Сибирский фронтир (СИ) - Фомичев Сергей

С надеждой, что примитивная маскировка всё же сработает, я уселся в лодку. Посредством течения и пары гребков быстренько переместился в Охотск.

После ухода четырёх кораблей, городок притих. Наша флотилия увезла с собой добрую четверть его населения. Пройдёт время, и приток новых людей восполнит потерю. Правда, и я собирался производить полезные для дела кровопускания регулярно.

–Здоров! – поприветствовал меня Данила, а, заметив мешок за спиной, спросил. – Оттуда меха? Много ли? Людей кликнуть, чтоб разгрузиться помогли, или хочешь по–тихому?

По интонации и словам товарища я догадался, что гениальная маскировка не сработала. Странно только, почему это он не удивлён? Напротив, обрадовался точно ребёнок деду Морозу с полным мешком подарков. Ну, допустим, радость понятна – с моим возвращением торговля обещала оживиться. Конкурентам приходилось ожидать товара по нескольку лет, а потом тратить год, чтобы сбыть меха на далёких ярмарках. Но почему его не удивило моё появление?

–Меня Василием зовут, – напомнил я на всякий случай. – Я брат. Младший.

–Ну, конечно! Заходь, брат! – усмехнулся в ответ Данила. – К обеду подгадал, как чуял. Это у вас, похоже, семейное.

Судя по всему, подобной выходки он ждал от меня давно. Возможно, подозревал, что компаньон заложил душу дьяволу, но для христианина середины восемнадцатого века относился к догадке на редкость спокойно. Да и то сказать, ведь не его же душа заложена.

–Ну, рассказывай, какие новости, – предложил я, усаживаясь за стол.

Разнообразием трапеза не отличалась и сводилась к пресной каше, зато новостей оказалось в избытке и они вполне заменили пряности. Первая из них касалась смены начальника порта.

Афанасий Зыбин, этот старый солдат империи, подавив корякский бунт, благоразумно решил оставить покорение чукчей кому–нибудь другому, "помоложе", и попросил отставки.

–Ему на смену прислали некоего Шипилова, – задумчиво произнёс Данила. – Но его никто здесь не видел, а всеми делами заправляет капитан Ртищев. Народ к нему пока что присматривается, а он присматривается к народу.

А между тем коряки вовсе не успокоились, но лишь сменили тактику. С партизанской борьбы перешли так сказать на подпольную работу. Осмыслив растущие потери, они разумно отказались от прямых столкновений с казаками. Прекратили бегать по лесам шайками, нападать на торговые караваны, даже признали на словах имперскую власть, но на деле принялись резать казаков исподтишка.

–Остановится отряд в таком гостеприимном селении, – рассказывал Данила. – Дикие казакам ясак выдадут, собак пообещают или оленей, проводника. Накормят, напоят, спать уложат. А утром, глядь, не проснулся никто.

Я кивнул. Вставить хотя бы слово мешала каша. Она никак не хотела пролезать внутрь. Я пожалел, что не пообедал у Брагина.

–Полон всё гонят и гонят, – продолжил Данила. – Возле острога уже сотни две коряков скопилось. И бабы и ребятишки. Новый командир пока в ус не дует. И я, понятно, молчу. С ним–то у тебя уговора нет. Может, сходишь, поговоришь?

–Оказанная услуга немного стоит, – усмехнулся я, дожевав, наконец, кашу. – Если его сейчас от лишних ртов освободить, он жеста не оценит. Напротив, решит, что это он мне одолжение делает. Пусть уж зиму помучается, тогда и поторгуемся. Тогда он мне любую бумагу не глядя подпишет.

–Перемрут они за зиму–то, – вздохнул Данила.

И так натурально это у него получилось, что я аж прослезился. Артист! Но только вешал бы он эту лапшу на другие уши. Тоже мне праведник! Благодетель! Уж кто–кто, а я–то знал, что подобная жалость компаньону не свойственна. Причина его вздоха в другом кроется.

–Подкину им хлебушка, глядишь, и протянут, – сказал я, ехидно посматривая на товарища.

Данила поморщился. Моя благотворительность сокращала его доходы.

–Что с кораблём? – спросил я. – Со штурманом?

