Ящик Пандоры - Марина Юденич

Но как бы там ни было, иных причин гибели молодой баронессы, кроме как падение с лошади, обнаружено не было; ее похоронили со всеми полагающимися почестями в семейном склепе. Оставшийся вдовцом Вильгельм надолго покинул родину и возвратился под отцовский кров уже в зрелом возрасте, чтобы, женившись во второй раз, продолжить славный род.

Однако с той поры и довольно долгое время не одно поколение фон Рудлоффов избегало жить и даже просто подолгу оставаться в стенах этого замка, хотя близкое к столице расположение с каждым годом делало его все более привлекательным именно для постоянного проживания.

О причине этого никогда не говорили вслух, но слуги шептались о призраке молодой дамы, бродящей длинными зимними ночами по пустующему замку. Если же кто-то, случайно оказавшись в замке в ту пору, вдруг сталкивался с нею, то до его слуха непременно доносился прекрасный мелодичный голос, звучавший слегка приглушенно, который предсказывал, что род фон Рудлофф будет пресечен навечно задолго до наступления нового века. Причем совершено это возмездие будет руками такой же невинной юной женщины, какой была сама Магда, когда ее обрекло на страшную смерть обретенное по вине одного из Рудлоффов имя «проклятой невесты».

Время, однако, залечивает раны и развеивает воспоминания о самых жутких легендах, стирая их из памяти потомков. Уже в конце восемнадцатого века фон Рудлоффы окончательно поселились в замке, прославив свою резиденцию многолюдными приемами и шумными балами.

Пожилая смотрительница умолкла, словно желая перевести дух, однако пауза затянулась. Ванда, взгляд которой снова прикован был к портрету Магды фон Рудлофф, вынуждена была оглянуться в ее сторону. Женщина стояла молча, с легкой, едва заметной улыбкой разглядывая Ванду, и не похоже было, что она собирается продолжить повествование.

— Ну а потом? Что же произошло йотом? Ведь насколько я поняла из этих проспектов, замок обращен в музей по воле дальних родственников фон Рудлоффов именно потому, что прямых потомков этого семейства не существует. Значит, пророчество Магды фон Рудлофф сбылось?

— Сбылось, дорогая фрау. Но, полагаю, вам об этом известно даже больше, чем мне, — ответила ей смотрительница, глядя по-прежнему прямо и с легкой улыбкой на старческих тонких губах.

— Да, я знаю одну историю, — медленно начала Ванда и снова, подчиняясь непроизвольному, но сильному порыву, перевела взгляд на портрет. Серые глаза Магды о чем-то кричали, взывали, молили ее с полотна. Но вот о чем? Нет, не дано было Ванде расслышать этот безмолвный призыв. «Хорошо бы остаться в замке на ночь, возможно, тогда она смогла бы заговорить…» — мелькнула в сознании совсем уж бредовая мысль, но Ванда отчего-то за нее уцепилась.

— Скажите, а есть ли возможность… — Она обернулась к пожилой смотрительнице, намереваясь поинтересоваться, разрешают ли гостям оставаться в замке на ночь, — но не обнаружила ее на месте. Широкий коридор был пуст, и поблизости не было ни одной двери, за которой могла бы скрыться так быстро пожилая женщина. «Да не могла она уйти вот так, не простившись», — ошарашенно подумала Ванда и снова взглянула на портрет. Глаза Магды теперь словно бы усмехались, но это была не злобная, а скорее дружеская усмешка.

«Все! — решительно сказала себе Ванда. — Надо уходить, иначе мы побеседуем, не дожидаясь ночи, а потом мне прямая дорога из аэропорта — на прием к Григорию Ивановичу. То-то старик обрадуется».

Она быстро пошла по коридору прочь от портрета, безошибочно определяя дорогу к выходу, словно кто-то невидимый вел ее за руку. Вообще состояние Ванды было немного странным, сродни тому, в каком пребывала она во время ночного визита бабушки, и мысли приходили в голову тоже какие-то странные, скорее из обихода того, пока еще чуждого ей мира.

«Не надо оборачиваться назад!» — почему-то строго велела она себе и действительно ни разу не обернулась, хотя были моменты, когда сделать это хотелось мучительно.

