Если любишь - солги (СИ) - Калинина Кира Владимировна

Чувства вернулись ко мне. Сердце стучало часто-часто.

— А можно узнать, приходила ли корреспонденция на имя Августа или Изабеллы Войль?

— Тех, которые жили на улице Длинной? — служащий усмехнулся. — Не удивляйтесь. Месяц с небольшим назад к нам заглядывала полиция, так что мне пришлось поднять архивы. На самом деле я плохо помню этих Войлей, они редко бывали на почте и писем почти не получали, только счета. А дочь их… Может, и заходила купить открытки или марки, но точно ничего не отправляла. Иначе у нас было бы записано. Полиция особенно интересовалась дочерью Войлей. Не знаю, что она натворила, — глаза старика блеснули, — но скажу вам то же, что сказал полицейским. Уведомлений о переезде Войли нам не делали, и почты на их имя за последние пять лет не приходило никакой.

22.2

Особняк на улице Андре встретил меня прохладным сумраком и сердитой запиской от сьера В. К. с требованием ни в коем случае не отлучаться из города.

— Иди к бесам, — я швырнула записку через плечо и рухнула в кресло, прикрыв глаза.

Пусть пишут, что хотят. Пусть приходят. Какая теперь разница?

Всю дорогу от Нида до Шафлю я чувствовала себя безмерно усталой и постаревшей на целую жизнь. По инерции заметала следы: дважды пересаживалась с дилижанса на дилижанс, потом с поезда на поезд, прекрасно зная, что все предосторожности напрасны. Старый почтовик меня раскусил, Грета Леклё тоже наверняка догадалась, кто приставал к ней с расспросами посреди улицы, мадам Химмельсберг знала моё новое имя. Прочее — дело техники.

В какой-то момент пришла фантазия, что в Шафлю меня ждёт Фалько, и я едва не выпрыгнула из вагона, чтобы мчаться в ближайший аэропорт. Но вовремя одумалась.

Никто меня не ждал. Газеты за три дня продавили внутреннюю дверцу почтового ящика и вывалились на пол. Поднимать и смотреть их не было желания.

Как там у Левиуса? "И развеялся детских мечтаний туман. Нет на свете любви, счастье — это обман".

Да, я не справедливая королева и не вижу людей насквозь. Но когда правда лежит перед носом, сверкая нагим телом, как блудница на картине Брандта, когда она ломится в душу, вышибая дверь жандармским сапогом, нельзя отвернуться и закрыть глаза. Остаётся только признать: пять лет меня водили за нос.

Раз в неделю я посылала родителям открытку, и они отвечали. Каждый год мы проводили вместе десять дней, и вечерами, сидя у гостиничного камина, они рассказывали, как жили. Подробно, с деталями, о которых говорят "нарочно не придумаешь". Не забывали и соседей, и городские сплетни. Непременно сообщали, где открылся новой магазинчик, где срубили засохшее дерево и какая синематографическая лента шла на прошлой неделе в электротеатре "Ковчег". А потом они брали чемоданы и ехали совсем в другое место, чтобы оттуда вновь отвечать на мои открытки и выдумывать небылицы о Ниде на следующий отпускной сезон.

Магия способна творить чудеса.

Но всей магией на континенте ведал Магистериум — загнав её в рамки науки и назвав магнетизмом. Только мажисьер по рождению и образованию способен мановением руки поставить звуковой заслон или привести в действие кофеварку. Только он волен пожаловать обычным людям магнетические технологии — скажем, пылеглот или "Чародей-повара". Хитрые штучки из маскировочного арсенала бедняги Фосэра тоже наверняка состряпаны в лабораториях магнетиков.

Была ещё магия слухов и уличной молвы: дескать, вдовушка с соседней улицы присушила чужого мужа, завистница сглазила ребёнка, а старушка из пригорода заговорами лечит такие хвори, что и докторам-мажисьерам не по плечу. Но надо лишиться ума, чтобы принимать всерьёз самозваных знахарей, ворожей, мелких колдунов, медиумов и прочих шарлатанов или страшные книжки о чёрных чародеях с Затонувшего континента и стихийных магах, которые прячутся среди нас, мечтая погубить мир…

Возможна ли настоящая магия вне Магистериума? Здравый смысл говорил, что нет.