–Строится корабль, – доложил купец. – В следующее лето будет готов. С мореходом хуже. Неводчиков присоветовал одного парня, Ромку Кривова. Но молод уж больно. И в море–то выбирается всего второй год, да и что того плавания – до Большерецка и обратно. Но правда в помощниках у самого же Неводчикова ходит, а это многого стоит.

–Ладно, – согласился я. – Неводчикову на глаза лезть не стану. Пусть будет Ромка. Ему дальше Петропавловской гавани пока ходить незачем. Там Окунев встретит или ещё кто–нибудь из наших. Что там, коряки, не разбежались?

–Куда там разбежались, – буркнул Данила. – Ещё новые добавляются. Летят как мухи на лепёшку коровью.

–Да ну?

–Точно говорю. Доберёшься до Харитона, увидишь.

–Любопытно…

–Чего там любопытного? – осерчал Данила. – Проели почти весь запас, а прока от них никакого.

Дабы малость развеять мрачность компаньона, я вытащил из мешка посеребрённую сединой шкуру старого калана.

–Как тебе? – спросил равнодушно.

А глазёнки–то вспыхнули! Вытерев руки о рубаху, Данила погладил густой мех, встряхнул, дунул, изучил подшерсток, пощупал волос.

–Хорош, – согласился он.

–И какую цену, по–твоему, здесь у перекупщиков запросить можно?

–Рублей пятнадцать дадут без разговоров, – заверил Данила. – А если поторговаться, время потянуть, можно ещё пару рубликов накинуть.

–Значит, на ярмарке в России и за пятьдесят уйдёт?

–Пожалуй.

–Ну, вот, – я хлопнул товарища по плечу. – Значит, нечего и хандрить, скоро опять дела закрутятся.

***

Брагин едва успел оправиться от моего внезапного наскока, как я появился вновь и всё с тем же мешком лишь слегка располневшим. Не дожидаясь, пока купец придёт в себя, я вывалил перед ним ворох ценных мехов. Всё что удалось выменять у "нильсов" и лучшее что нашлось у Данилы.

–А хочешь, Федоре на шубку лисы подберём? – предложил я, заметив умеренный интерес к мехам у хозяйки.

–Баловство, – после некоторых раздумий решил Брагин.

Женщина едва заметно вздохнула.

Я рассчитывал, что, по крайней мере, алеутские бобры уйдут на ярмарке без проблем. Так оно и вышло. Мне даже не пришлось помогать Брагину с рекламой. Покупатель налетел сам, и купец засел в глухую оборону, не желая сбавлять с оговоренной полусотни хотя бы копейки. Пока он сидел в лавке, я разыскал старого приятеля – Копыто.

С лотком он больше не ходил, а стоял, вроде бы скучая, в сторонке и лениво грыз яблоко – ну вылитый Мишка Квакин.

–Здорово, атаман, – не удержался я от цитаты.

–Как жизнь? – спросил он, по–квакнски отправляя огрызок в полёт.

–Порядок.

–Дело, какое ко мне?

–Дело, – согласился я. – Мне нужны люди. Много людей. Беглые, бродячие или какие–то ещё, неважно. Главное чтобы хотели получить работу подальше отсюда, а ты бы снабдил их проезжими документами.

–Чем соблазнять–то людей, заработком?

–И заработком, и волей, и землёй…

–Заработка будет довольно, – резко оборвал Копыто. – Про остальное сам болтай коли хочешь, а я за воровские разговоры к кату под плеть идти подожду. Да и которому воля нужна, он тебя здесь дожидаться не будет. Прыгнет в лодку – и на Дон.

–Ну, тебе виднее.

Он задумался.

–С людьми сейчас худо. Большой на них спрос пошёл. Тебе вот они понадобились, да как на зло и государыне нашей. С ловцами армейскими состязаться придётся. Сейчас всех гребут, кого могут. А потому обойдётся тебе это недёшево.

Копыто хитро прищурился.

–Рухлядь сейчас в цене, а потому на леготу не рассчитывай.

–Ты мне людей найди, да помоги переправить, а я хоть теми же самыми чернобурками да бобрами с тобой расплачусь. Шкурой за шкуру.

Я застал Брагина уже за подсчётом барышей. Каланы и лисы улетели в первый же день, несмотря на ярмарочные трудности с монетой. На этот раз нижегородского купца никто не попытался кинуть и он даже в себя поверил после лихого торга.

–Ну вот, хоть Федоре сапожки справлю, – довольно урчал купец, откладывая комиссионные.