Темные замыслы - Филип Фармер

— Вам что-нибудь известно?

— Я стараюсь приглядываться, наблюдать. Вот у вас, например, тоже двойственная сущность, не укладывающаяся в обычную схему… причем сущность достаточно мрачная. Правда, может быть, я уловил только одну ее сторону, тогда как другая полна света.

— Мне хочется понять, к чему вы клоните. Вы хотите постигнуть эту… эту схему?

Пискатор встал, бросил окурок в озеро. Из воды вынырнула рыбка, сглотнула его и вновь исчезла в глубине.

— Под водой идет деятельная жизнь, — он показал на озеро. — Мы ничего не в силах там разглядеть, вода — иная субстанция, чем воздух. Можно лишь спустить туда наши крючки и надеяться выловить что-нибудь интересное. Как-то я читал рассказ о рыбе, устроившейся в темноте на дне глубокого озера и забросившей на берег свою удочку. Она ловила людей.

— Это все, что вы находите нужным мне сказать?

Пискатор кивнул головой.

— Я полагаю, что сегодня вы отправитесь на прощальный вечер к Файбрасу.

— Да, приглашение было достаточно категоричным… скорее, это приказ. Но даже мысль о вечеринке мне невыносима. Все выльется в пьяный скандал.

— А вы не марайтесь в этом свинарнике. Будьте с ними, но не одной из них. Пусть мысль о своем превосходстве подкрепит вас.

— Вы просто осел! — Она тут же осеклась: — Простите меня, Пискатор, я говорю глупости. Конечно, вы правы… и вы раскусили меня.

— Мне кажется, Файбрас вечером объявит о назначении пилотов.

— Мне тоже… Но для себя я не жду ничего хорошего.

— Вы получите высокую должность — да вы и сами это понимаете… Во всяком случае, все шансы на вашей стороне.

— Надеюсь!

Она встала и дернула леску; наживки на крючке не было.

— Пожалуй, я пойду домой и чуточку поразмышляю.

— Только спокойнее. По минному полю нельзя идти напрямик.

Она фыркнула в ответ и отправилась к себе. Проходя мимо хижины Торна, она услышала громкие голоса хозяина и Обреновой. Значит, они, наконец, сошлись.

Преодолев минутное колебание, Джил подошла поближе. Она могла отчетливо различить слова, но не смысл спора — Торн что-то резко говорил на незнакомом ей языке. Странно… Он явно не походил на русский. Послышался мягкий голос Обреновой; похоже, она просила его говорить тише. Джил прекрасно ее слышала, но тоже не поняла ничего. Потом наступила тишина.

Джил на цыпочках направилась к себе, стараясь двигаться бесшумно, чтобы не привлечь внимания соседей. Она вошла в хижину, размышляя о происшедшем. Торн знал английский, французский, немецкий и эсперанто. В своих странствиях по Реке он мог изучить множество других наречий.

Почему же они не говорили на одном из родных языков или эсперанто? Значит, оба знали еще какой-то, который здесь никто не мог понять?

Об этом надо рассказать Пискатору. У него, наверное, найдется разумное объяснение.

Однако события обернулись таким образом, что она не сумела поговорить с ним до подъема «Парсефаля», а потом совершенно забыла о происшествии.

38

Реминисценции в ре-минор.

26 января 20 года эры п.в. От Питера Джарвиса Фригейта, борт «Раззл-Даззл», южный умеренный пояс, Мир Реки. Роберту Ф.Роригу, Низовья Реки (предположительно)

Дорогой Боб!

За тринадцать лет, проведенных на этом судне, мне довелось отправить тебе двадцать одно послание. Письмо из Пизаны. Телеграмму из Телема. Записку из Сапоскана. Рукопись из Рура. Сетования из Сет-на-Н'ока. Аллегории из аль-Гората. Стенания из Стикса. Исповедь из Испеда.

