Однажды в Марчелике 4 (СИ) - Сухов Лео

Томази поднёс к губам бутылку, в последний момент спасённую из кабинета, когда туда ворвался григио. И, вытерев выступивший на лбу пот, сделал большой глоток. Где-то в особняке ещё стреляли… Внизу, в подвале, отбивались от хаблов охранники его бесценного дерева, гордости его семьи… Источника их богатства…

— Надо было выводить фургон и сразу бежать! — прошептал Томази, морщась от того, как дорогой напиток неприятно обжигает пищевод.

Конечно, ему стоило бы перекусить, перед тем как напиваться. Однако, к сожалению, кухня оказалась захвачена врагом. И теперь там кушали не люди, а совсем другие существа. И не факт, что они пожирали обычные съестные припасы…

Подойдя к окну, Ульрих посмотрел на улицу, заполненную трупами и хаблами. Ему даже пришла в голову забавная мысль: если сейчас спрыгнуть вниз, то не разобьёшься, а сразу попадёшь кому-нибудь в рот…

Вдали над городом, освещённым лучами утреннего солнца, поднимались столбы дыма. Где-то вдалеке, на окраинах, ещё продолжалось сопротивление. Но это была агония. Тут и дураку стало бы ясно. Агония оплота касадоров…

«А ведь это я стал причиной его гибели! — неожиданно подумал Томази. — Это я стянул сюда все силы, разрушил общество касадоров, прервал их вечную службу… Ну кто же мог знать, что хаблы придут?».

Ему не было жалко город или касадоров. Ульриху давно было на всё наплевать. Он это понял, когда, вбегая в угловую комнатку особняка, захлопнул дверь перед одним из дельтианцев. Захлопнул и закрыл на замок. И, слушая крики несчастного бойца в коридоре, подумал, что вообще-то мог бы и дождаться, пока тот забежит…

Но ему было наплевать. На дельтианцев, на город, на касадоров, на староэдемцев, на уколы совести… Томази вдруг осознал, что выгорел дотла. Всё, что двигало его по жизни вперёд, всё, что заставляло страдать и переживать, всё это в конечном итоге выжгло его напрочь.

А вот спасённая бутылка почему-то несказанно радовала. Хотя, казалось бы, ну как можно радоваться выпивке на голодный желудок?!

Всё было кончено… Или нет?

Гул Ульрих почувствовал даже на втором этаже. Этот гул был ему незнаком. Он его ни разу раньше не слышал. Однако этот звук вносил хоть какое-то разнообразие в общую унылую картину. Поэтому Томази стало интересно посмотреть, что его вызвало. Он прижался к прохладному стеклу лицом, стараясь не пропустить неизвестное явление. Ульрих даже перестал бояться, что его заметят хаблы с улицы — страх, похоже, тоже выгорел.

И вскоре причина гула появилась в зоне видимости. Сначала показались бегущие аборигены, повизгивающие от ужаса. Стало очевидно, что по ним кто-то стреляет. А потом на улицу выплеснулись всадники. Много всадников-касадоров. Настоящих. Отморозков с центральных равнин.

— Вот уж кого не ожидал увидеть!.. — удивился Томази, отступая на шаг и прикладываясь к бутылке.

И поперхнулся. Среди всадников мелькнул огромный чёрный волл с Даном Старганом на спине. Уж этого ублюдка Томази узнал бы из миллиона, в этом у него сомнений не было… И внутри, на самом донышке его выжженной души, снова разгорелся огонь ненависти.

— Ты лишил меня всего, сраный ублюдок! — прошептал Томази. — Всего, что я создавал годами! Ненавижу!..

Выхватив револьвер, он щёлкнул дверным замком и выскочил в коридор. Выстрел — и тело хабла, который напряжённо прислушивался к тому, что происходит снаружи, упало рядом с недоеденными останками бойца. Выстрел — и ещё одно серое тело ввалилось обратно в комнату, из которой зачем-то высунулось.

Выстрел, выстрел, выстрел… Бросив опустевший револьвер, Ульрих подхватил оружие дельтианца, убитого под дверью. И тут же продолжил стрелять. Трупов в особняке хватало, как и бесхозного заряженного оружия. Подкрепления с улицы больше не приходили, а одиночные хаблы были не страшны для Томази. Он шёл к своей цели — к подвалу, где его ждал бесценный фургон и верные люди…

И те, кто попадался ему по пути, не могли остановить этого человека, полного гнева и ненависти. Дверь в подвал Ульрих распахнул, просто-напросто отстрелив замок. А затем вошёл внутрь под удивлёнными взглядами бойцов и, отдышавшись, оглядел отряд верных дельтианцев.

