На серебряной планете (Лунная трилогия - 1) - Ежи Жулавский

Сегодня это уже старые воспоминания! Я с радостью вызываю их в памяти, потому что не так уж много было дней на этой планете, о которых я мог бы вспоминать без боли.

Только - снова страшная ирония судьбы! Любовь Тома к Лили и Розе, потому что он обеих любил одинаково - любовь, созерцание которой так радовало мое сердце, вызвала к жизни это поколение карликов, которые теперь заполонили окрестности Теплых Прудов.

Каждый раз, вспоминая это, я содрогаюсь, как будто неожиданно нашел в корзине роз омерзительных насекомых.

Впрочем, возможно, я несправедлив к этим карликам. Они, прежде всего, несчастные, такие несчастные, что когда я на них смотрю, то моя человеческая гордость готова выть от боли...

Том был гораздо более значительной личностью. Я вспоминаю его маленькую, но благородную фигуру. Он был энергичным и разумным, и в глазах у него еще светилось то, чего я напрасно ищу во взгляде его детей: душа.

Все слишком болезненно для меня и трудно писать об этом спокойно.

Почему все так произошло? - Забавный вопрос, на который не может быть ответа! - Зачем, зачем мы сюда пришли, зачем умер Томаш и оставил Марту между мной и Петром, для чего я отказался от нее, хотя был гораздо ближе ее сердцу, почему она умерла, и почему я живу какое все это имеет значение перед лицом вечности... _____

Прочитал снова то, что написал на этих листах в последнюю ночь, и невольно спрашиваю себя, зачем и для кого я это пишу?

Когда-то, ведя дневник нашего путешествия через мертвую пустыню и позднее, описывая первые годы жизни на Луне, я думал, что оставлю этот дневник лунным жителям, чтобы будущие поколения знали, как мы попали сюда и что должны были перетерпеть и перебороть, чтобы создать сносные условия для жизни. Но сегодня... Ведь эта мысль просто смешна! Лунные жители такие, какие они есть, не будут этого никогда читать. И я даже не хочу, чтобы они когда-нибудь прочли мои записи. Что им до этого? Какое им дело до моих переживаний, чувств, страданий? Неужели они смогут их понять? Неужели смогут увидеть в этих листках нечто большее, чем просто фантастический и непонятный рассказ? Впрочем, зачем им знать, что они выродившиеся существа прекрасной человеческой расы, господствующей на далекой, прекрасной звезде? С того дня, когда они поняли бы это, они начали бы тосковать, стыдиться и страдать, как страдаю я, глядя на них.

Нет, пусть здешний народ со временем забудет, кто были их предки с далекой планеты.

Я пишу этот дневник для себя. Если бы я мог мечтать какимто чудом отослать его на Землю, то писал бы его, как письмо к моим братьям по духу, которые остались там, и на каждой странице благословлял бы земные просторы, луга, реки, цветы и плоды, леса и сады, птиц и людей - все, все, что мне сейчас здесь так дорого по воспоминаниям!

Но я знаю, что, к сожалению, этого никогда не произойдет, я не смогу ни одного слова отослать на Землю, к которой стремлюсь только мыслью и взором, когда, замученный тоской, отправляюсь в Полярную Страну, чтобы увидеть над пустыней мою Отчизну.

Стало быть, я пишу для себя. Разговариваю сам с собой, как все старики. А когда мне удается самому ввести себя в мимолетное заблуждение, что я пишу все это для людей, оставшихся на Земле, то сердце начинает сильнее биться у меня в груди, и лицо пылает от жара, потому что мне представляется, что я завязываю какую-то нить между собой и моей родной планетой, отдаленной от меня на сотни тысяч километров!

Тогда я с радостью описывал бы самые малейшие подробности моей жизни здесь, делился мыслями, жаловался на трудности, отчитывался в редких, кратковременных радостях...

Только... этих радостей было так мало!

Я уже писал о единственной весне, которая существовала для меня на этой грустной планете, когда я наблюдал за пробуждающимися чувствами между Томом и девушками.

Может быть, мне следовало остаться с ними... Но мне казалось, что если я уйду от них на какое-то время, запретив предпринимать что-либо серьезное в мое отсутствие, то удлиню этот период свежести и весны, а возвратившись летом, смогу собрать созревшие плоды.

Я - старый дурак! С такой же вероятностью я мог бы остановить падающий камень, отвернувшись от него! Жизнь пошла по своему обычному пути!

Когда я вернулся к морю после нескольких лунных дней, проведенных в Полярной Стране, Том встретил меня на удивление важно и проводил в мой старый дом, где до этого мы жили все вместе.

- Здесь твой дом,- сказал он,- он такой же, как тогда, когда ты его покинул. Во время твоего отсутствия здесь жила только Ада и два старых пса, которых ты оставил.

- А ты? - спросил я.- А старшие девочки? Где же были вы?

Том обернулся. Я проследил за его взглядом и только теперь заметил, что поодаль в зарослях, на берегу одного из теплых озер поднимается почти законченный новый домик.

- Я построил себе новый дом,- заявил Том.

- Зачем? - спросил я с невольным удивлением.

Том немного поколебался, потом показал на приближающихся к нам старших девочек и сказал, глядя мне прямо в глаза:

- Это мои жены!

- Которая? - бессмысленно спросил я.

Наступила тишина. Том опустил голову, а девушки с тревогой посмотрели на меня.

- Которая из них? - повторил я.

- Я люблю их обеих,- ответил он.- И они обе принадлежат мне!

Сказав это, он взял обеих девушек за руки и подвел их ко мне:

- Благослови нас, Старый Человек!..

Тогда в первый раз он назвал меня этим именем, которое сегодня уже прочно приросло ко мне - как я думаю, навсегда.

С тех пор наша жизнь определенным образом изменилась, на первый взгляд незначительно, а на самом деле гораздо существенней. В нашем маленьком обществе произошел разрыв. Том с женами создал новую, обособленную семью, которая все более крепла по мере появления нового и нового потомства. Мы с Адой оказались вне ее. С каждым днем я все больше и больше ощущал, что становлюсь менее необходимым в этом мире, с каждым днем возрастала моя тоска по моей далекой родине,- тем временем жизнь вокруг меня неудержимо неслась вперед.

Я с грустью вспоминаю о последующей жизни Тома с сестрами. Он не был к ним добр, хотя обе они беззаветно любили его до последнего дыхания. Слишком многого он от них требовал и был слишком деспотичен. Даже я утратил былое влияние на него. Говоря правду, именно эти прискорбные обстоятельства были причиной того, что я во второй раз отправился в Полярную Страну, взяв с собой Аду.

А потом, после моего возвращения, начался последний акт моей личной трагедии, который длится и по сей день. Страшная смерть Розы, безумие Ады, потом смерть Тома и Лили - и моя неутоленная тоска по Земле, ужасное одиночество, возрастающее с каждым днем, хотя лунных жителей становится день ото дня все больше.