Золотой Лингам - Александр Юдин

Между тем Шигин начинал, судя по всему, понемногу сдавать: глаза его налились кровью и страшно выкатились, с каждым новым заклятьем розовая пена срывалась с губ, клочьями повисая на бороде, а прежние завывания обернулись каким-то отрывочно-невнятным бормотанием. Одновременно Горислав и прочие невольные секунданты этого диковинного поединка почувствовали себя гораздо свободнее, как если бы с них разом спала некая удерживающая их ранее паутина.

Огонь же, окончательно пожрав занавеси и прочно укоренившись в стенах, уже лизал сухие, как порох, потолочные балки.

Неандерталец снова взревел и, широко шагнув через всю комнату, очутился почти вплотную к Шигину; тот немедленно ударил – один раз и второй. Стальные, острые как бритвы когти-ножи со свистом рассекли воздух в опасной близости от головы гоминида. Но заросшие рыжей шерстью ручищи Лешака были явно длиннее – он с легкостью уклонился от обоих ударов и в свою очередь ткнул Ивана Федоровича раскрытой шестипалой ладонью прямо в лицо.

Отшельник захрипел и судорожно цапанул железной лапищей себя за бороду; ко всеобщему удивлению, борода отделилась от его лица, да так и осталась висеть на загнутых когтях левого протеза. «Накладная! – сообразил Костромиров. – Ну разумеется! Откуда бы у скопца взяться настоящей».

Размахивая фальшивой растительностью, точно татарским бунчуком, Иван Федорович сделал два шага назад, обвел всех каким-то удивленным, даже оторопелым взглядом, и, закинув голову, издал жуткий вой отчаяния; тут все тело его пробила жестокая судорога, будто сквозь него пропустили ток высокого напряжения, после чего он враз словно бы одеревенел и как подкошенный рухнул на спину.

Лешак подошел к колдуну и секунды три постоял, грузно нависая над упавшим, внимательно, как бы с сомнением, его разглядывая. Потом молча развернулся и вышел вон.

Изба к этому времени занялась едва ли не целиком, уподобившись изнутри раскаленной печи, поэтому остальные также не заставили себя ждать: подхватив с двух сторон уже очнувшуюся, но все еще едва стоящую на ногах Антонину, они бросились следом за гоминидом. А тот уже растворился в окружающих сумерках, словно его и не бывало.

Снаружи их встретил подоспевший со стороны леса Борис; за ним вынырнул из темноты запыхавшийся следователь.

– Вы куда все подевались?! Почему меня бросили? – одышливо воскликнул он. – Я чуть не заблудился… один… вот только-только выбрался… Эге-ге… да тут никак пожар!.. Что произошло-то, скажет мне кто, ядрен-матрен?!

– Там, в избе… – кашляя от дыма, выдохнул Костромиров. – Может, живой кто остался… Надо бы помочь…

– Некому там уже помогать, – пробормотал охотник, пятясь прочь от пышущего жаром дверного проема, – да и незачем.

Шестеро людей стояли и молча смотрели, как жаркое пламя с плотоядным урчанием пожирает седые лиственничные бревна; вот оно уже вырвалось из-под крыши, выбросив в звездное небо сноп веселых, сверкающих искр…

– Хорошо горит, поганский царь, – первым нарушил молчание Егорыч, задумчиво оглаживая сивую бороду.

– Гммымм! – согласилась его супруга.

Эпилог

– Я вот никак не возьму в толк, – спросил Вадим Вадимович Хватко, рассеянно поглядывая в окно поезда, уносящего их прочь из волшебной Уссурийской страны, – с убийствами все понятно, но кто тогда лодки попортил? И кто стырил наши фотоаппараты?

– Лодки? – переспросил Костромиров, кроя Вадиминого пикового туза козырной шестеркой. – Ну, это просто. Лодки пробил сам Антон Егорович. Он же и фотоаппараты… изъял.

– Ядрен-матрен! – поднял брови следователь, подкидывая профессору бубновую и трефовую шестерки. – Ты, наверное, путаешь. Зачем бы ему?

– Нет, не путаю, – усмехнулся Горислав Игоревич, побивая шестерки парой десяток соответствующих мастей. – Это ты невнимательно слушал нашего проводника Бориса. А он сразу рассказал, что Антонина – последняя из орочских шаманов-каракамов. Тех самых, на плечи которых неведомый Бохайский властитель возложил ответственную миссию по недопущению посторонних к подземной усыпальнице Уносящих сердца.

– Бита, – согласился следователь. – Ходи под меня… Ну а лодки-фотоаппараты причем?

– Как только Антонине стало известно, что тайна пещерного храма раскрыта, – пояснил Костромиров, несколько театрально выкладывая козырных туза, короля и даму, – наша участь была решена: никто из нас не должен был покинуть зимовья. И уж во всяком случае – вывезти на Большую землю доказательств существования святилища. По всей видимости, Антонина к своей миссии Хранительницы относится весьма серьезно.