Когда в Каше-Абри стали появляться записки от сьера В. К., я решила, что архитектор-техномагнетик по просьбе заказчика встроил в дом особый сценарий оповещения. И наблюдения, разумеется. Где-то в своей тайной конторе поверенный сьера В. К. сидел перед электровизором, наблюдал, как я завтракаю, принимаю ванну и говорю сама с собой. Заметив нарушение инструкции, царапал на особой бумаге пару строк и — оп-ля! — передо мной появлялась записка, оформленная должным образом.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Архитектор, разумеется, ничего обо мне не знал. Его задачей было создать систему. Может быть, сьер В. К. сказал, что строит дом для своей любовницы и хочет быть уверен, что плутовка ему верна. Так и виделось, как старый мерзавец подмигивает холёному мажисьеру, а тот брезгливо морщит губы, спрашивая себя, почему он, аристократ, должен обслуживать презренного плебея…

Гипотеза мне не нравилась — слишком мудрёно, дорого и зловеще, ум всё время искал более простое объяснение. И нашёл Фалько. Пусть он говорил о своей непричастности. Он много о чём говорил. Но полиция в курсе, что Войли съехали пять лет назад и не подавали о себе вестей, значит, поджидать меня в доме родителей бессмысленно. Фалько мог выяснить это в момент. Или уже всё знал. И никуда не ездил, просто морочил мне голову.

Записки из ниоткуда, открытки, уходившие по одному адресу, а попадавшие по другому, чудесная маскировка, почти всемогущий телохранитель… Если собрать вместе все странности, которые творились со мной и вокруг меня, напрашивался вывод: за всем этим стоит кто-то очень могущественный.

Но кто, кроме Магистериума, обладает такими силами и ресурсами? Оборотни? Фалько один из них, пора назвать вещи своими именами. Оборотни создали склад высоко в горах, запаслись оружием. Оборотни напали на меня у Карассисов…

Дальше логика отказывала. К чему бы они ни готовились, что бы ни замышляли, непонятно, причём здесь я. А главное, никто не слышал, чтобы оборотни владели магнетизмом.

Значит, всё-таки Магистериум? Но если я нужна мажисьерам — духи земли знают, зачем — с какой стати Карассисы вились вокруг меня, словно лисы вокруг курятника? Они могли просто прийти и взять своё.

От тяжёлых раздумий разболелась голова. Я приняла ванну и легла в постель. Меня предали все, кому я верила. Все, кого любила. И рядом не было братьев, готовых отдать за меня жизнь.

Глава 23. Магистериум

В газетах появились планы реконструкции Носсуа. Полный снос старых кварталов, современные доходные дома с автоматическими столовыми и прачечными, модные бутики, рестораны, кабаре, парк аттракционов и сквер для прогулок. Изюминками преображённой окраины должны были стать первый в мире электротеатр для показа объёмных синематографических картин и самый большой универсальный магазин. Обещали новые рабочие места, подземную стоянку для мобилей и уникальную службу доставки товаров силами наземных и летающих автоматонов.

Ещё писали о хулиганах, которые завели моду выскакивать на дороги перед мажи-мобилями, желая испытать новую систему распознавания пешеходов. Дважды за неделю безрассудные выходки закончились плачевно. Власти устами газетчиков разъясняли, что пока систему устанавливают только на новые мобили, переоборудование уже проданных займёт время и начнётся не раньше следующего месяца, а тех, кто намеренно провоцирует дорожные происшествия, ждёт наказание по всей строгости закона. Ладно, запомню: под мобили не бросаться…

Я надела лёгкое платье с плиссированной юбкой и пошла гулять по Шафлю. Никуда не торопясь, ни от кого не таясь и ни на что не надеясь.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Широкие тротуары были вымощены гранитной плиткой, посередине в два ряда росли каштаны. По проспекту, отделённому витой чугунной оградкой, стеной двигались мобили; "стрел" и "фантомов" среди них было больше, чем я видела за всю жизнь. Вдоль бульвара красовались дворцы с высокими портиками и мраморными статуями — музеи, театры, научные институты, библиотеки и академии, которые входили в состав Магистериума.