Все это был чистой воды треп, достойный, в лучшем случае, студента-второкурсника. Три года назад я выбросил в воду очередную «радиограмму из Раджастана», описав в ней все значительные события, что произошли после моей смерти на Земле, в Сент-Луисе. Вряд ли ты ее получишь, но вдруг нам улыбнется счастье?

Сегодня, в яркий солнечный день, я сижу на верхней палубе шхуны и строчу на бамбуковой бумаге пером из рыбьей кости письмо. Окончив, я скручу страницы, оберну их рыбьим пузырем и запихаю в бамбуковый пенал. Суну в отверстие заглушку, вознесу молитву неведомым богам и швырну свое творение в воду — авось донесет куда-нибудь по речной почте.

У руля стоит капитан — Мартин Фарингтон, он же — Фриско Кид. Его темно-каштановые волосы блестят на солнце и развеваются по ветру. Выглядит он наполовину полинезийцем, наполовину — кельтом; в действительности, наш шкипер — американец англо-валлийского происхождения, родившийся в Окленде, штат Калифорния, в 1876 году. Сам о себе он помалкивает, но я о нем знаю все — даже то, кем он является на самом деле. Мне довелось так часто видеть его портреты, что не узнать это лицо я не мог. Я не смею назвать его настоящее имя — серьезнейшие причины заставляют его путешествовать инкогнито, под псевдонимом, составленным из имен двух его персонажей. Да, это он — знаменитый писатель. Возможно, ты поймешь, о ком идет речь, хотя я сильно в этом сомневаюсь. Когда-то ты признался, что читал лишь одно его произведение — «Рассказы рыбачьего патруля» — и нашел его отвратительным. Жаль; его лучшие сочинения признаны классическими.

Из первоначальной команды на судне остались лишь сам капитан, его первый помощник Том Райдер — Текс, араб по имени Нур, да двое-трое других. Остальные исчезли по самым разным причинам — смерть, психологическая несовместимость, разочарование и тому подобное. Текс и Кид — две земные знаменитости, встретившиеся мне в этом мире. Как-то у меня появился шанс увидеться с Георгом Симоном Омом (ты же слышал об «омах»), но встреча, увы, не состоялась. И вдруг, о чудо! Райдер и Фарингтон стояли во главе списка из двадцати персон, о свидании с которыми я мечтал. Список, конечно, выглядит довольно странно, но я всегда был несколько эксцентричен.

У Райдера, помощника капитана, тоже чужое имя. Но его лицо незабываемо, хотя и сказывается отсутствие на голове белого сомбреро емкостью этак галлонов десять. Он — знаменитейший герой фильмов моего детства; он — Тарзан, Джон Хартер из Барсума, Шерлок Холмс и Одиссей. Мне посчастливилось увидеть не менее сорока из двухсот картин, в которых он снимался. Эти ленты шли во второразрядных киношках Пеории — «Гранд», «Принцесса», «Колумбия», «Аполлон», бесследно исчезнувших задолго до моего пятидесятилетия. С его фильмами связаны золотые часы моего детства. Но сейчас я не могу вспомнить ни подробностей, ни содержания хотя бы одного из них; все они слились в один блестящий кадр с гигантской фигурой Райдера.

Мне было пятьдесят два года, когда я задумал написать несколько беллетризированных биографий. Ты знаешь, что я много лет собирался воссоздать историю нелегкой жизни сэра Ричарда Френсиса Бартона, прославленного и ославленного путешественника девятнадцатого века, писателя, переводчика, антрополога и авантюриста. Меня часто отвлекали от работы над «Неистовым рыцарем королевы» мои финансовые заботы, а когда я смог вплотную заняться книгой, в свет вышла великолепная биография Бартона, написанная Байроном Фаруэлом. Решив переждать, чтобы рынок сумел проглотить вторую книгу о нем, я работал еще несколько лет, но тут Фоун Броди опубликовал свое жизнеописание подвигов сего мужа.