За голубым порогом - Ольга Хлудова

— Это в центре так, а в новых районах очень просторно.

— Не знаю, не был в новых районах. А с нашим привольем даже и сравнивать нечего. Ну, конечно, магазины богатые, музеи, театры. В театр я не попал, это жаль. Хотел в Большой или в Художественный, но не сумел достать билеты. А в музее был. Мы вместе со свояком ходили. Он меня и повел в Третьяковскую галерею. До чего же картины хороши! Были мы всего три часа, разве все осмотришь? Там не один день походить надо, и то всего не увидишь толком.

Остров Путятин выделялся на горизонте тонкой, едва заметной полоской. Сопка Старцева, всегда видная издали, была, верно, окутана туманом. Сквозь облака проглянуло на миг солнце, осветив бледным холодным светом бегущие волны.

— В Кремле побывали? — спросила я.

— Как же, ходил. Интересно и красиво, ничего не скажешь. Жаль, на Выставку достижений народного хозяйства не попал, уже была закрыта.

— А вы куда ездили, когда были в Москве проездом?

— Мне отпуск положен был два месяца. На один месяц дали путевку на Кавказ, в дом отдыха. Я было не хотел ехать, а потом подумал: заеду к родным на Украину. И в дирекции говорят: «Поезжай, не пожалеешь. Там красота, на Кавказе, ты такой и не видел. Фруктов поешь».

— Понравилось вам? Капитан хитро улыбнулся.

— Вот слушайте. Ехал я поездом, все очень хорошо. Приезжаю в дом отдыха, в Сочи. Комната хорошая, соседи симпатичные — два шахтера, тракторист из Сибири. На другой день я им говорю: «Ну, ребята, вы здесь не первый раз, все знаете. Показывайте, что и как». Пошли гулять. Смотрю, ничего особенного. Горы? Так у меня за домом сопка Старцева, тоже неплохая гора. Еще что? Они говорят — море. Я им в ответ — у нас Японское море куда синее и красивее. Розы? Так в любом санатории или доме отдыха под Владивостоком роз сколько хочешь. Подумаешь, невидаль! Солнце, правда, на Кавказе пожарче. Ну, а пляж хуже. Там камни, а у нас шелковый песок. Словом, кроме пальм и фруктов, ничего особенного, чего у нас бы не было. Пальмы интересные, но их не так много. А тень лучше от других деревьев. Вот фрукты там хороши. Винограду я поел за всю жизнь. Так неужели из-за винограда все туда едут?

— Едут к морю и солнцу, особенно те, кто живет на севере.

— Ну, скажите по совести, разве у нас хуже? — спросил капитан.

— Лучше, — ответила я вполне искренно. За эти два месяца край сопок и синего моря стал мне близким и родным. Мысленно перебирая картины побережий тех морей, где пришлось побывать, я так и не нашла места, которое нравилось бы мне больше, чем Приморье.

Капитан, кажется, остался доволен моим ответом. Он окинул взглядом горизонт и замурлыкал что-то, поворачивая колесо штурвала. Сейнер стал медленно забирать вправо.

Я вышла из рубки. Потеплело, хотя ветер заметно усилился. Сейнер мягко переваливался с борта на борт. Из камбуза потянуло запахом чего-то вкусного. Я заглянула в открытую дверь. Девушка, низко повязанная пестрым платочком, выкладывала с доски в миску большие куски жирной, ароматной селедки свежего посола. На столе стояла тарелка с толстыми ломтями белого хлеба и вторая, полная сливочного масла. На плите кипел полуведерный чайник. Готовился завтрак для рыбаков.

На палубе появился неводчик — распорядитель лова. Он поговорил с капитаном, крикнул что-то в кубрик и отправился на корму. Я пошла за ним, придерживаясь за ванты, чтобы неожиданный удар волны не помог мне вывалиться за низкий фальшборт.

Большой красный буй бросили в воду. За ним с характерным шелестом побежал толстый, бесконечной длины канат — так называемый урез. А судно уходило все дальше, описывая пологую дугу. За урезом в воду скользнуло крыло снюрревода. Воздух серебряными чешуйками блестел в ячеях и пузырился на поверхности. Ушел в воду обширный мешок мотни, потом и второе крыло, за ним другой урез. К тому моменту, когда оставались последние считанные метры толстого каната, сейнер уже замкнул громадный круг, и у борта показался знакомый красный буй. Его багром вытащили на палубу. Теперь оба крыла снюрревода, широко распростертые там, в глубине, гонят в широкий зев мотни обитателей моря.

Начинается траление. Сейнер движется вперед медленно, натужно, волоча за собой махину донного невода, преодолевая сопротивление воды. Это продолжается минут сорок. Потом идет выборка.

Напряженные, вибрирующие урезы медленно выходят из воды, за ними тянутся соединенные вместе крылья снюрревода.

При помощи стрелы из-за борта поднимают мокрую сеть, перехватывая стропами, и она тяжелыми складками ложится на палубу. Звезды, осьминоги, крабы повисают, запутавшись в ячеях. Их выпутывают поспешно, стряхивают вниз, к остальной массе улова. Сейчас заняты все. Нужно разобрать складки снюрревода, оттащить тяжелое сетное полотно на место, чтобы в следующий замет оно ушло в воду в строго определенной последовательности, метр за метром. Одновременно смотрят, нет ли порванных мест; если есть — их затянут. Все подчиняется сейчас коротким командам неводчика. Он даже не говорит, а одним жестом руки, кивком головы указывает, что надо сделать.

В воздухе повисла раздутая рыбой мотня. Выдернут стяжной конец — и улов хлынул на палубу.

Большая часть рыбы лежала неподвижно, оглушенная первым глотком атмосферного воздуха. Некоторые из них слабо трепетали плавниками или изгибались всем телом, широко открывая рот и судорожно вздымая жаберные крышки. Только небольшие остромордые акулы со свинцово-серыми спинами и мертвенно-бледным брюхом бились и подпрыгивали, разбрызгивая слизь рыб и жгучих медуз цианей. Из мокрой пестрой груды медленно вытягивались багровые щупальца осьминогов, придавленных массой лежащих тел. Большой краб, распростертый на спине, выставлял восковое брюхо и беспомощно шевелил в воздухе массивными клешнями.

Рыбаки, вооруженные короткими баграми, начали сортировку, подхватывая рыбу одним взмахом руки и раскидывая ее по клеткам, отгороженным на палубе досками.

Роясь в улове среди тяжелых, скользких рыб, мы с Николаем вытаскивали большие комки разноцветных губок, раковины моллюсков, звезд, ежей странной формы, почти прозрачных асцидий, крабов с мохнатыми телами и крабов, как бы выкованных из золотистой бронзы.

Николай нашел маленького осьминога с телом в кулак величиной. Он посадил его в отдельное ведро, надеясь сохранить живым до возвращения с лова. Я сгоряча тоже выхватила какое-то головоногое, увидев маленькие извивающиеся щупальца с присосками в копейку величиной. Но это оказался не осьминог, а небольшой кальмар. Он мгновенно обвил мне руку и вцепился клювом в запястье. Я невольно вскрикнула от неожиданности и не без труда оторвала от себя воинственного моллюска. В награду за энергичное сопротивление кальмар полетел за борт и моментально скрылся. Это был тихоокеанский кальмар, как и те, что встречались нам у берега, только крупнее размером.