— Готовы? — хрипло спросил он.

— Да, шеф! — отозвался командир.

— Тогда вперёд!.. — сказал Ульрих и счастливо улыбнулся, делая ещё один глоток.

Вот только теперь алкоголь не жёг пищевод — он в нём сгорал. В пламени ненависти, в пламени новой цели, что возникла тогда, когда пришли касадоры, которых никто здесь не ждал…

Оливер откинул барабан и принялся заряжать револьвер трясущими пальцами. Перед глазами, воспалёнными и сухими после бессонной ночи, всё расплывалось. Не любил он стрелять. Не любил войны. Не любил оружие. А вот касадоров любил! Сколько лет они кормили его своим азартом, разборками, войнушками — ну и, конечно, неуёмной жаждой кому-нибудь справедливо отомстить!..

Иногда, подсаживаясь к кому-нибудь в салуне, Оливер испытывал укол обиды от того, что все эти здоровенные мужчины зовут его «скелетом» и даже не интересуются настоящим именем. Однако со временем он понял, что так даже лучше. Скелет всегда мог умереть. А на его место вернулся бы славный парень по имени Оливер.

Правда, обидно было умирать с револьвером в руках, когда уже давно решил, что проживёшь всю жизнь без единого выстрела. Но сначала пришли дельтианцы во главе с Томази, на корню убив его бизнес. А затем его вышвырнули из салуна, запретив играть и лишив последнего источника дохода. А потом ещё и повесили старика Одно Ухо, намекая, что с ними шутки плохи.

Скелет не сдавался. Продолжал работать, узнавать информацию, планировать побег из Мезализы… А потом пришли староэдемцы. И Оливер всё ещё не сделал ни единого выстрела. И только когда в город хлынули хаблы, он наконец-то взял в руки револьвер. Он не любил стрелять, но умел. Однажды, в его детстве, отряд касадоров отбил их с матерью у мелкой группы хаблов, тащивших людей в центр Марчелики в качестве шагающей консервы. И с того самого мгновения Оливер знал: если на город нападут аборигены, он будет стрелять.

И теперь ему приходилось выполнять обещание. Правда, без надежды на победу. Хаблы были везде. Тех, кто держал в руках оружие, оставалось всё меньше и меньше. И только понимание, что за их спинами стоят женщины и дети, заставляло жителей Мезализы продолжать стрельбу. На чистом упрямстве и из последних сил.

А потом вдалеке раздался гул. И Скелет, ещё не видя, что происходит, улыбнулся, а затем вернул барабан на место и прицелился. Ему не надо было видеть источник гула, чтобы понять, что происходит…

А ещё Оливер улыбался, потому что возвращался его источник дохода. А значит, жизнь продолжалась! Касадоры вернулись в Мезализу, когда уже никто не ждал!..

Скелет всегда подмечал всё до последней мелочи. Это было нужно, чтобы собирать и продавать информацию. Наверно, в этом вопросе он был похож на того сыщика, который с какой-то дамой, служанкой и пацаном скрывался в номере на втором этаже церковной ночлежки. Вот только сыщик строил из подмеченных деталей цельную картину, а Оливер — лишь собственное финансовое благополучие.

Скелет первым перестал стрелять, первым перебежал в церковь и поднялся на колокольню, оглядывая окрестности. С высоты своего наблюдательного пункта Оливер заметил, как крытый фургон, запряжённый четвёркой воллов, покинул Мезализу в окружении десяти всадников, и совсем разулыбался.

Давненько ему не приходилось продавать информацию… И ещё дольше он её никому не дарил. А вот сегодня собирался подарить.

Правда, надо было ещё найти касадора на огромном чёрном волле, но этот парень приметный — никуда не денется, если выживет. Вот этому человеку Скелет и собирался сделать свой необычный подарок: сообщить и про сыщика в ночлежке, и про фургон, в котором Томази покинул город…

Подарить, страшно сказать, совершенно бесплатно!..

За то, что пришли касадоры, которых тут, в Мезализе, в последнее время очень не хватало.