Его грешные пути - Саманта Джеймс

— Мередит, нет никакой необходимости обременять себя…

— Обременять себя? Но я его мать! Камерон и Гленда переглянулись.

— Она сможет кормить его, лежа на боку.

Именно так она и сделала, потому что была еще слишком слаба и не могла сидеть. Следующие несколько дней прошли как в тумане. Она все время спала, просыпаясь только для того, чтобы покормить малыша и поесть.

Только через неделю ей было позволено встать с кровати. Ноги у нее подкашивались, ее качало из стороны в сторону, но она настояла на том, чтобы ей приготовили ванну. С помощью Гленды и Мириам она опустилась в круглую деревянную лохань, которую поставили перед камином. Мириам сменила постель, а Гленда помогла Мередит вымыть голову. Хотя все это отняло у нее последние силы, Мередит радовалась, что возвращается к жизни.

Едва успели снова уложить ее в постель, как послышался требовательный крик из колыбели, стоящей в углу. Мередит подложили под спину подушки, чтобы она смогла сидеть. И Гленда положила ей на руки ее сына. Мередит спустила ночную рубашку с плеча и обнажила грудь. Младенец беспомощно потыкался лицом в грудь, потом, отыскав сосок, жадно набросился на него. Мередит и Гленда рассмеялись.

Мередит охватило глубокое чувство любви. «Малыш просто великолепен», — подумала она, внимательно рассматривая его. Головка была покрыта тонкими черными волосами — несомненно, будет такой же черноволосый, как Камерон. Красивый парнишка — весь в красавца отца, с гордостью решила она.

— Ангелок, — в полном восторге ворковала Мередит, — мой обожаемый маленький ангелочек.

— Боюсь, что мы не сможем назвать его Ангелом, иначе над ним будет потешаться все Северо-Шотландское нагорье, — услышала она голос мужа.

Мередит подняла глаза и увидела стоявшего в дверях Камерона.

Гленда незаметно выскользнула из комнаты, плотно прикрыв за собой дверь. Они остались одни.

— Ты выглядишь гораздо лучше, — тихо сказал он. Мередит зарделась от смущения, потому что ее рубашка сползла с плеча, обнажив грудь. Она порадовалась тому, что успела принять ванну и причесаться и волосы теперь ниспадали огненным покрывалом по ее плечам и чуть курчавились на еще влажных концах.

— Я и чувствую себя лучше, — улыбнулась она, не в силах оторвать от него взгляд.

Сколько раз за последнюю неделю она ощущала его присутствие, слышала его глубокий низкий голос! Она помнила прикосновение его загрубевших пальцев к своему лбу, потому что его руки она не могла бы спутать ни с чьими другими. И его теплые губы не раз прикасались к ее губам. Или ей все это снилось?

Она смутно помнила слова, которые он тогда сказал: Ты моя жена, Мередит, и ты для меня дороже всего на свете. И Бог свидетель, я люблю тебя.

Неужели он и впрямь сказал так? Или это ее затуманенное болью сознание сыграло с ней злую шутку?

Если бы знать. Если бы она осмелилась спросить. Если бы она осмелилась надеяться…

Он перевел взгляд на их сына, который продолжал с жадностью сосать грудь, и положил руку на нежный пушок, покрывающий головку малыша. На мгновение его рука оказалась в опасной близости от ее обнаженной груди. Этот жест был так трогателен в своей простоте, что сердце Мередит снова облилось кровью, однако она не позволила себе расплакаться.

Он провел кончиками пальцев по щечке малыша. Ротик перестал работать. Крошечные брови озадаченно сошлись на переносице. Они рассмеялись, а малыш возобновил свою работу.

— Не пора ли выбрать ему имя, а? Надо выбрать такое, которое нам обоим придется по душе.

— Да, — согласилась она.

— Я тут подумал… — нерешительно начал Камерон, — Что если нам назвать его Броуди Александр? Мне всегда нравилось имя Броуди. — А Александром звали одного из моих предков.

— Броуди Александр, — повторила Мередит, прислушиваясь к звучанию имени. — Знаешь, мне очень нравится. Взгляни на него. Тебе не кажется, что ему очень подходит имя Броуди Александр?

— Верно.

Его взгляд задержался на ее радостно улыбающихся губах, и Камерон чуть не застонал. Господи, какая же она милая! Щеки у нее вспыхнули и стали розовыми, а глаза были голубые, как безоблачное небо. Его взгляд жадно скользнул ниже, к соблазнительной округлости обнаженного плеча. Ему хотелось прикоснуться к ее теплой, нежной коже. Грудь ее была кремово-белой, а сосок влажно поблескивал, потому что она переложила малыша к другой груди. Он чувствовал, что Мередит смущается, вынужденная кормить ребенка грудью у него на глазах, однако она даже не попыталась отодвинуться от него или прикрыть грудь от его пристального взгляда.

А Мередит действительно очень нервничала под его взглядом. И вдруг она выпалила:

— Если ты намерен прогнать меня, Камерон, то предупреждаю, что ребенка я тебе не отдам. — И она крепко прижала к себе сына.

Он высоко поднял брови и улыбнулся. «Она совсем не похожа на дрожащую девчонку с округлившимися от страха глазами, которую год назад я увез из монастыря, — изумленно подумал он. — Но ведь даже тогда, как бы она ни была испугана, она не желала повиноваться… Она и сама, наверное, не подозревает, какая она храбрая, как сильна духом».

— Я не собираюсь тебе прогонять. Ты его мать, и ты нужна ему. Но его я тоже не отдам. — Он помедлил. Поэтому нам надо постараться сделать так, чтобы наш брак оказался удачным.

— Как это сделать? Нас слишком многое разделяет. Моя принадлежность к клану Монро и твое недоверие.

На его лице промелькнуло странное выражение, но он ничего не ответил.

Она тяжело вздохнула, потом дрожащими пальцами взяла серебряное распятие, висевшее на шее, и поднесла к нему. На ее глазах блестели слезы.

— Клянусь на этом распятии, что я не пыталась тебя отравить. Я не хотела — я не хочу — твоей смерти. Я не могу доказать свою невиновность. Я могу лишь надеяться, что ты мне поверишь.

Их взгляды встретились. В ее глазах была мольба. О чем думал он, по его взгляду было невозможно сказать. Напряженное молчание затянулось. И вот когда ей показалось, что больше она не выдержит, он поднял руку и смахнул с ее щеки слезинку.

— Если я скажу, что верю тебе, ты перестанешь плакать?

Она боялась поверить тому, что слышит.

— Перестану, — сказала она прерывистым шепотом.

Она была почти уверена, что заметила в его взгляде нежность. Он наклонился к ней, и его горячее дыхание смешалось с ее дыханием.

— В таком случае утри слезы, милая, потому что нам сейчас надо радоваться, а не плакать.

Он ее успокаивает? Ей захотелось немедленно обнять его, прижаться к его груди, но с Броуди на руках она не могла этого сделать.

Его взгляд остановился на ее губах. На мгновение ей показалось, что он сейчас ее поцелует, — ей так хотелось этого! Но, увы, он этого не сделал. Да и мгновение это ушло потому что Броуди потерял сосок и испустил недовольный крик. Они рассмеялись.