Бесправыш. Предземье - Андрей Олегович Рымин

— То любя, друг мой Яша, — приобнял Зимородова родственник ярла. — А про дойку ты у Пати спроси. Тебе шутки, а человек недавно из-под коровы вылез. Эй, Патя! — обернувшись, нашёл он взглядом Патара. — По вымени не скучаешь? Оно на ощупь как? Тёпленькое?

Но свин только глаза опустил ещё ниже. Наши группы как раз поравнялись, и я смог рассмотреть в вырезе высокого ворота закушенные губы Патара. Во, как всё обернулось. Теперь сам тут за мальчика для битья. Поди, все два месяца сносит насмешки этих богатеньких гадов. И поделом! Пусть почувствует себя в моей шкуре. Заслужил свин.

— Да он не про мамкино вымя, — со смехом толкнули Патара в спину. — Не чмокай.

И снова свин промолчал. Куда делся весь гонор? Идёт, под ноги смотрит, не замечает меня. Окликнуть его что ли? Нет, не хочу.

А вот и вход в трапезную. Само собой годники полезли туда вперёд нас. Наши стоят, пропускают. Служитель, что нас привёл, уже скрылся внутри. Это что у них тут за порядки такие поганые? А кто говорил, что в школе ученики все равны? Кабы не наказ беса — к себе внимания без повода не привлекать, уже бы подвинул хамьё. И Раст, вижу, хочет того же. Но терпит. Ему ещё в этом городе жить. В городе, где всем заправляют деды и папаши вот этих вот швыстов с толстой мошной.

— Безродыш!

Он всё же заметил. Глаза круглые, словно монеты.

— Ты, что здесь…

— Для тебя, Патя, я — сударь Китар.

И так зыркнул, что свин тут же заткнулся. Открыл рот беззвучно, закрыл. Влево, вправо крутнул головой, словно ища поддержки. Не нашёл её, шумно втянул носом воздух и, отвернувшись, последним из годников нырнул в открытую дверь, будто прячась.

Слабак ты, Патар. Я годами терпел, не сгибался так. Какой-никакой, а давал вам отпор. Тебе же двух месяцев каких-то хватило. Как же быстро сломался…

Или всё-таки нет?

Ло 17

Несмотря на заявленное во вступительной речи служителя храма равенство учеников в стенах школы, классовое разделение присутствовало даже в питании. Большой освещённый масляными фонарями зал местной столовой был разделён на три зоны. В центре длинный преподавательский стол с приставленными к нему стульями уже накрыт — миски, кружки, тарелки, приборы разложены, блюда, горшки и кувшины стоят. Подходи, садись и приступай к обеду.

Справа же и слева по четыре пустых стола с лавками вдоль краёв — это уже для учеников. На каждой из сторон зала свой, ведущий в кухонную зону проём в виде арки с прилавком-столешницей, за которым работник столовой занимается индивидуальной раздачей еды, подходящим с заменяющими подносы досочками подросткам в порядке очереди. Таким образом, пересечений более привилегированных учеников с менее привилегированными нет — годники и зимники, что получают пищу — кстати, меню их разнится — что принимают её отдельно друг от друга.

И это хорошо. Носитель, несмотря на мои предостережения, чересчур импульсивен. Китар слишком долго терпел унижения будучи слабым, чтобы сейчас, сделавшись сильным, молча глотать оскорбления. Стоит кому-то из местной золотой молодёжи зацепить мальчишку, и конфликт неминуем. Радует, что хотя бы сын старосты, уронив здесь свой статус, судя по его реакции, не готов продолжать былую конфронтацию. У него сейчас собственные проблемы схожего характера во главе угла. Патару не до старого недруга.

Вскоре выяснилось, что и процесс обучения выстроен по аналогичному принципу. Занявшие всю вторую половину дня занятия в классах проходили у зимников и у годников в противоположных частях учебного корпуса. Более того, за каждым из отрядов была закреплена собственная аудитория с индивидуальными партами, и ученики покидали данные помещения исключительно для справления нужды в сопровождении дежурного служителя.

Видимо, вопрос возможных конфликтов между учащимися волнует местное руководство не меньше, чем меня. Очень грамотный подход — подростки привязаны к классу, а преподаватели переходят с места на место.

По завершению занятий так же организованно в сопровождении взрослого дети направились на ужин и после него в спальный корпус. С распорядком дня здесь всё просто — ранний отбой, ещё более ранний подъём, до обеда занятия во дворе, после обеда при дополнительном свете ламп и свечей в помещении. Перед сном час-другой поболтать с соседями, не покидая своего коридора. И так день за днём. Выходных, как Китар уже выяснил, не предусмотрено в принципе.

В это время года темнеет на этой широте рано. Пока светит солнце необходимо успеть пошвырять копья, пометать стрелы из лука и арбалета, пробежаться на время по полосе препятствий и вдоволь подраться друг с другом на кулаках и с оружием. Эта часть обучения для меня бесполезна. Китар же проводит первую половину дня с удовольствием, а во второй клюёт носом. Науки — это не к нему. Что арифметика — математикой этот примитив не назвать — что грамота с письмом, что география с историей, что собирательство с травничеством, где учат определять и искать ценные растения и минералы, что основы учения Единого его интересуют мало.

Носитель оживает лишь на зверологии, когда речь заходит про виды, повадки и места обитания разных зверей, способы охоты на них и ценность их органов, которые желательно сохранить при разделке. Вот здесь он внимательно слушает. Мне же достаточно просто услышать единожды — память моя абсолютна.

Первые две недели прошли без эксцессов. С соседями по комнате у носителя дружба. С остальными в отряде проблем тоже нет. Конкурируют между собой в наработке разных навыков и умений, соревнуются без фанатизма, на наказания со стороны служителей не нарываются. Пересечений с другими отрядами практически нет. Периодические встречи в столовой с чванливыми годниками столь скоротечны, что у конфликтов просто отсутствует возможность зародиться. Попадающийся же время от времени носителю на глаза Патар не пытается заводить разговоры с мальчишкой, а, наоборот, отводит взгляд.

Пойти в школу было хорошим решением. Если всё и дальше будет протекать в таком мирном ключе, весной Китар выйдет из этих стен уже не настолько дремучим, как прежде. А главное — гахару сюда путь заказан. Идеальное место для нашей зимовки на острове.

Глава семнадцатая — Наука терпеть

И снова я первый на полосе. Наконец-то из четвёртой риски смог выбежать. Мастер Боча своим угольком провёл чёрточку на песочных часах, перевернул их и поставил рядом с другими такими же. Рекорд Лымаря не побил, но лучшую из попыток Раста повторить смог.