Санки, козел, паровоз - Валерий Генкин

Но все это мелочь. Вопрос вкуса — понятно, да и ладно. А вот вслушайся в такой поток звуков:

Согласно онлайн ресурсу моторолла выпускает гаджет для двух симкарт. Портал сообщает, что смартфон обладает пятимегапиксельной камерой со вспышкой, трехдюймовым сенсорным экраном, поддержкой уайфай и эйчдиэмай выходом и будет работать на платформе андроид. Один из слотов рассчитан на симкарту для джиэфэм сети, другой для сидиэмэй. Моторолла отдала приоритет операционной системе андроид, но не отказалась от смартфонов на уиндоуз мобайл семь… (Тут я прерываюсь на рюмку водки и перевожу дыхание.)…Сони Эрикссон выпустила на рынок несколько типов мультимедийных трубок под названием сатё, айно и яри. Сатё имеет двенадцатимегапиксельную камеру, сенсорный экран, систему навигации и уайфай, у айно камера с разрешением восемь мегапикселей, но он способен устанавливать беспроводную связь с плей стейшн три, яри поддерживает управление жестами, что используется в некоторых играх. Гаджеты снабжены джипиэс со встроенным сервисом гугл мэпс, уайфай, автофокусом и слотом расширения для карт памяти микроэсди. Комстар внедряет систему миримон тестирования приставок для пользователей услуги цифрового интерактивного телевидения стрим с целью мониторинга процесса внедрения новых услуг ай пи тиви для сервисов стрим и эмгэтээс… (Еще рюмка— и заканчиваю)…В онлайн изданиях гадают, что же приготовила мазила. Уж не новый ли браузер, конкурирующий с установленным в айфонах приложением сафари? Продукты разработчика приложения, как сам файрфокс, так и его мобильная версия гекко, работают на принципиально ином движке, нежели тот, что применяется в браузере от эппл…

Посмотрел-послушал? Я умышленно убрал кавычки, дефисы и графическую латинскую аббревиатуру, стараясь передать враждебную настырность этого звукового напора. Так вот, нынешнее младое-незнакомое все это понимает и с интересом подобные сведения переваривает. Для них это — не звуковой поток, а осмысленные цепочки слов, способные вызвать эмоциональный отклик.

Однако Лена кличет к ужину, и ее язык мне как раз внятен.

Твой

Ответное письмо было еще короче первого.

Ах, дружище, ты опять впал в пессимизм. Да, говорят нынче не так, как прежде. Смирись, не рви себе душу. А как станет невтерпеж — вот тебе средство. Поезжай-ка в Европу, лучше всего во Францию, где еще живы потомки изгнанных носителей языка, на котором писали Тургенев и Набоков, — они умудрились три-четыре поколения сохранять это чудо. Там и усладишь слух, утомленный гаджетами с уайфай и слотом расширения. Вот куда хорошо бы отправлять детей учить язык — да не французский, а русский. Правда, Франция — не единственное пригодное для этого место. Тут мне случилось побывать в Голландии. Иду это я по Амстердаму и вижу даму (рифма случайна) на велосипеде и при этом в умопомрачительной шляпе. Загляделся, а тут сзади на русском: «Ой, Мань, смотри какая!» Две руссо туристо аж задохнулись. А дама, чуть повернув орлиный профиль, им в ответ, на русском же: «Вы что, е… вашу мать, бабу в шляпе на велосипеде не видели?»

Видишь — не все так безнадежно.

Обнимаю

Но все это не мешало друзьям предаваться телесным радостям. Они даже ввели в обычай дарить друг другу на дни рождения что-нибудь исключительно съедобное. Скажем, фазана из магазина «Дары природы» или просто утку. К подарку придавался какой-нибудь рифмованный завиток:

Не утка это, а звеноВ цепи сакральных элементов,Меж зайцем и яйцом оноРасполагается удачно.К погибели Кощеев мрачныхИ вящей славе добрых сил,Счастливым пользуясь моментом,Я эту птицу пригласил.

В те времена открылся в Москве ресторан «Варшава» — первый с настоящим баром, керамическим сооружением, присев к которому можно было выпить чуть ли не коктейль. Хаживали туда Алик-Виталик, пили сухое и ели самое дешевое — сорок пять копеек — блюдо: бигос, по-нашему солянка из тушеной капусты с кусочками свинины, правда, с добавлением чернослива. Как-то Виталик и один туда забрел, косил глазом на девицу за соседним столиком, сплошь ключицы, солома волос и брошка-паук на плече, мусолил карандаш — написать завлекаловку какую. Вот сидит в ресторане девица, и народ на девицу дивится… Нет, не идет. Он взял другую салфетку (кто ж из читавших про западную жизнь не норовил написать что-нибудь в ресторане на салфетке):

Вы такая приятная,Вы такая эстетная,Вы такая абстрактная,Вы такая конкретная,Что, увидев в «Варшаве» вас,Я нашел — вы похожиНа царицу ВирсавиюИ на Савскую тоже.Только так не годится,Я сказал сгоряча,Не носили царицыПауков на плечахИ вино пили тонкое,Драгоценное, пряное,И смотрели на подданныхПовелительно, прямо.Впрочем, память не вечна,Забываются мифы,Вы царица, конечно,Только смотрите мимо.

