История оборотня - Кирилл Алейников

— Ты все же намерен найти Коготь?

— Естественно. Это моя миссия, моё, если хочешь, предназначение. И отчего-то я подозреваю, что некто в Актарсисе имеет представление, где Коготь находится в данный момент. И завтра я потребую веских объяснений и полной информации по порученной мне операции. The show must go on, dude. We have to over this stinkin' job[57]. Хотим того или нет.

— Шоу маст го он, — задумчиво пожевал я губами, повторяя сказанные вампиром слова. — Для тебя, Джонатан, это шоу, игра. Для меня же — дорога в никуда, в пасть неизвестности и, вероятно, смерти.

— Не горюй, в случае чего я позабочусь о девочке.

Пошутил Диерс, или же сказал совершенно серьезно, я не смог понять.

— Страшно подумать, сколько всего я пережил после знакомства с тобой, охотник, — тихо проговорил я, наблюдая, как уличные фонари один за другим разгорались в морозном тумане ниспадающей ночи. И почему уличное освещение включается не до наступления темноты, а после? У всех маньяков, бандитов, грабителей и иже с ними есть более чем достаточно времени для свершения своих грязных деяний под покровом темноты, пока горбатые фонари не разбавят мглу жидким, но всё же таким желанным светом. — Не представляю, что за интриганы сидят в Актарсисе и плетут настолько грязные игры.

— Слышь, приятель, как правильно произносится: тубаретка или табуретка? — не впопад спросил Диерс.

Я несколько секунд моргал и смотрел на умопомрачительную рожу в золотым кольцом в широком носу, пытаясь вычленить в его очередной фразе издевку. В конце концов, нехотя ответил:

— Табуретка.

— Так вот, мэн, присядь-ка на табуретку, иначе упадешь после того, как я тебе скажу следующее.

Я проигнорировал предложение сесть, поэтому Диерс пожал плечами и медленно проговорил:

— Фемина твоя, Ксио, когда-то служила в Ордене Света.

— Что?

— Что слышал. Она четыре года отработала на Орден — сразу как стала оборотнем в пятнадцатилетнем возрасте. Её инициировал Ирикон, но старик, тем не менее, не противился выбору своей дочери. Ксио охотилась на его же волков, участвовала в операциях по предотвращению его же тёмных сделок, и, тем не менее, отец и дочь оставались друзьями и прекрасно уживались в одном доме. Парадокс, да?

На этот раз я всё ж сел на жесткий табурет, реально ошеломленный новостью.

— Бардак, — веско резюмировал вампир, так и не дождавшийся моей словесной реакции. — Другие охотники, конечно же, знали, что Николаева Катя живёт вместе с папашкой, но не имели никаких претензий. Nullum crime sine lege[58], никем не возбраняется сожительство с идеологическим врагом. Главное — чтобы в нужный момент субъект мог без раздумий замочить этого врага, замочить сразу, как получит соответствующий приказ. Ты уже, наверное, догадываешься: Ксио получила именно такой приказ. Волки Ирикона года три назад совсем обнаглели, устроили в городе полный беспредел, в буквальном смысле творили что хотели, и Орден поручил Ксио уничтожить главаря, то бишь собственного отца. Ксио дала своё согласие, встретилась с Ириконом и обнажила пушки, но выстрелила не в отца, а в напарника-светлого. После чего спокойно перешла на сторону тёмных. Сам понимаешь, пришить её мне было особенно приятно.

На столе рядом с Диерсом тихо насвистывал песенки приемник. Магнитола вряд ли принадлежала местной квартире, не являлась предметом меблировки. Должно быть, охотник прикупил её, когда «вселялся» вместе со мной и Настей. Чтобы скучно не было. И теперь бодренькая музыка отчетливо вторгалась в мои уши. Молодые парни из «Bloodhound Gang», известные в образе забавных обезьян-отморозков, вещали:

You and me, baby, weNothing but mammals, soLet's do it like they doOn the «Discovery» channel.[59]

Мне показалось, что смысл слов их песни не очень-то подходит данной ситуации. Впрочем, с другой стороны, он подходил самым что ни есть полным образом. Неясное ощущение какой-то неправильности, неуместности теперь сформировалось окончательно в противное чувство: мною пользуются как... как... в общем, пользуются не так, чтобы я получал от этого удовольствие. Притом — все, кому не лень. Диерс, видимо, испытывал особую слабость к «Банде Ищеек», посему со зверским лицом прибавил громкости:

You and me, baby, weNothing but mammals, soLet's do it like they doOn the «Discovery» channel.