Более или менее она пришла в себя уже на выходе из замка, у стойки рецепции, где, не удержавшись, все же поинтересовалась у подтянутой улыбчивой блондинки в униформе работников музея, не работает ли у них высокая пожилая фрау с пышными седыми волосами, убранными в красивый пучок на затылке. Блондинка озадаченно сморщила лоб, но мыслительный процесс не занял у нее много времени: очевидно, сотрудников в музее было не так уж много. «Нет, к сожалению, никто похожий на описание фрау в музее замка Рудлофф не работает. Быть может, фрау что-то перепутала? Это не мудрено: в окрестностях Вены гак много музеев».

— Да, вероятнее всего, я ошиблась, — быстро согласилась Ванда, боясь, как бы ее странное состояние не стало заметно окружающим.

Вечером этого же дня она улетела в Москву.

Эпилог

Профессор Ванда Василевская никогда прежде не чуралась московских светских мероприятий, слывя по праву одной из самых элегантных женщин столичного бомонда.

Однако последнее время ее видели все реже и реже, хотя нынешней весной светская жизнь элитарной Москвы, что называется, била ключом.

Возможно, поэтому, заметив в фойе знаменитого театра стройную фигуру известного психоаналитика, корреспондент светской хроники бросился к ней, весьма бесцеремонно прокладывая себе дорогу сквозь шумную нарядную толпу, заполняющую небольшое пространство.

— Ванда Александровна, вас почти не видно последнее время, и вообще по Москве ходят самые дикие слухи! — выпалил он на одном дыхании, едва не свалившись под ноги Василевской под напором толпы, но умудрился при этом, изогнувшись, извлечь из сумки и включить маленький диктофон.

Она наблюдала за его манипуляциями спокойно, с легкой усмешкой, и заговорила только тогда, когда тело его приняло наконец вертикальное положение и глаза их встретились.

— Какие же слухи, господин Гурин?

— Ну, говорят, в частности, что вы отказались от практики, оставив всех ваших клиентов на произвол судьбы. Еще говорят, что в университете вы дорабатываете последний семестр и уже подали заявление об уходе. Еще…

— Погодите, давайте по порядку, а то вы, как всегда, все перепутаете. Первое. Я действительно отказываюсь от практики, однако всех моих пациентов, по крайней мере тех, кто действительно нуждается в помощи психоаналитика, я передала в надежные руки своих — поверьте! — достойных коллег. Разумеется, при полном согласии всех сторон. Второе. Этот семестр действительно завершает мою преподавательскую работу, причем не только в Московском университете, но и в ряде других учебных заведений, скажем так, включая зарубежные. Так. Что там у вас далее из страшных слухов?

— Ну, вы мне такое заявили, что я уже все прочее забыл. Да Бог с ними, со слухами, Ванда Александровна! Чем же вы теперь будете заниматься?

— А этот вопрос, если можно, я оставлю без ответа. Впрочем, обещаю, когда он будет окончательно сформулирован и решение принято, первым об этом узнаете вы. Договорились?

Турин хотел спросить еще что-то, но мелодичный перезвон, заменивший нынче оглушительные трели театральных звонков, перекрыл в эту минуту многоголосый гул толпы, и мягкий мужской голос, многократно усиленный динамиками, предложил дамам и господам занять свои места в зрительном зале.

Хлынувшая в указанном направлении толпа на секунду поглотила стройную фигуру Василевской, а через несколько мгновений ее гордо посаженная голова в обрамлении пышных золотистых волос мелькнула уже в отдалении, у самого входа в зрительный зал, растворяясь в его многоликом, шелестящем множеством приглушенных голосов полумраке.

Пос. Николина Гора

Сентябрь-декабрь 1999 года

Послесловие автора

Обратиться к читателям с этим коротким послесловием меня побудило стремление предупредить вопросы, которые могут возникнуть, особенно у тех читателей, кто профессионально занимается психологией или интересуется проблемами этой науки.

В основу сюжета моего нового романа положен реальный факт, а точнее, описание реального случая применения психоаналитического метода при лечении больной с явно выраженными истерическими симптомами.

История эта произошла в 1880 году в Вене, где доктор Йозеф Брейер (в романе я сознательно изменила его имя) впервые с помощью психоаналитического метода полностью излечил пациентку.

Случай этот описан во множестве научных трудов, его с восторгом приводит в своей работе «Введение в психоанализ» сам Зигмунд Фрейд, признавая по этому поводу, что «если создание психоанализа является заслугой, то это не моя заслуга».

Однако все дальнейшее действие романа, в том числе судьбы персонажей, чье подсознание подвергалось профессиональному воздействию, полностью является авторским вымыслом.