Жестокий брак. Как мы влюблялись, женились и ревновали на протяжении веков - Ника Марш

и даже предлагал государю подождать, но тот ответил совершенно спокойно и взвешенно: «Я ждал 14 лет». Предполагалось, что цесаревич, наследник престола, равно как и все прочие члены императорской семьи, узнают обо всем позже – когда Александр посчитает нужным поставить их в известность.

Таким образом, 19 июля, в 3 часа дня, в Большом Царскосельском дворце все было готово к тайной церемонии. Государь Александр II, император Всероссийский, собирался сочетаться неравным, морганатическим браком с любимой. Такой союз считался неравнородным – муж и жена не принадлежали к одному кругу. Хотя Екатерина Долгорукова происходила из древнего рода, ведущего свое начало от самого Рюрика, она все равно уступала в происхождении императору. Горькая усмешка судьбы! Первая жена Александра II, императрица Мария Александровна, считалась ему ровней. Ее называли «принцессой Гессенского дома», когда принимали в Петербурге в качестве невесты, но только слепой и глухой в Европе не знал, что «принцесса» рождена матерью вне брака, от любовника, барона де Гранси. Получалось, что княжна Долгорукова, в чьем происхождении не было никаких белых пятен, формально стояла на несколько ступеней ниже, чем незаконнорожденная императрица! Такие они, двойные стандарты…

Итак, брак, заключенный 19 июля по православному канону, считался морганатическим. Обычно в таких союзах жена не возносилась до положения мужа, не имела права претендовать на то же звание, что и он. Екатерина, стоявшая перед алтарем в простом бежевом платье и с непокрытой головой, мало думала в тот момент о таких мелочах. Свершилось главное: она стала законной супругой Александра. После долгих лет тайных встреч, оскорблений, которые ей пришлось выслушать из-за своего положения, после открытого презрения со стороны императорской родни (боже, они вели себя так, словно сами – святые!) и скептически поджатых губ многих придворных.

Трудно найти другую возлюбленную русского императора, которую бы так ненавидели и так презирали! Марта Скавронская, портомоя (прачка), ставшая императрицей, и та не удостоилась «подобной чести». Анну Лопухину, с кем император Павел I изменял жене, принято жалеть – бедная впечатлительная девушка, она просто не смогла устоять! Нарышкина, родившая от Александра I то ли четверых, то ли троих детей (а, возможно, и ни одного, учитывая ее образ жизни), лишь потому не заслужила всеобщего пренебрежения, что сама супруга императора дважды «громко» оступилась… Но Екатерину Долгорукову принято втаптывать в грязь. Хотя, если разобраться в ее истории, все далеко не настолько однозначно!

Она родилась в 1847 году в семье, у которой от прежней славы осталось только имя – Долгоруковы. Сразу приходит на ум имя основателя Москвы, князя Юрия. Он тоже сыграл роль в жизни Кати: позже, став фавориткой императора, княжна получила фамилию «Юрьевская», ее же дали и детям женщины, как и княжеский титул. Однако тогда, в 1847-м, о перспективах девочки никто особенно не говорил. Семейство с большим трудом кормило себя.

Кате исполнилось одиннадцать, когда в поместье родителей на несколько дней остановился погостить император Александр II.

Высокому гостю был оказан самый теплый и радушный прием. Позже, когда усадьбу Тепловка продали с молотка и стало понятно, что княжеским детям не на что жить, та добрая встреча спасла их. По распоряжению императора девочек устроили в Смольный институт, а мальчиков – в военные училища. Есть легенда, что тогда, в Тепловке, Александр и увидел в первый раз Катю, но она была ребенком 11 лет, так что вряд ли император запомнил ее. Хотя – кто знает!

Александр был старше на 30 лет. Когда его жена ожидала восьмого ребенка, лекари встревожились за ее здоровье. Императрица Мария Александровна уже давно часто и подолгу хворала. Ей прописывали южный воздух, воды, прогулки… По всей видимости, даже совокупность всех мер, включая самый тщательный досмотр врачей и отсутствие малейших бытовых забот, не могли оказать серьезного и благотворного воздействия на императрицу. Портреты ранних лет изображают женщину с худым нервным лицом, сильно уставшую или чем-то расстроенную. Кажется, что она вот-вот упадет в обморок… После восьмого ребенка врачи настаивали, что новых беременностей Мария Александровна не переживет. Это был сигнал – в первую очередь – для мужа. Интимную жизнь между супругами следовало отложить навсегда. Точно так врачи в свое время запретили Николаю I супружеские отношения с императрицей Александрой Федоровной, а еще раньше – Павлу I с Марией Федоровной…

Итак, княжна Долгорукова оказалась в Смольном институте. Это учебное заведение, созданное при Екатерине II, всегда было «кузницей кадров» для императорского двора. Наиболее талантливые выпускницы получали фрейлинский шифр, многие удачно выходили замуж, но во время учебы они подчинялись жесткой дисциплине, настоящей военной муштре. Выдерживали не все. В мемуарах «смолянки» Елизаветы Водовозовой есть свидетельства и о смерти воспитанниц, и о том, как тяжело они страдали от постоянного холода и недоедания.

«В завтрак нам давали маленький… ломтик черного хлеба, чуть-чуть смазанный маслом и посыпанный зеленым сыром… Иногда вместо зеленого сыра на хлебе лежал тонкий, как почтовый листик, кусок мяса, а на второе мы получали крошечную порцию молочной каши или макарон», – писала она[139].

Некоторые правила кажутся абсурдными и лишенными смысла. Казалось бы, почему нельзя было держать портреты родителей на тумбочке? Кому мешали цветы на подоконниках? Почему на стенах не висели ни гобелены, ни портреты, ни еще какие-либо украшения? И главное – отчего такая глухая, такая полная изоляция девочек на 12 лет? Их принимали в «смолянки» с шести, поэтому для Кати и Маши Долгоруковых сделали исключение. С родителями разрешались лишь редкие встречи, иногда воспитанниц вывозили на прогулку в Таврический сад, а еще отдушиной были спектакли. Их ставили в институтском театре, и на постановках присутствовали члены императорской фамилии. Приезжал и государь Александр II.

Он задал вопрос о Долгоруковой, и ему указали на нее. Император заговорил с девушкой и изумился. Та позволила себе дерзость – сообщила, что их плохо кормят! Правитель повелел, чтобы княжну кормили за отдельным столом и стал лично привозить конфеты. Она заинтересовала его, и отныне Александр всегда справлялся о ее здоровье. Разумеется, это сразу выделило Катю из числа других воспитанниц. «С тобой разговаривает сам государь? Тогда ты – гордячка, выскочка, жеманница!» «Институтки» не относились друг к другу снисходительно. Ревность и стремление вознестись были им присущи в точно такой же степени, как и девушкам «на воле». Пожалуй, воспитанницам даже чаще приходилось притворяться и фальшиво улыбаться – чтобы заслужить одобрение «мамзелей», то есть учительниц.

Для Кати внимание императора превратилось в главную цель в жизни. Уже там, в институте, она поняла, что влюблена. У нее не было жизненного опыта, а внимание государя кружило головы и не таким юным.

«Чем более я взрослела, – позже напишет Екатерина, – тем более усиливался