История московских кладбищ. Под кровом вечной тишины - Рябинин Юрий Валерьевич

После того как сгорела Боголюбская церковь, на кладбище, но уже на другом месте, в 1834–1838 годы был построен каменный храм в честь иконы Богоматери Всех Скорбящих Радость с приделами Николая Чудотворца и Александра Невского в традиционном для того времени стиле ампир. Отличительной особенностью этого храма является то, что вход в него устроен «с севера», потому что «с запада», к колокольне, в 1881 году была пристроена так называемая ризница, придавшая храму вид довольно-таки необычный. Теперь в ризнице располагается иконная лавка.

Как и большинство кладбищенских храмов, Всехскорбященская церковь в советское время не закрывалась. Впрочем, большинство кладбищенских храмов были обновленческими и не закрывались еще и потому, что государство к обновленцам относилось более терпимо, чем к другим конфессиям. А Всехскорбященская церковь вообще была одним из главных храмов обновленцев, — здесь часто совершал богослужения их первоиерарх митрополит Александр Введенский. Он и похоронен тут же — за апсидой.

Александр Иванович Введенский фигура загадочная и противоречивая и, во всяком случае, по-настоящему крупная историческая личность, обойти вниманием которую невозможно. Человек, безусловно, одаренный, знавший несколько языков, окончивший Санкт-Петербургский университет и экстерном — за полтора месяца! — Духовную академию, до революции он никак заявить о себе просто не успел. В 1914 году он был рукоположен в священники и направлен служить в церковь лейб-гвардии кавалергардского полка в Петербург. Для любого священника в то время это, наверное, было бы пределом мечтаний — служить в столице, при полке лейб-гвардии. Но амбиции Введенского требовали большего. И когда началась смута, он смекнул, что сотрудничество с новой властью открывает для него самую невероятную перспективу.

В 1922 году так называемая «инициативная группа прогрессивного духовенства» направила председателю ВЦИК М. И. Калинину письмо:

«Настоящим доводится до сведения Вашего, что ввиду устранения Патриархом Тихоном себя от власти, создается Высшее Церковное Управление, которое с 2 (15) мая приняло на себя ведение церковных дел в России.

Протоиерей Введенский,

священник Калиновский,

священник Белков,

псаломщик Стадник.

3 (16) мая 22 г.

г. Москва. Троицкое Подворье».

Появление этого документа считается началом довольно-таки необычного явления в русском православии, известного в истории как обновленчество. Необычное же заключается прежде всего в том, что обновленчество — это единственный крупный церковный раскол, который впоследствии удалось преодолеть.

В эти годы церковь переживала, как говорится, последние времена. Человек в рясе почитался контрреволюционером едва ли не худшим, чем вооруженный белогвардеец. И усугубило положение церкви в советской России обстоятельство, которое, казалось бы, напротив, должно было ее — церковь — укрепить. В 1917 году, после двухсотлетнего синодального («беспатриаршего») периода, был вновь избран предстоятель Российской православной церкви — патриарх Тихон. Избран он был еще до октября. И при существующем тогда отношении к церкви со стороны государства учреждение патриаршества, во всяком случае, не было явлением вредным. Но в наступившую вскоре за этим эпоху гонений такое единоначалие оказалось системой очень неэффективной. Стоило патриарху Тихону на время или навсегда «устраниться от власти» — лишиться свободы, а вскоре и умереть, — тотчас среди чад начинались брожения и раздор. Одним из таких раздоров и стало появление «Живой церкви», как называли сами себя обновленцы.

Возникновение обновленчества это отнюдь не авантюра нескольких клириков и не «операция» НКВД. Вернее не только авантюра и не только «операция»: есть свидетельства, что не обошлось ни без того, ни без другого. Но обновленчество — это, прежде всего, естественное стремление людей, поставленных в новые жесткие условия существования, найти какую-то форму выживания в этих условиях. В противовес непримиримой позиции патриарха Тихона и его сторонников значительная часть умеренного духовенства заявила о своем безусловно лояльном отношении к большевикам. Кстати, обновленцем был некоторое время и митрополит Сергий (Страгородский) — будущий патриарх, — и многие другие архиереи. Естественным образом, и советская власть с этой частью «церковников» стала строить отношения в режиме наибольшего благоприятствования — их не преследовали, не изгоняли из храмов. Уже к концу 1922 года из 30 тысяч действовавших в то время в СССР храмов две трети были обновленческими, в том числе и сам храм Христа в Москве. В то время как священнослужители самых разных конфессий на территории СССР безжалостно преследовались и подвергались репрессиям по всякому поводу или вовсе без повода, обновленческое духовенство чувствовало себя относительно комфортно. Об этом свидетельствует хотя бы такая деталь: редкий священник-«тихоновец» в 1920– 30 годы умирал своей смертью, большинство из них сгинули бесследно в лагерях и тюрьмах, а почти все обновленцы, умершие в те же годы, с честью похоронены за алтарями церквей.

В 1922 году, как уже говорилось, Александр Иванович с группой единомышленников заявил о создании просоветского Высшего Церковного Управления (ВЦУ), во главе которого сам же и встал. На следующий год он был хиротонисан (посвящен) в епископы. Причем обряд совершили вполне законные с точки зрения церковного права, еще дореволюционного поставления, архиереи, следовательно, и возведение Александра Ивановича в епископский сан нет основания считать незаконным. А еще через год он был произведен в митрополиты и объявлен «Апологетом и Благовестником истины Христовой». То есть, по существу, сделался официальным, признанным государством, главою православной церкви в СССР.

Обновленцев иногда изображают этакими религиозными модернистами, которых можно было узнать по всяким чисто внешним новшествам, внесенным ими в обряд. Самым ярким примером, — без него не обходится ни одно упоминание об обновленцах, — считаются службы в некоторых обновленческих приходах, когда престол выносили из алтаря и устанавливали посреди храма. Действительно какие-то отступления от канонического обряда у обновленцев имелись, но лишь как исключение. Чаще всего они были связаны с языком богослужений: отдельные обновленческие приходы отправляли службы не на церковнославянском, а на современном русском. Но в целом их служба была вполне сходна со службой в «тихоновских» приходах. Бывший обновленец, восьмидесятилетний старец иеромонах Кирилл (Попков), с детства посвятивший себя служению Богу — сначала причетником, а потом и священником, — говорит, что за годы своего служения в разных городах и разных храмах, в том числе и в храме на Калитниковском кладбище, он не видел ни одного обновленческого прихода, где обряд хоть чем-то отличался бы от принятого у «тихоновцев».

Разумеется, привилегированное положение клира «Живой церкви» не могло быть даровано властью из альтруистических побуждений, безвозмездно. За свои привилегии обновленцы должны были отрабатывать сполна. В сущности, они являлись советскими служащими в рясах. И главная обязанность, которая на них возлагалась, заключалась в информировании кого следует об умонастроении паствы. Попросту говоря, им вменялось доносить. И редкий клирик «Живой церкви» этого не делал. Как утверждает иеромонах Кирилл (Попков), был агентом НКВД и сам митрополит Александр Введенский.

Но как ни выслуживались обновленцы, в конце концов, власть все-таки отвернулась от них и отдала предпочтение последователям патриарха Тихона — Русской Православной Церкви. В это время возглавлял РПЦ митрополит Сергий (Страгородский). Разочаровавшись в обновленчестве, он вернулся в «тихоновскую» церковь, причем для этого ему пришлось исполнить обряд покаяния — в одном подряснике с паперти Большого Донского собора он просил прощения за свое заблуждение у собравшихся в монастыре мирян и духовенства.