Большая книга ужасов – 87 - Елена Арсеньева

Этот камень называется амбр. Мне кажется, такое имя куда больше подходит этому человеку, чем то, которым его называют люди. Я будут называть его Амбр. Мне нравится его голос, нравится, что он все время смеется. Я не умею смеяться. Но если долго буду общаться с людьми, может быть, успею научиться. Очень постараюсь. Если солнце будет сиять еще хотя бы денек, если прачка еще хотя бы денек побудет старухой, если Амбр станет почаще смеяться и будет смотреть на меня так, как он смотрит на девочку, которую я про себя называю Кассис… Имя этой ракушки напоминает ее имя.

Амбр наклонился над клеткой и уставился на меня. Потом сунул руку в воду и попытался поймать какую-нибудь меня. Я сразу бросилась врассыпную!

– Ну и не надо, – сказал Амбр, выпрямился, а потом с силой надвинул крышку на бочку.

Он закрыл бочку…

Он меня закрыл!

Закрыл!

И бесполезно звать его, бесполезно убеждать. Он не слышит моего внутреннего голоса. Кассис слышит, а он нет. А чтобы закричать тем голосом, который способны услышать люди, мне необходимо собраться. Всей мне! Но собраться быстро не получается. Это всегда трудно сделать в закрытой клетке. И пока я возилась, ворочаясь с боку на бок, то и дело ударяясь о крышку и о стенки, Амбр и Кассис уже убежали.

Ну почему, почему я не предупредила Кассис, чтобы не верила своему сну?! Остров – путь в наши края, в края Злой воды, и если на острове кто-то и может появиться, то только наши, а ведь обитатели Злой воды всегда враждебны к тем, кто обитает на земле.

Нет, этого людям не объяснить. Мне им не объяснить – а им меня не понять!

Что же делать? Они погибнут. И Амбр, и Кассис. Они погибнут, этого не миновать…

Сама не пойму, почему мне стало так больно от этой мысли. Не должно быть, а стало! Я привыкла к людям, привыкла предупреждать их. Они не слышали, не понимали, они меня, кажется, ненавидели. Ненавидели. А ведь из-за этих предупреждений прачка держит меня в клетке… Да, мое дело – предупредить, но не соваться спасать их. И вот вчера я вдруг, ни с того ни с сего, спасла каких-то двух глупых нелепых мальчишек, которые решили порыбачить – и где?! Около острова!

Почему я это сделала? Неужели потому, что рядом со мной были Амбр и Кассис? Неужели это они так на меня подействовали? А может быть, человеческая пища оказывает на нас то же действие, какое наша пища оказывает на людей? Люди, отведав нашей еды, не хотят уходить от нас и становятся подданными Злой воды. Я, попробовав то, чем меня угостили Амбр и Кассис, не хочу расставаться с ними. Значит ли это, что я становлюсь подобной им?

Еще два дня назад я спокойно ушла бы с берега, предоставив погибающих Злой воде. А вчера вдруг стало так жалко этих дураков…

Слово дурак, которым люди обозначают глупцов, очень похоже на наше слово доурек. Доурек – это водяное существо, житель Злой воды. Я доурек, и прачка доурек, и все, кого она отправляет в реку и кого вызывает оттуда, – они все доурек. Здесь скоро не останется никого из обычных людей. Останутся только доурек, которые будут уводить на глубину реки новых и новых дураков, чтобы они стали доурек. И я знаю, что сегодня на дно реки отправятся Амбр и Кассис…

Да, они должны погибнуть. Они опасны для нас. Особенно Кассис. Они погибнут… И я не смогу их спасти, как вчера спасла глупых рыбаков. Я попыталась предупредить Кассис, но вряд ли она мне поверила. Они с Амбром уже далеко, но я вижу их. Они приближаются к острову. Весла лодки-предательницы, которую отправила к ним прачка, принявшая образ старухи, уже исчезли… Но ни Амбр, ни Кассис еще не понимают, какая опасность их ждет. Как их спасти? Закричать так громко, что меня услышат издалека? Но если я начну кричать сейчас, это услышит старуха. Прибежит… и тогда мне конец.

Еще вчера я не боялась разложения, не боюсь и сейчас – боюсь только одного: что не смогу спасти Амбра и Кассис.

Что случилось со мной? Почему так страшно даже подумать, что они могут погибнуть? Нет. Нет! Этого не должно случиться. Я выберусь из клетки. Надо изо всех упереться конечностями в дно и попытаться сдвинуть крышку спиной.

Ох, я вижу, что вокруг лодки уже появились одеяния мертвецов. Те самые, которые стирают ночные прачки. А вот из-под лодки выбрался один из тех, кто помогал стирать… На свою беду помогал.

Надо спешить! Но крышка такая тяжелая…

Это невыносимо. Как больно! Я задыхаюсь… Но я сделаю это! Я выберусь отсюда, я все-таки увижу Амбра и услышу, как он смеется!

Ну еще, еще немного!

* * *

Шварц и Василиса оцепенело глядели на кровавые водоросли. А те перешли в наступление! Один из жгутов пополз на корму, саван начал натягиваться на борт лодки. Внезапно Шварц схватился за ближнюю к носу банку[46], рванул ее и, ловко подцепив край савана, сбросил его в воду. Потом проскочил мимо Василисы и попытался скинуть оплетающий корму жгут, но тот словно присосался к лодке! Утопленник оказался совсем близко и ударил ногами по лодке, отчего та почти завалилась набок. Василиса с визгом схватилась за банку, на которой сидела, а Шварц не удержался на ногах и вылетел за борт. Он упал прямо в середину савана, который сразу начал обвиваться вокруг него. Шварц забился, пытаясь вырваться, но саван облепил его руки и ноги и потащил вниз.

В это время Василиса почувствовала новый удар в борт, и лодка перевернулась, накрыв ее с головой. Рванувшись вверх и вынырнув, девочка оказалась как бы прикрытой колпаком, под которым сохранялся воздух. Вцепившись в уцелевшую банку, она перевела дух и с ужасом всмотрелась в воду. Совсем рядом погружалась красно-белая тряпка, обернувшая чье-то слабо трепыхающееся тело, и до Василисы вдруг дошло, что это саван топит Шварца, а тот уже не сопротивляется!

Да жив ли он еще?!

Держась одной рукой за банку, Василиса высунулась из-под лодки, вцепилась в край савана и потянула его на себя. Но этот край вырвался и, мгновенно обвившись вокруг ее руки, потащил за собой. Василиса пыталась удержаться за банку, однако пальцы скользили: еще доля секунды – и она выпустит свою последнюю надежду на спасение!

Жуткий, отчаянный, мучительный визг достиг слуха. «Неужели это я кричу?!» – успела подумать она, но в это мгновение лодка подскочила и