Наверняка хитрая рожа охотника что-то говорила, но я не стал анализировать это. Поддельным было веселье Диерса, или неподдельным, мне плевать. Информация о Ксио как о перебежчице, никакой ясности в теперешнюю картину моего бедственного положения не внесла. Скорее, ещё больше запутала всё. Вопросы о добре и зле, о хорошем и плохом, начавшие меня терзать примерно в то же время, как жизнь моя перевернулась с ног на голову в связи с появлением в ней Джонатана Диерса и его ИГРЫ, по всей видимости, никогда не получат ответов. Где кончается одно, где начинается другое, какой ширины граница между двумя противоборствующими сторонами, есть ли она вообще — неведомо.

«Половострастная» песня к моему облегчению закончилась. Мелодичная вставка-реклама радиокомпании пропела что-то о том, как хороша жизнь и как хорошо жить, после чего более «родная» мне музыкальная композиция смыслом своих слов внесла ещё большую смуту в мечущуюся между небом и землёй душу бедного волка, угодившего в капкан жестоких обстоятельств. Смирившийся со всем на свете, но, тем не менее, не лишенный оттенка издевательства над всем же голос одного из братьев Самойловых вещал:

Сегодня хуже, чем вчера,Всё задом наперёд.Опять жара, жара, жараДостаёт.

И одинокая мигрень -Подруга дней моих,Меня любила целый деньЗа двоих...

Рожа Диерса приобрела вовсе дьявольское выражение. Кольцо в носу его поблескивало, толстые губы расплылись в насмешке, глаза сверкали звериным весельем. Причина его веселья осталась для меня тайной. Можно предположить, что песня «Агаты Кристи» показалась охотнику более чем подходящей к данной минуте, тем более он спокойно мог понимать русский язык, думать по-русски, и единственное его сомнение по поводу произношения в великом и могучем сводилось лишь к «табуретке».

А Самойловы уже вдвоем обреченно, чуть жалобно, но с вызовом выдавали:

Я поцелую провода,И не ударит меня ток.Заводит молния меня,Как жаль, что я её не смог.

По небу ангелы летят,В канаве дьяволы ползут.И те и эти говорят:Ты нам не враг, ты нам не друг...

Ни там ни тут. Если целью архангелов было ввести меня в полное замешательство, то они достигли цели. Я больше не понимал совершенно ничего, не мог видеть ни идеалов, ни предметов стремлений Яугона и Актарсиса. Всё оказалось чуждым. Чужим. Война Света и Тьмы — собачье дерьмо. Нет никакой войны, есть всего-навсего мелкие, мелочные амбиции, желание набить собственное пузо (образно, конечно, выражаясь) и, без чего нельзя обойтись человеческому и, следовательно, потустороннему разуму, неуемная жажда divide et impreza[60], как выразился бы падкий до латыни Диерс. Всё. О высоких материях ангелы могут распространяться среди самих себя, моей же вере в это — грош цена.

Зимою будет веселей -Нас пустят в рай.Зимою будет холодней.И пускай...

Охотники-нечисть. Ну не абсурдно ли звучит предложенное словосочетание! Вампиры, охотящиеся на вампиров же ради банальной идеологии: зло есть зло, его надо искоренять, и, прежде всего, искорени зло в самом себе. Что получают вампиры взамен? Кукиш. Орден, конечно, заботится о своих бойцах, но забота эта лишь усугубляет в каждом вампире-охотнике ненависть в Свету. Ведь вампир-охотник не имеет права просто взять и убить человека, когда того захочет. Нельзя, господа — грех! Всем известно, что многие кровососы рады пить донорскую кровь из пробирок, лежать в самых глубоких канавах и не показывать зубы, но вирус, вирус биологический требует свежевысосанной крови, а не её эрзаца. Вирус же энергетический требует периодических убийств. Иначе вампир хиреет и в муках дохнет. Потому Диерс с такой жаждой припал к ещё горячему телу Наташи; он не имеет морального права убить ни в чем неповинного ребёнка, но до боли в зубах жаждет отведать-таки её крови. Нуждается в живительной жидкости. И редко таким как Диерс выпадает подобное «счастье». Вампиры-охотники сами себе противны, потому что в моменты слабости уподобляются шакалам, стервятникам, но по-другому не могут. Кровь оборотней — основной пищи вампиров-охотников — горька, неприятна и не в состоянии заменить кровь человеческую.

И ничего, что я дурак.Всё равно в природеВсё не просто такСуждено...

Примерно в том же положении и оборотни-охотники. Нечисть, присягнувшая Свету, рано или поздно осознает полностью, что превратилась в ублюдочную свору ничтожеств, обреченных, покинутых, отринутых всеми, кто способен обречь, покинуть и отринуть их. Они чужды людям, они опасны Актарсису, они прокляты Яугоном. Свет пользуется ими как орудием возмездия или убийства, дабы творить зло, на которое сам не способен по всё той же идеологической морали: уничтожать людей. А заодно пускай названные легионеры мочат и друг друга. Как говорится, одним выстрелом да двух зайцев...