Возвращение - смерть - Елена Юрская

- Извините, мне надо поговорить, - Тошкин быстро набрал номер и наткнулся на свою школьную подругу, ныне эксперта-криминалиста и прочее, и прочее, и прочее. - Галочка, отпечатки с бомбы и с письма счастья посмотри идентичны? Нет? А так по рисунку - кто шалил: мальчик или девочка? Нет? Имя и возраст мы как-нибудь сами. Угу. Спасибо утешила. Успокоила? А ты сколько ещё на месте? Я бы тебе работку подкинул...

Галочка хитро засмеялась и сообщила, что распространила Смирягинское письмо счастья по всему управлению и прокуратуре. И оно даже начало действовать - у начальника уже родилась тройня, а судебный эксперт наконец убедился, что ему не изменяет жена... Но все остальное - завтра. И пальчики, и снимочки - все завтра...

- Я очень любила его, - продолжала свой рассказ Заболотная, когда Тошкин положил трубку. - Не просто очень, а больше всех на свете. За это Бог меня и покарал.

Тошкин чуть не упал со стула. Если убийцы рассуждают о том, что их покарал Бог, то страна действительно стала по-настоящему православной. Кошмар. Кошмар. Или позор? Надо завести попугая и научить его кричать всякие глупости.

- Я для него была готова на все. Мы ведь были близки вне брака, спросите у своей мамы, приятно это было или нет. Вот спросите, как называли девушку, которая согрешила до мужа!

- Сейчас позвонить? - спросил Тошкин.

- Не ерничайте! Вам меня нисколько не жаль! Вам даже не интересно, вдруг закричала Заболотная и заметалась по кабинету. - Вы - чурбан.

- Ну, почему же? Мне интересно, продолжайте, только давайте по эпизодам. Сначала по Погореловой.

- Я хочу по Смирнягиной, - капризным голосом заявила Татьяна Ивановна. - Она мне своим рабочим контролем всю жизнь отравила. Я подменила ей инсулин, подложила в коробочку и все! Коробочку потом, через пару дней после поминок забрала из их квартиры - тут не было ничего сложного. Вы знаете, - заговорщицки прошептала Заболотная, - она даже не мучалась, я узнавала. Ушла спокойно.

- Понятно, а шприц и флакон? - спросил Тошкин.

- Что шприц и флакон? - не поняла Татьяна Ивановна, и глаза её возбужденно заблестели. - Вы думаете, мне все это приятно вспоминать? Вот у Вас есть дети?

Пункт девятый, Тошкин, пункт девятый, она разговаривает только о том, о чем сама хочет. Сумасшедшая? Прикидывается? Или что-то здесь не так?

- У меня нет детей. А Ваши, ведь, беспокоятся, наверное? А? Может быть, позвоним? Ведь когда-нибудь их нужно ставить в известность о Ваших подвигах?

Татьяна Ивановна мигом закатила глаза и стала картинно сползать по стулу. Тошкин внимательно проследил за траекторией её съезда и, отметив про себя, что тяжких телесных повреждений она себе не нанесла, налил из графина немного воды и прыснул на Заболотную как на сильно пересушенную рубашку. Спящая красавица соизволила открыть глаза.

- Где я? - томно прошептала она.

- В Монте-Карло, - процедил Дмитрий Савельевич и вернулся на свое прокурорское место. - Продолжим: звонить Вы не хотите, Ваше право. Давайте о флаконе и шприце - Вы куда их дели?

- Будете собаку заказывать? - совершенно спокойно спросила Заболотная, злобно сверкнув глазами. Да, и у этой отношения с Крыловой явно не сложились.

- Хорошо, - Тошкин глубоко вздохнул. - Давайте о Погореловой. Чем она так уж провинилась? Когда, при каких обстоятельствах Вы лишили её жизни?

- Не помню, - радостно засмеялась Татьяна Ивановна. - Знаете, так много дел сразу навалилось. Генеральная уборка, письмо Наума, потом эта новенькая на кафедре. Сынок мой опять чуть с работы не вылетел. Словом, закрутилось, - точно не помню. Да и не обязана, - она кокетливо повела плечиком, а Тошкин ощутил жгучее желание ударить её чем-нибудь тяжелым по голове. - Налила в бутылку денатурат, отдала ей - глотке луженой, а там как Бог дал. Потом в больницу позвонила, уточнила, что та умерла. Кстати, а может это и не я даже. Мало ли гадости Райка за жизнь на грудь приняла. Но в целом, по эпизоду, признаю. Мне её пьяные россказни во где, - Татьяна провела рукой по горлу, - во где сидели, надоело! Что еще? А по Танечке? Да я её так, только попугать. Знаете? - Заболотная придвинула стул поближе к столу и предано тронула Тошкина за руку. - Знаете, Анька при всех своих недостатках была очень честным человеком, о моей тайне вообще никто, кроме самых близких подруг и Райки-проныры так и не узнал. Но годы! Анечка, видимо, стала сдавать, а Танечка - ребенок догадливый. И к чему эти лишние хлопоты? Растрезвонила бы всем, при случае - Игорька бы стала нервировать. Я, ведь, только припугнула.

