Тамплиеры - Пирс Рид

Дабы укрепить союз с Дамаском, в Акру был приглашен с визитом эмир Хомса принц аль-Мансур Ибрагим, которого весьма уважительно приняли в главной резиденции ордена Храма. Однако радоваться было преждевременно. Чтобы противостоять выступившим против него объединенным силам, египетский султан Аюб обратился за помощью к хорезмийским туркам, торгашам и кочевникам, занимавшим земли неподалеку от Эдессы. В июне 1244 года десятитысячная хорезмийская кавалерия ворвалась на дамасскую территорию и, обойдя сам Дамаск стороной, двинулась в Галилею, захватив для начала Тиверию. Уже 11 июля отряд хорезмийцев стоял под стенами Иерусалима. Некоторое время город оборонялся, но 23 августа – по приказу трусливого эмира Керакского Муслима – гарнизон и все жители-христиане тайно покинули Иерусалим, направившись в Яффу. В силу трагических обстоятельств – им, например, показалось, что на стенах города развеваются франкские флаги, – христиане вновь вернулись и Святой град. Они пришли туда одновременно с туркменами, которые почти полностью перебили их – живыми до Яффы добрались лишь около трехсот беженцев.

Хорезмийцы подвергли город тотальному разграблению, выбросили из могил даже бренные останки Готфрида Бульонского и других иерусалимских королей, похороненных в церкви Гроба Господня, убили немногих оставшихся там священников и предали церковь огню. Покинув разоренный город, свирепые туркмены направились к средиземноморскому побережью и соединились в Газе с отрядом египетских мамлюков под командованием Рухаддина Бейбарса.

17 октября 1244 года на песчаной равнине неподалеку от деревни Гербия, известной франкам как Ла-Форби, этот египетский корпус столкнулся с объединенной армией Дамаска и Акры. Дамасские войска, включая бедуинскую кавалерию под командованием ан-Насира, возглавлял принц Хомсский аль-Мансур Ибрагим. Христианское ополчение было самым мощным с трагических времен Хыттина: шестьсот рыцарей-мирян во главе с Вальтером де Бриенном и Филиппом де Монфором, столько же тамплиеров и госпитальеров, ведомые Великими магистрами Арманом Перигорским и Гильомом Шатоне. Здесь же был небольшой отряд тевтонских рыцарей и христианские ополченцы из Антиохии.

Как и перед битвой при Хыттине, между союзниками возникли споры относительно того, атаковать самим или же занять оборону: аль-Мансур Ибрагим склонялся к последнему варианту, но победила точка зрения Вальтера де Бриенна, который предлагал активные действия. Армия союзников заметно превосходила по численности войска египтян, однака отряд мамлюков отбил фронтальную атаку, а в это время туркменская кавалерия решительно атаковала с фланга. Дамасские войска, которыми командовал эмир Керака ан-Назир, обратились в паническое бегство. Не прошло и нескольких часов, как армия латинян была разгромлена: на поле боя осталось не менее 5 тысяч погибших, а 800 человек попали в египетский плен, и среди них Великий магистр тамплиеров Арман Перигорский. Общие потери тамплиеров составили от 260 до 300 рыцарей. Всего в живых остались 33 храмовника, 26 госпитальеров и 3 тевтона.

Кто теперь мог спасти Святую землю? Непримиримое противостояние в Европе между Папской курией и императором Фридрихом II лишило последнего какой-либо возможности снова возглавить освободительное христианское ополчение. Фридрих понимал, что его враги в Палестине, особенно тамплиеры, ценой собственной гибели разрушили перемирие с египетскими Аюбидами.

Единственным европейским монархом, который мог возглавить новый крестовый поход, оказался французский король Людовик IX. По воле провидения или просто по совпадению, но именно в год катастрофического разгрома латинян под Ла Форби Людовик заболел малярией и, находясь на волосок смерти, поклялся в случае выздоровления принять крест.

Являясь сыном властной Бланки Кастильской и мужем Маргариты Прованской – обе происходили из родов, издавна боровшихся с мусульманами, – Людовик унаследовал французский трон еще ребенком и сумел удержать его благодаря энергичному регентству матери. В пятнадцатилетнем возрасте он уже командовал армией в очередной военной кампании против английского короля Генриха III. Приятной внешности, с хорошим чувством юмора, легко возбудимый и зачастую несдержанный, Людовик в отличие от Фридриха II был очень набожен и не испытывал никаких сомнений в истинности католической веры. Еще в начале своего правления он подписал Парижский эдикт, по которому провинция Лангедок входила в состав Франции, и это положило конец распространению катарской ереси. Он нисколько не сомневался в правомерности применения силы для защиты христианства и как настоящий рыцарь часто говаривал своему давнему другу Жану де Жуанвилю, что «всякий раз, как ом слышит о принижении христианской веры, его рука невольно тянется к мечу и ему хочется пронзить негодяя насквозь». И даже если Людовик пользовался не столь жесткими выражениями, это высказывание разительно отличается от циничного скептицизма императора Фридриха II.