– Тьфу! – огорчился Вадим, сбрасывая карты. – А у меня за весь кон – только два козыря было, и те – пустышки… Постой, постой! Это что же получается? Мы все это время находились под двойной угрозой – не Шигин, так Антон с Антониной… уконтрапупят?

– Не совсем так. Антон Егорович, разумеется, никакой не злодей. У него, вон, даже на тигра с гоминидом рука не поднялась… Полагаю, он больше всего боялся, чтобы супруга как-нибудь сама, без его ведома и согласия… нами не распорядилась.

– Хорошо. Но почему тогда нас все-таки выпустили?

– Я клятвенно пообещал Антону Егоровичу, что тайна храма Уносящих так тайной и останется. Кстати, и от твоего с Пасюком имени – тоже. Слышишь, Пасюк?

– Слышу, слышу, – донеслось с верхней полки. – Базара нет – могила!

– А! – догадался Хватко. – Так вот почему ты Егорычу вдруг, за здорово живешь, презентовал свой мобильник!

– Разумеется, – улыбнулся Костромиров. – Там же были фотографии святилища и наскальных рисунков. Так что теперь – никаких документальных доказательств. А все видевшие храм свидетели либо мертвы, либо связаны клятвой… Концы в воду, как говорится. И потом, Антон Егорович человек мудрый, и прекрасно понимает, что, стань я даже распространяться про храм, реликтовых гоминидов и все прочее, – меня в лучшем случае поднимут на смех, а в худшем… в худшем, сочтут вторым Ушинцевым. Да оно так и лучше. Во всяком случае, наш Лешак сможет, как и прежде, спокойно жить в своих пещерах.

О том обстоятельстве, что, прежде чем «подарить» старику телефон, он не удержался и вытащил из него карту памяти, Горислав Игоревич предпочел не распространяться.

– Но какая потеря для науки, – возразил Вадим. – Подумать только – живой неандерталец!

– Для науки – без сомнения, – согласился Горислав. – А вот самому гоминиду навряд ли понравилась бы жизнь в тесном лабораторном вольере, пускай и во благо науки… И потом, или ты забыл, что мы, считай, обязаны ему жизнью?

– Верняк! – поддержал Пасюк. – Лешак наш спаситель.

– Ну хорошо, а сам пещерный храм? – не унимался Вадим Вадимович. – Кем он, все ж таки, был построен? И кому посвящался? И кто такие «Уносящие сердца» на самом деле?

– А эти тайны еще ждут своей разгадки, – мечтательно вздохнул профессор.

– Между прочим, – хмыкнул следователь, – в том, что все свидетели мертвы или клятвой повязаны, ты, мой друг, жестоко заблуждаешься.

– Вот как? – вздернул бровь Горислав. – Обоснуй.

– Изволь, – кивнул Вадим. – Ты знаешь, после пожара мы с Егорычем обнаружили, что из подпола шигинского скита до самого леса прокопан подземный ход.

– Разумеется! Я же был там. Совершенно очевидно, что именно благодаря этому ходу Шигин со своими старухами могли уходить и возвращаться никем не замеченные; да и эффект неожиданности при нападении на жертв играл немаловажную роль. Вон, Ушинцева, как оказалось, убили прямо у самого выхода из этой штольни. Только что ты этим хочешь сказать? Дескать, Шигин мог им воспользоваться и скрыться под шумок?

– А ты исключаешь такую возможность?

– Так на пожарище нашли три трупа! – возразил профессор с некоторой горячностью. – Все! Слушание по делу Ивана Федоровича Шигина объявляется закрытым.

– Трупа-то три, верно… – хмыкнул Хватко. – А где лежал третий труп, помнишь?

– В подполе и лежал. Полагаю, Шигин пытался доползти до своего секретного отнорка. Да не смог.

– А как, в какой, то есть, позе, он лежал? – снова спросил Вадим.

– В обыкновенной, – пожал плечами Костромиров. – вытянувшись, как стойкий оловянный солдатик…

– Вот именно! – поднял палец Хватко. – Труп лежал навытяжку. А что б ты знал, когда человек сгорает заживо, его мышцы непроизвольно сокращаются, и тело принимает характерную скукоженную позу, в криминалистике она именуется «позой боксера».

– Постой… – задумался ученый. – Выходит, человек в подполе был уже мертв на момент пожара?

– Именно. А потому это никак не мог быть Шигин!.. Если, конечно, не рассматривать всерьез версию о «живом мертвеце».

– Это еще что за версия? – нахмурился Горислав Игоревич.

– Ну, если твой Шигин и впрямь открыл секрет «посмертной жизни», можно предположить, что к моменту пожара он на самом деле был мертв – в нашем, обычном понимании…