Потом, видимо, шел номер телефона, но она не позвонила.

А ты — позвонила. Помнишь, как все было? Я летел в Новосибирск в командировку. И еще до взлета заметил тебя через узенький проход — Ту ли, Ила ль (тулиилаль — каково?) — детская шея и этот профиль. Рядом вполне почтенный, чуть потертый дядька, вы беседовали все четыре часа полета, а я время от времени поднимал взгляд от книги и ублажал его этой шеей и этим профилем…

Абсурд какой. Я вернулся из издательства, в меру уставший и не в меру злой. Пришлось разъяснить автору, почему мы не сможем опубликовать роман, в котором, согласно аннотации, он исследовал внутренние пружины классически-рациональной парадигмы развития, ее границы и кризис. Я как мог пытался нарисовать простую и, возможно, доступную ему картину. Приходит, говорил я, Чехов (Толстой, Достоевский) к Суворину (Коршу, Каткову, кому там еще — Стелловскому) и сообщает: я тут одну вещицу написал, так, пустячок, исследую я в ней внутренние пружины классически-рациональной парадигмы. Вы представляете (это я — автору) их лица? Вижу — силится представить. Уже хорошо. Так ведь погнали бы они Чехова (Толстого, Достоевского), как пить дать погнали: на кой черт им издавать исследование пружин парадигмы, пусть даже внутренних. И не узнал бы мир гениев, светочей и, можно сказать, столпов литературы нашей. Школьникам, конечно, облегчение бы вышло, а все равно — жалко. Не узнали бы мы, как хотелось полетать Наташе Ростовой, подхватив себя под коленками, туже, туже… И Ганечку бы не пожалели, бедного — смотреть как такие деньжища горят. И про Каштанку, что нюхала столярный клей… Но — обошлось. Обхитрили они издателей. Притворились, что пишут развлекаловку для людей, хотя сами наверняка тайком ото всех что-то там исследовали, может, даже и пружины.

Вот в таком возбуждении пришел я домой. Поужинал. Отварная картошечка с венскими сосисками, нежными и сочными. Под умеренно острым домашним соусом (помидорчики, перец, чеснок — все с теличенских грядок, ах, какие у Лены грядки!). Две рюмки ледяной водки. Чашка горячего напитка — кипятком заливается густой калиновый (калина оттуда же, из Теличена) сироп. Малая голландская сигара «кафе-крем». Компакт-диск любимого Петра Лещенко. То самое: «Тринце-бринце-ананас, красная калина, не житье теперь у нас, а сама малина». Надо же — и здесь калина. И в этом омерзительно благодушном настроении пишу, не пишу даже в строгом смысле, тюкаю по компьютерным клавишам. А тебя-то нет! Десять лет как нет тебя!

Пять дней в Новосибирске, немного заунывной конференции по микроэлектронике — для отчета, чуть больше шатаний по городу, тоскливому и холодному: ноябрь. Заснеженный Академгородок, встреча интеллигентной общественности с Ритой Яковлевной Райт-Ковалевой: расскажите о своей дружбе с Маяковским, не собираетесь ли перевести «Дивный новый мир» Олдоса Хаксли, как вам удалось передать чувства американского подростка в Catcher in the Rye, ай какие мы образованные. И вот обратный рейс, а через проход — те же шея и профиль. Правда, еще до того увидел тебя в проходе во весь рост и отметил совершенно омерзительные золотые клеенчатые сапоги и эластичные колготки в нелепых разводах. Ножки прямые, но коротковатые. Уже потом все спряталось — остались шея и профиль. И тот же дядька.

Какой-то американец передо мной отложил книгу, приготовившись задремать. May I have a look at your book? Листая детектив, крутил головой — ну же, должен этот дядька за четыре часа выйти по нужде. Заготовил записку. То-ce — и номер телефона. На третьем часу полета свершилось. Я над твоим плечом: прочтите на досуге. И — назад, лихорадочно-лениво листать книжонку.

Ты позвонила на следующий день. Без жеманной затяжки, сразу. Значит, хотела. Значит, не ломака.