- Декомпрессионный перелом шейных позвонков и ушиб мозга, - тихо проговорил Тошкин.

- Не рассчитала, - покорно вздохнула Заболотная.

Тошкин нервничал. Нервничал сильно и не напрасно. Где-то запропала Надя. И что-то было не так с этой странной веселенькой Татьяной Ивановной, которая, казалось, просто получала удовольствие от того, что её, наконец, согласились выслушать. Да, что-то было не так. Тошкин вздрогнул от деликатного стука в дверь.

- Можно? - в кабинет протиснулась фуражка и ухо с вертикальным взлетом. - Мишин, подполковник, - отрекомендовался посетитель, крупно шагая в сторону Тошкина. - Прибыл с докладом. Разрешите?

- Пожалуйста. - Тошкин покорно кивнул. Мишин снял фуражку, достал крупнозубую расческу, пару раз провел по несуществующим волосам, пригладил рукой виски, подмигнул Татьяне Ивановне и, расправив плечи, отрапортовал.

- Я посетил центральную диспетчерскую неотложной помощи и могу с полным основанием заявить, что наша сотрудница Татьяна Ивановна Заболотная не совершала выброса Ильиной с моста. В тот вечер, в четко означенное в диспетчерской время она говорила со мной по телефону. Мы составляли план захвата Виталия Николаевича, основываясь на данных моего информатора. Причем, я позвонил ей на дом сам. Разговор длился около двух часов - моя жена как раз успела посмотреть три сериала. Ее показания я принесу в следующий раз. Вот, - он виновато развел руками. Заболотная побледнела и крепко сцепила пальцы. В кабинете повисла тяжелая тишина. Владимир Сергеевич деликатно кашлянул и тихо добавил: "Я только что из больницы, Танечка - то пришла в себя. Врач сказал, что пять минут с ней можно поговорить. Так я там дал команду, родных до прихода прокуратуры не впускать.

- Нет, - тихо сказала Заболотная. - Нет, нет, нет, - быстро зашептала она. - Нет, этого просто не может быть! Он врет, Вы видите, он нагло врет, у него же пальцы крестиком. Вот, глядите...

Ее новый обморок был глубоким и, кажется, неподдельным.

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

Раз ступенька, два ступенька - будет лестница. Это намного лучше, чем лифт. Потому что я никак не могу, как говорит моя мама "дать себе ладу", по её мнению, порядка, системы, а по моим языческим понятиям - лада, то есть любви. В этом я с ней полностью согласна. Что полезнее - убиваться за единственным до последней капли крови или спокойно разводиться, чтобы передохнуть и снова ринуться в бой? Может оно и к лучшему, что сейчас так не любят. И никак не любят. Наше поколение напугано чувствами на уровне подсознания и сильно аллергизировано страстями. На бесплодные поиски синей птицы, по сути, и ушла жизнь всей страны. Но лично я, бездушная и бездуховная не стала бы убивать свою дочь, чтобы доказать её отцу вредность сектанстко - вегетарианской позиции. И подруг своих я тоже не стала бы убивать, хотя некоторых - просто надо. Для общественного спокойствия.

А вообще, в моей голове все очень сильно перепуталось, завести, что ли рабочий дневник, под красивым названием "органайзер". И кстати, пусть этот сытый капиталистический мир не думает, что идейный приоритет в области систематизации жизни принадлежит им. Им, никогда не сдававшим "ленинский зачет", а стало быть и понятия не имеющим, как в тонкой желтой книжечке можно подробно изложить план собственного интеллектуального мужания, местами даже роста. Мне всего лишь нужно подняться на третий этаж и наконец поставить точку и водрузить флажок памяти Анны Семеновны. Хоть бы этот сынок был жив... Надеюсь, за полчаса таблетки, если таковые имелись ещё не у спели сделать свое черное дело, а марганец у меня с собой. Спасу! Спасу обязательно. Хотя бы и для выравнивания счета погибших и оставшихся в живых.

Только вот зачем Татьяна Ивановна кидала мне в окно кирпич. Как-то это не по-женски, впрочем, наслышанная о моих дедуктивных способностях, она могла желать, чтобы я просто самоустранилась. Не вмешивалась. Или это просто обыкновенная ревность? Застаревшая, гноящаяся, рождающая болезненные поступки? Пожалуй так. Красиво я стала мыслить. Закачаешься. Если честно, то преступницу мне было жалко. Прямо до слез. И Анну Семеновну тоже, но силой страстей Заболотная, пожалуй не уступала самой леди Макбет. А с извилинами у нас все в порядке. Такое время, такая жизнь - эстетика убийства стала одной из составляющих существования. Стоит признать это, мы с чистой совестью прилепляемся к телевизору во время криминальных новостей, которые по совместительству являются ликбезом для начинающих.