Риск - Джоан Вулф

Я резко обернулась к нему. Канделябр, висевший над нами, освещал его лысый затылок.

— Какие происшествия вы имеете в виду? — спросила я.

— Ну вот, к примеру, только вчера я слышал, что несколько недель назад вы свалились в яму ко льву в королевском зверинце в Тауэре. — По пухлому лицу Эшертона трудно было что-либо прочесть, такое оно было гладкое, без единой морщинки. — Это правда?

— Кто вам сказал? — снова спросила я.

Он пожал плечами, и его корсет заскрипел.

— Не помню точно. Об этом говорили у Уайтов. — Он прищурил глаза, и на мгновение его полное лицо приняло действительно угрожающее выражение. — Жизнь шантажистки полна опасностей, леди Уинтердейл, — предупредал он. — Вспомните своего отца. Ведь его закололи ножом на одной из улиц Лондона, так? А теперь и вы сами сначала свалились в яму ко льву, а потом вас сбросил конь прямо под колеса экипажа. Вы не думаете, что лучше отдать бумаги, собранные вашим отцом, и таким образом покончить с этой низкой карьерой вымогательницы?

Кровь застыла у меня в жилах, когда я услышала из его уст о смерти своего отца.

Мне никогда не приходило в голову, что отца мог убить один из тех, кого он шантажировал.

Я собрала свою волю в кулак и произнесла как можно тверже:

— Значит ли это, что вы и есть виновник несчастий, обрушившихся на нашу семью, мистер Эшертон? Похоже, вам многое известно.

Он обнажил в ухмылке мелкие зубы.

— Кто-то виновен, это точно, леди Уинтердейл. Не думаю, что я единственный, кого шантажировал ваш отец. Мне не известно, кто эти остальные — кроме, конечно же, Уинтердейла, это очевидно. Но кто-то из них пытается остановить вас, моя дорогая. Это может быть Уинтердейл, которого вы вынудили жениться на себе, а может, и кто-то другой. Но мой вам совет: отдайте компрометирующие бумаги. Это единственная возможность для вас обеспечить свою безопасность.

— Бумаги сожжены, — сердито возразила я. — Я вам тысячу раз это повторяла.

— Если вы уничтожили бумаги, то почему, спрашивается, Уинтердейл заплатил такую огромную сумму за ваш сезон? Почему он женился на вас?

На этот вопрос мне нечего было ответить. Не могла же я сказать, что Филип сделал это, чтобы позлить леди Уинтердейл! Даже ей я бы не пожелала такого скандала. И вряд ли кто-то из пострадавших от моего батюшки поверит в это.

— Он знал, в каком положении я очутилась после смерти отца, и проникся ко мне сочувствием, — промямлила я.

— Уинтердейл? — Мистер Эшертон посмотрел на меня так, словно я сошла с ума. — Уинтердейл никогда в жизни никого не жалел, — сказал он. — Вы знаете, откуда у него столько денег? Он выиграл их у молодого итальянского графа, который сразу после того, как проиграл все свое состояние Уинтердейлу, включая и фамильный особняк, пошел к себе домой и застрелился. В то время, леди Уинтердейл, графу Ферриа было всего двадцать три года.

Краска сбежала у меня с лица.

Один раз я уже явился причиной гибели ни в чем не повинного человека.

Я стиснула зубы.

— А сколько лет было моему мужу? — спросила я мистера Эшертона.

— Да, думаю, столько же, — нетерпеливо отвечал мистер Эшертон. — Но в свои двадцать три Уинтердейл приобрел немалый жизненный опыт. Ферриа был игрушкой в его руках.

— А это была честная игра? — мрачно спросила я.

Эшертон бросил на меня злобный взгляд.

— Полагаю, да. Не слышал, чтобы кто-либо из них жульничал.

— Тогда этот итальянец просто глупец, — решительно заявила я. — Джентльменам не следует играть, если они не могут мужественно встретить поражение. Вам-то это должно быть известно, мистер Эшертон, — добавила я, злобно прищурившись.

К счастью, в этот момент танец окончился, и я поднялась с кресла. Оглянувшись в поисках Филипа, я увидела, что он идет ко мне через залу.

— Позвольте вам сказать, что вы чрезвычайно неприятный человек, мистер Эшертон, — промолвила я напоследок. — Давайте заключим соглашение. Вы держитесь от меня подальше, и я, в свою очередь, не нарушаю ваш покой.

Туг подошел Филип, я взяла его под руку и сказала:

— Этот пунш теплый, милорд. Может быть, мы пойдем туда, где накрыт ужин, и я возьму себе другой?

— Ну конечно, — ответил он.

Пока мы шествовали по направлению к двери, все взгляды были устремлены на нас.

Я собиралась рассказать Филипу о том, что в свете уже судачат о моем падении в яму ко льву, но о своих предположениях насчет смерти моего отца я предпочитала умолчать.

Глава 20

Мы рано уехали с бала, и по дороге домой леди Уинтердейл журила Кэтрин за то, что та все время танцевала с лордом Генри Слоаном. Лорд Генри, младший сын герцога, мог бы быть подходящей партией для меня, но леди Уинтердейл считала, что ее дочь достойна большего.

Пока Кэтрин что-то бормотала в свое оправдание, я откинулась на спинку сиденья, полузакрыв глаза и слушая, как барабанит дождь по крыше кареты. Филип молча сидел рядом со мной, угрюмо уставившись в залитое дождем окно.

Когда я вошла в гардеробную, пробило полночь. Бетти ждала меня. Она расстегнула у меня на спине маленькие пуговки бледно-розового вечернего платья, помогла надеть ночную рубашку, расплела мои косы и расчесала волосы гребнем. Я надела зеленый, бархатный халат и прошла в спальню.

В камине потрескивал огонь, и свечи в латунных подсвечниках отбрасывали золотистый свет на ковер. Я сияла халат, легла в постель и прислушалась.

Из-за двери соседней гардеробной до меня донеслись приглушенные мужские голоса.

Это Филип разговаривал со своим слугой. Должно быть, он собирается лечь в спальне.

Я откинулась на подушки и улыбнулась с облегчением, в предвкушении того? что последует дальше.

Пять минут спустя он вошел в комнату, задул свечи на столе и лег рядом со мной в постель.

Наша близость в этот раз была такой же, как в Уинтердейл-Парке, и в то же время другой. Да, Филип желал меня так же сильно, как и тогда, и нежность его все так же зажигала во мне огонь. И волны наслаждения, поднимавшиеся во мне, и дрожь сладострастных минут — все было то же.

И после, когда мы, обессиленные, лежали в объятиях друг друга и я прислушивалась к тяжелым глухим ударам его сердца, не желая отпускать его от себя никогда, — все было точно так же.

Но, проснувшись на рассвете, я обнаружила, что Филипа рядом со мной нет. Дождь перестал, и бледный лунный свет, струившийся в окно, освещал его темную фигуру. Он накинул халат и стоял у окна, прижавшись лбом к стеклу и глядя в пустынный ночной сад.

Он выглядел таким несчастным, таким одиноким.

Сердце мое сжалось от боли. В своей любовной слепоте я полагала, что наше супружество положит конец его внутреннему одиночеству. Я наивно полагала, что теперь, когда у него есть жена, которая любит его всем сердцем, он будет по-настоящему счастлив.