Месть королевы мафии - Шивон Дэвис

— Мой первый брак был таким же, — объясняю я, — и это был не самый приятный опыт. Я бы не пожелала такого ни одной другой женщине, но, к сожалению, в нашем мире это слишком распространено. Одна из причин, по которой я захотела стать донной, заключалась в том, чтобы помочь изменить некоторые устаревшие правила. Женщины должны иметь право выходить замуж за того, за кого хотят.

— И все же ты вышла замуж по договоренности, а не по любви, — она приподнимает бровь, допивая второй бокал шампанского. Мы с Массимо сделали всего несколько глотков из первого бокала. — Вряд ли это можно назвать переменами.

Массимо открывает рот, чтобы заговорить, но я останавливаю его пристальным взглядом. Мне не нужна защита, и я не хочу, чтобы он принимал чью-либо сторону.

— Я не могу ничего изменить, пока не буду готова, и все равно это был мой выбор — выйти замуж за вашего сына. Никто меня к этому не принуждал. Наш брак был стратегическим для нас обоих, но мы искренне любим друг друга и стремимся к тому, чтобы у нас все получилось.

— Меня тоже никто к этому не принуждал, мама, — Массимо кладет руку на спинку моего стула. — Гейб попросил меня стать доном вместо него, и я отказался — пока не встретил Катарину. Об этом мало кто знает, но мы встречались раньше, и между нами сразу возникло взаимное влечение. Я женился на ней по доброй воле и счастлив называть ее своей женой, — он наклоняется и целует меня, и я никогда не чувствовала себя более желанной и любимой, чем сейчас.

— Что ж, это здорово, — говорит она таким тоном, будто это совсем не так. — Я рада за вас, — она натянуто улыбается нам, потом снова тянется за бутылкой шампанского.

— Мам, тебе не кажется, что уже достаточно? — Массимо смеривает ее взглядом. — Тебе нужно поесть. Салат вкусный.

Она тут же ставит бутылку на стол и берет столовые приборы. Я ем салат, и вокруг нас воцаряется неловкое молчание. Через несколько минут свекровь извиняется и уходит в ванную.

Массимо вздыхает, когда она оказывается вне пределов слышимости, и проводит рукой по затылку.

— Ты в порядке? — спрашиваю я, поглаживая его бедро.

— Я беспокоюсь о ней, — говорит он, допивая шампанское и берясь за бутылку газированной воды. — Могу только представить, что ты о ней думаешь, — добавляет он, глядя мне в глаза. — Не суди ее слишком строго. У нее была тяжелая жизнь. Мой отец никогда не любил ее. Она была лишь инкубатором, а все остальное время он издевался над ней. Он пичкал ее алкоголем и таблетками, чтобы держать под своим контролем. После смерти папаши мы с Гейбом отправили ее в реабилитационный центр. Она больше не принимает лекарства по рецепту, но с алкоголем все еще есть небольшая проблема.

— Почему просто не запретить весь алкоголь в доме и не покупать его?

— Мы пытались, но она хитрая и всегда найдет способ, — он медленно дожевывает последний кусочек курицы. — Мы с Гейбом многое делаем для нее, но, в конце концов, она взрослая женщина. Она хрупкая и во многом полагается на нас, но мы не можем указывать ей, что делать. Мы не будем ее жестко контролировать. Мы помогаем ей ухаживать за садом, и ей нравится шить гобелены.

Я заметила несколько гобеленов в рамках на стенах и подумала, не ее ли это работы.

— Мы стараемся помочь ей сделать правильный выбор, когда дело доходит до выпивки, но она одинока и потеряна с тех пор, как умер папа. Он контролировал все аспекты ее жизни. Говорил ей, что носить, что есть, с кем общаться. Он так запугал ее, что она почти не разговаривала, когда он был рядом или когда мы ходили куда-то. После его смерти ей стало лучше, но полностью она никогда не оправится. Травма слишком глубока.

Как женщина, перенесшая тяжелую травму, я понимаю ее боль, но все еще не могу найти в себе силы простить ее.

Возвращается Элеонора, и появляются молодые женщины, чтобы разрезать пирог и разлить кофе.

— Это восхитительно, Катарина, — она одаривает меня первой искренней улыбкой за весь день. — Я бы хотела уметь печь, но на кухне у меня ничего не получается.

— Да? — я удивляюсь. — Из Массимо вышел хороший повар. Я думала, что он научился своим кухонным навыкам у вас.

— Его научила наша экономка. Там, где я потерпела неудачу, она преуспела, — на ее лице написано неприкрытое обожание, и ясно, что она очень любит своего сына.

Возможно, он — ее единственное спасение.

— Я жил за границей с тех пор, как окончил среднюю школу, — добавляет Массимо, поглощая свой пирог. — Мне пришлось научиться самому о себе заботиться. Постоянно брать еду навынос было нельзя. Мне нравится оставаться в форме и быть здоровым, приходилось готовить себе еду.

Я до сих пор не знаю, что он делал за границей. Он объяснил, что четыре года учился в Оксфорде, а затем два года служил наемником, но чем он занимался остальные десять лет? Я знаю, что он много путешествовал, и сплетники бы сказали, что он распутничал, но я на это не куплюсь. Познакомившись с этим человеком поближе, я поняла, что он умен и любит работать. Он слишком умен, чтобы тратить десять лет на бессмысленные путешествия по миру в погоне за удовольствиями.

Нет, мой муж был за границей не просто так, и я намерена выяснить, по какой причине.

Извинившись, что мне нужно в туалет, я оставляю Массимо с его матерью и направляюсь в дом. Как только оказываюсь внутри, я снимаю туфли на высоких каблуках и тихо направляюсь в сторону подвала. Я знаю, что вход находится прямо под лестницей слева.

Возможно, это безрассудно — снова захотеть посетить свою камеру пыток, но мне нужно это увидеть.

Я изо всех сил пытаюсь сохранить ту личность, которой стала.

За тридцать четыре года, что я живу на этой планете, моя личность менялась много раз. Я рассталась с Ноэми Кабрини в тот день, когда меня спасли из этого дома. Отчим хотел, чтобы я была инкогнито, поэтому он не возражал, когда после переезда в Вегас я настояла на том, чтобы меня называли Катариной. Это мое второе имя, и так звали мою бабушку по отцовской линии. Я стала Катариной Конти, когда вышла замуж за Пауло, а теперь я Катарина Греко.

Все началось здесь, и кажется, что вернулось на круги своя.

Возможно, посещение собственной тюрьмы поможет