Большая книга ужасов – 90 - Мария Евгеньевна Некрасова

меня странно: без злости, а с любопытством и жалостью, так новенькие глядят на Егора.

– Не горячись ты, оперированный. Ты совсем ничего не понял?

Я понял и ударил первым. Рыжий ловко ушёл от удара, и я врезал кулаком в решётку забора. Прутья дзынькнули, палец хрустнул, как печенье под ногой, боль тотчас отдалась в животе. Мазила! Я сунул кулак между колен и старательно сглатывал слёзы. Рыжий в это время бегал вокруг меня и приговаривал:

– Подожди беситься, дай сказать! – Будто его перебивали.

Палец синел на глазах. Я шёпотом ругался на решётку и ждал от Рыжего сдачи, но её не было. Что-то совсем на него не похоже! Минуты через две только, не меньше, я смог выдавить из себя слова без слёз:

– Ты чего?

Рыжий сочувственно глядел на мой палец. Точно не собирался бить! Я что, опять уснул?

– Ладно. – Он взял меня за плечо. – Я пошутил про деньги. Пойдём, поговорим где-нибудь, тут небось из каждого окна пасут.

Я молча кивнул. Рыжий повернулся спиной и пошёл вперёд меня в сторону реки. Я подумал, может, там нас его дружки поджидают, но отчего-то сам себе не поверил.

– Ты меня-то не бойся, тебе есть теперь, кого бояться! – рассуждал Рыжий. – О Контуженой небось ещё в больнице наслушался?

Я опять кивнул, хоть он и не мог видеть.

– Эта. – Рыжий махнул рукой куда-то в неизвестность. Я догадался, что он показывает на старый дом. – Она ведьма. Настоящая, понимаешь? Может пожар тебе устроить или что похуже. Стройка, – он кивнул на таунхаусы, – знаешь, сколько раз горела? Контуженой, видишь ли, не нравилось, что у неё под окнами техника гремит.

– Что же теперь, поджигать?

– Дурак, что ли? Она ведьма, понимаешь? Ей ничего поджигать не надо, она только захочет, и всё само сгорит. Первый пожар вообще не смогли определить, как начался. Загорелось – и всё. Ни следов поджога, ничего вообще.

– А второй?

– Прораб с сигаретой уснул. Выжил! Только выскочить успел, как деревянные стены рухнули.

– Ну вот, а говоришь, ведьма!

– Дурак! – неоригинально выдал Рыжий. – Да что с тобой, дураком, говорить!

Мы вышли на берег. Рыжий уселся на бревно и смачно плюнул в воду. Я с интересом ждал продолжения, но Рыжий демонстративно смотрел в реку.

– Чего надулся? – говорю. – Продолжай уже.

А Рыжий вдруг повернулся и двинул мне в нос.

– Так ты всё-таки за этим меня позвал?! – Я вскочил и врезал ему, сидящему, с ноги в подбородок и добавил сверху. Такая злость меня разобрала, даже не на него, а на себя. Купился, как маленький, вышел «поговорить» с тем, с кем только и можно что драться. Что я хотел услышать? Да бред это всё! Он ездил мне по ушам, а сам небось поглядывал, когда подойдут его дружки. Их, кстати, не было видно.

– Ну и где твои друзья?! – Я сплюнул на песок, поближе к его физиономии. – Опаздывают, да? Я-то думаю, что это он мне по ушам ездит…

– Погоди! – Рыжий сел и уставился на свои руки, как на чужие. – Ты куклу, случайно, не выкинул?

Вот уже второй человек за последние дни говорит мне об этой дурацкой кукле. Я, конечно, читал про магию вуду, но это же бред. Да и откуда той магии взяться в наших пампасах?

– Нет вроде, – говорю. – Дома лежит. Ты давай, не финти…

– Тащи сюда! – приказал Рыжий. – Если мать ещё не выбросила. Я тебе лучше покажу. Я таких кукол по всему посёлку находил, с тех пор как упустил свою… Тащи, чего стоишь?!

Бегом я, конечно, не бросился. К тому же у меня назрел вопрос:

– А ты, между прочим, откуда знаешь?

– А кто тебе, по-твоему, её в рюкзак сунул? Не спрашивай, как мне это удалось. – Он потёр разбитый нос, вытер кулак о джинсы… Мне отчего-то его жалко стало, и я сказал:

– Пойдём вместе. – Если пойдёт, значит, не обманывает. Мне так почему-то казалось.

Рыжий поупирался, поворчал: «Это мне, что ли, надо», – но пошёл, украдкой вытирая лицо. Правильно, у меня отец дома.

– Эта Контуженая, она ведь не просто так, – уверял меня Рыжий по дороге. – Она правда такая.

– В смысле, с головой не дружит?

– В смысле, воевала. Ну и с головой… Её правда контузило, понял? Зрение потеряла, комиссовали её. А дома – никто не ждал. Сёстры решили, что им одного калеки хватит – отец у них старенький был, уже неходячий. Ну и завели её в лес подальше, как в сказках прям. Бросили. Возвращаются, а дома уже враги с винтовками. Даже в дом не дали войти, прямо у калитки их уложили.

– А отец?

– Выжил. Эти, которые в дом залезли, даже ночевать не остались, пограбили и ушли. Похоже, его просто не заметили.

– И как она из леса…

– В том-то и дело! Вернулась сама, представляешь?! Жила с отцом до конца войны, потом одна. Похоже, там-то в лесу у неё и открылся этот ведьмин дар. Жить захочешь – и не такое откроется! Говорят, она даже что-то видит. Не буквально, а так, внутренним взором. Сумела же как-то из леса выйти!

Я вспомнил этот пустой взгляд, устремлённый прямо на тебя, вот она разгадка… И повезло же человеку с сёстрами!

– То-то она так людей не любит.

– Ага! В прошлом году ей переехать предлагали. Посёлок раньше другим был, это теперь, вишь, понастроили. А стояли домишки, как у неё, обычные, старенькие. Всё снесли, она осталась. Ей сто раз предлагали переезжать, а она…

– Знаю. Все агенты попали в больницу с травмами. Слушай, а тамошняя лифтёрша тебе не родственница?

Из-за лифтёрши Рыжий неожиданно обиделся:

– Не веришь, твое дело. Только скажи, что ты не веришь, и я уйду. Что мне, больше всех надо, что ли?!

Я, конечно, не сказал, и Рыжий приободрился:

– Тогда бегом, пока мать не выкинула! У меня предчувствие…

– Что, тоже экстрасенс? – не выдержал я и нажал на звонок.

Отец не ждал меня так скоро, да ещё и с гостем. Вышел такой в трениках, увидел Рыжего с разбитой физиономией и решил не стесняться своего вида.

– Ты чего это? Нагулялся?

– Мы на секунду, пап. – Я протащил Рыжего в свою комнату. Отец шёл за нами и, казалось, как-то странно смотрел на меня.

Еще с порога я увидел то, чего боялся Рыжий. Мой рюкзак валялся на кровати выпотрошенный, и в куче барахла я не увидел приметного бумажного пакета с котятами.

– Телефон искал, – объяснил отец. – Мой-то сел давно…

Я молча переворошил кучу на кровати – пакета не было. Краем глаза смотрел, как вытягивается у Рыжего лицо. Кажется, только присутствие отца мешало ему бежать