В отличие от того же Фридриха французский монарх был счастлив в браке. Его привязанность к супруге Маргарите Прованской даже вызывала ревность у матери: когда они поженились, то жили в отдельных комнатах, встречаясь только на лестнице, где о приближении матери-королевы их предупреждали верные слуги. Однажды во время крестового похода Жуанвиль упрекнул короля, что тот смиренно ожидал окончания мессы, вместо того чтобы поспешить навстречу Маргарите и новорожденному младенцу. Однако этот эпизод скорее говорит о его набожности, а не о равнодушии к супруге. За всю совместную жизнь между ними не было и тени отчуждения. Маргарита родила королю одиннадцать детей.

Людовик испытывал трепетный интерес к церковным реликвиям. Выкупив терновый венец Христа у Балдуина, латинского императора Византии, он пронес его босиком по улицам Парижа до великолепной часовни, построенной специально для хранения этой святыни на острове Ситэ. Он также сделал множество щедрых пожертвований, в том числе на строительство Раймонского аббатства, но никогда не поддавался запугиваниям со стороны церковных иерархов и выступал посредником в конфликте между императором и папой. Стремление Людовика к справедливости и правосудию, как и его искреннее внимание к нуждам бедняков снискали ему репутацию святого, но особенно эту славу укрепил принятый им крест, «поскольку крестовый поход являлся высшим выражением рыцарской идеи среди западной аристократии».

И коль обет был дан, Людовик стал готовиться к крестовому походу с тем же упорством и целеустремленностью, которые обычно проявлял при подавлении выступлений строптивых вассалов и реорганизации системы правления французского королевства. Первая его задача – добыть средства для организации дорогостоящей заморской экспедиции. Для этого он ввел новый налог в размере 1/12 от всех церковных доходов и обязал все французские города выплатить дополнительные субсидии. Поскольку порт в Марселе в тот момент находился под властью германского императора, Людовик построил новый портовый причал в Эгморте. Именно оттуда он и отправился в Святую землю 25 августа 1248 года. Без особой охоты, но все-таки за ним последовали его братья и многие вассалы. Вместе с королем отправилась и Маргарита с детьми, в результате Франция осталась под рукой королевы Бланки Кастильской.

Уже за пределами Франции к отряду Людовика присоединились и другие знатные рыцари, в том числе Жан де Жуанвиль, сенешаль провинции Шампань. Местом сбора всего ополчения был выбран остров Кипр, где по заранее намеченному плану уже были размещены провиант и вооружение для 25-тысячной армии Людовика IX; среди них были 5000 арбалетчиков и 2500 рыцарей. Остановившись на зимовку, в январе 1249 года король направил двух монахов-доминиканцев с посланием к монгольскому хану, надеясь, что эта мощная азиатская сила – по слухам, она благоволила христианам – поможет ему в борьбе с исламом.

Придерживаясь тех же взглядов, что и ранее кардинал Пелагий, – дескать, обезопасить Святую землю можно, лишь подчинив себе Египет, – и особо не задумываясь о причинах неудач предыдущих крестовых походов, в конце мая Людовик с армией отплыл из Кипра, направляясь в дельту Нила. На рассвете 5 июня флот латинян бросил якорь напротин Дамиетты. Мусульманское войско под командованием Фахруддина, приятеля Фридриха II, уже ожидало их на берегу. «Это было завораживающее зрелище, – вспоминает Жуаи-виль. – Золоченые доспехи султана горели в лучах восходящего солнца. В ушах стоял мощный грохот боевых барабаном и заунывный стон сарацинских труб». Не менее красочно выглядело и франкское войско: «Галера графа Яффского сверху донизу, как чешуей, была покрыта яркими щитами с его родовым гербом… Гребцов на галере было не менее трех сотен, и рядом с каждым из них был укреплен небольшой щит с графскими регалиями, а к щиту был дополнительно приделан флажок с тем же гербом, но уже позолоченным».