумных советов — ну и пусть, — думал он. — Но пусть докажут! С фактами в ружах!»

Студенты шли молча, прислушиваясь, как под ногами похрустывает тоненький ледок, затянувший к вечеру весенние лужи. Неожиданно возникший спор послужил как бы предохранительным клапаном, через который вышел излишек энергии, и теперь каждый думал о своем — сосредоточенно и хладнокровно.

Валентин Черемных шагал впереди всех. Он уже понимал, что этот диспут на квартире Великопольского не нужен и даже вреден. Великопольский просто схитрил: ему выгодно повернуть дело так, чтобы замять, превратить в незначительный инцидент: мол, студенты были с ним несогласны, он пригласил их к себе и за чашкой чая вежливо растолковал, что они пока не в состоянии решать важных проблем… Нет, надо было не так, надо было пригласить Великопольского на заседание научного студенческого общества, подготовить возражения… Но отказываться от приглашения уже поздно.

Таня была грустна. Ее и огорчила, и насторожила странная позиция Коли Карпова. Он, конечно, вправе отстаивать свои взгляды, тем более, что он действительно долгое время проработал в лаборатории Великопольского и подготавливал ему фактический материал. Но ведь прав Черемных: факты можно толковать по-разному… И, кроме того, Коля должен был свое мнение выразить твердо, выслушать и согласиться с доказательствами. Степан поступил бы именно так.

Николай плелся в хвосте. Он все еще злился на незаслуженную, как ему казалось, обиду, но его уже угнетало молчание. А тут еще Таня ни разу не взглянула в его сторояу и нарочно ускорила шаги, когда он приблизился к ней.

Это чувство недовольства и подавленности не оставило Карпова и тогда, когда они вошли в переднюю квартиры Великопольских и Талина подбежала к нему. Впервые за много дней Коля не пошутил с ней, вяло отдал пальто и молча уселся на диване в гостиной.