Кольца духов - Лоис Буджолд

– В нетопыре суть, – ласково уведомил его сумасшедший кастелян, разжал пальцы, и Тейр вновь хлопнулся щекой о камень.

Глава 14

– Вот и последнему конец! – угрюмо сказал брат Перотто. Поверхность пергаментного тамбуринчика на столе перед ним на миг излучила смутный оранжевый свет. Он померцал в холодных северных отблесках дня в рабочей келье аббата Монреале и угас.

– Вся наша работа! – простонал брат Амброз. Остальные монахи вокруг стола, каждый сжимавший теперь немой тамбуринчик, согласно закивали. Фьяметта потрогала последний тамбурин. Конец! Он ни разу не заговорил, но теперь его магия не просто бездействовала, она исчезла без следа. «Где ты, Тейр?» Фьяметта только что передала Монреале рот, который попеременно говорил то громко, то странно приглушенно, из рукава дамы Пии, как вдруг из него ворвался крик и оборвался в безмолвие. Аббат поспешно собрал остальных слушающих, и они вместе следили за губительными блужданиями Вителли по замку: кабинет Сандрино, лазарет, чердак конюхов. Слова из маленьких ртов, перед тем как они умолкали, исчерпывались двумя-тремя – простыми и деловыми. «Вот еще один, ваша милость». «Под одеялом. Ха!» До последнего, разоблачающего, найденного высоко на полке там, где творилась черная магия. Фьяметта знала, что всю ночь, после того как, она по распоряжению Монреале ушла спать, этот рот держал брата Перотто в страшном волнении, но что именно он слышал, Перотто толком не объяснил. Во всяком случае ей.

Последние произнесенные шепотом слова Вителли наводили ужас, хотя сказал он мало: «Это ты, Монреале, верно? Узнаю твою руку. Но ты ничего не добился. Твоя судьба предрешена, а твой глупый подручный умрет сейчас же». Треск, и рот перед братом Перотто выбросил с таким трудом вложенную в него магию.

Монреале сгорбился и так побледнел, словно его живот раздирали в клочья. Брат Перотто откинулся на спинку и беспомощно развел руками:

– Что случилось, отче? Все, казалось, шло так хорошо, и вдруг…

– Я страшусь за бедного Тейра, – прошептал Монреале своим коленям.

Фьяметта крепко обхватила себя руками, надавливая на львиное кольцо между грудями. Она все еще ощущала его теплый музыкальный напев, как биение крохотного сердца. А если настоящее сердце Тейра остановится, узнает ли она это? Она обвела взглядом сидевших вокруг стола монахов в серых одеяниях с капюшонами – серьезных, важных, беспомощных.

– Какой от вас толк? – вскрикнула она с внезапной мукой.

– Что? – резко сказал брат Амброз, но Монреале только приподнял голову.

– Какой от вас толк? Церковь должна ограждать нас от зла. О, вы разъезжаете по деревням, пугаете старых знахарок, дескать, они насылают вшей в волосы, соседок или варят дурацкие любовные зелья, которые в половине случаев и не действуют вовсе, грозите их душам адским огнем, если они будут упорствовать; вы умеете допекать ремесленников, трудящихся в своих мастерских, но когда нам угрожает настоящее зло, какая от вас польза? Вы боитесь сразиться с ним! Вы караете маленькие преступления маленьких людей, что совсем не опасно, но когда являются с войском великие преступления, куда деваются ваши проповеди? Вы умолкаете! Глупых… мальчишек… вешают, а вы рассиживаетесь и молитесь… – По ее щекам покатились слезы, она захлюпала носом, утерла лицо рукавом и закусила тубу. – Ах, что толку…

Брат Перотто начал было гневно объяснять, что невежественным девчонкам подобает смирение, но аббат Монреале сделал ему знак замолчать.

– Фьяметта отчасти права, – сказал он ровным голосом, потом обвел взглядом стол и горько улыбнулся. – Все добродетели сводятся к мужеству перед острием меча. Но мужество должно умеряться благоразумием. Мужество, растраченное понапрасну и не к месту, – это величайшая трагедия. Существуй восьмой смертный грех, им была бы глупость, из-за которой любые добродетели пропадают втуне, как вода, пролитая на сухой песок. И все же… где кончается благоразумие и начинается трусость?

– Вы послали Тейра туда одного, – выпалила Фьяметта, – чтобы он подтвердил мои обвинения Ферранте в черной магии и убийстве. Моего слова, слова невежественной девушки, было мало против столь великого и до-бро-де-тель-но-го сеньора, как Уберто Ферранте. И вот мои обвинения получили достаточно подтверждений из их собственных уст. Так чего же вы ждете теперь? Причин ждать нет, есть только причины поторопиться!

Монреале положил руки ладонями вниз на стол и внимательно посмотрел на них.

– Совершенно верно. – Он со свистом втянул воздух сквозь зубы и сказал:

– Брат Амброз, приведи приора и лейтенанта гвардии покойного Сандрино. Брат Перотто, Фьяметта, вы будете мне помогать. Для начала уберите со стола весь этот хлам.

Каким страстным ни был ее призыв, Фьяметта растерялась – слишком уж внезапным оказался отклик. Холодея от страха, она убирала, распоряжалась, доставала принадлежности его искусства, пока Монреале бросал через плечо все новые распоряжения. Оказалось, что Монреале приготовился – во всяком случае, внутренне. Видимо, предаваясь медитациям, он не только молился. Когда вошел лейтенант гвардейцев, укрывшихся в монастыре, Монреале потребовал, чтобы он оставил достаточно арбалетчиков на стенах, а с остальными сделал вылазку и пробился в город. Ферранте и Вителли будут парализованы чарами, которые он намеревался сотворить, а внезапное нападение, он надеялся, ввергнет лозимонских солдат в смятение, и солдаты Сандрино – теперь Асканио – смогут поднять горожан.

– Лозимонцы успели стать им ненавистными, – рассудил Монреале. – Нашим людям нужна только надежда на успех, уверенность, что их не ждет неизбежный разгром, и они бросятся вам на подмогу. Сразу же прорывайтесь прямо в замок к герцогине. Впрочем, оставшись без предводителя, лозимонцы скорее всего предпочтут сдаться на выгодных условиях и сами откроют ворота.

Фьяметта, слушая, все больше холодела. Однако лозимонские брави Ферранте, хотя и беспощадны, вряд ли готовы жертвовать собой во имя верности. Тем не менее ее сердце сжималось: ведь не проложат же они себе путь сквозь ряды осаждающих мановением магического жезла? С другой стороны, если не Монреале, кто еще способен собрать воедино все порвавшиеся нити? Даже ее отец воззвал к нему!

Монреале благословил очищенный стол, а брат Амброз обошел келью, помахивая курящейся дымом кадильницей и произнося нараспев латинские слова.

– Надо рассеять отголоски предыдущих заклинаний, – объяснил он.

Фьяметта кивнула: ее отец время от времени точно так же очищал дом, перед тем как браться за исполнение особенно важных, трудных или сложных заказов. Или таких, в удачном исполнении которых он не был слишком уверен. Обряд этот, видимо, очищает не столько комнату, сколько дух, подумала Фьяметта, закашлявшись от дыма.