Жажда боли - Эндрю Миллер

— Раньше ты так ловко лазал по деревьям.

— Вот именно: раньше. Тому уж лет тридцать. Помню, сестричка, как ты сама забиралась на тот огромный вяз, что рос за батюшкиным домом.

— Правду говоришь, забиралась. Но когда девочки становятся дамами, они не могут столь же вольно распоряжаться своим телом. Так требует обычай.

— Ну уж не все.

— Как ты груб, Джулиус. Когда ты так рассуждаешь, то теряешь всякую привлекательность.

Они ждут, наблюдая за тенями и наслаждаясь спокойствием воскресного дня. Время от времени сверху доносятся обрывки хриплой песни, шепотом произносимые стихи.

Возвращается Сэм. Он шагает впереди, как маленький барабанщик, а за ним, насупившись, бредет Джордж Пейс с лестницей на спине.

— Молодчина, Сэм. Спасибо, Джордж. Я помогу тебе влезть. Вон там, видишь? Осторожно. Его зовут Джеймс Дайер. — Пастор держит лестницу. — Можешь добраться? Дотянулся?

Джордж Пейс спускается вниз один.

— У него кишмя кишит. В бороде. Я видел. И еще от него воняет хуже, чем из мусорной кучи.

— А ты бы хотел, чтоб мы оставили его сидеть там, на суку? Во имя всего святого, Джордж, от тебя требуется только спустить его вниз. Жениться на нем не обязательно.

— При всем уважении к вам, сэр, я не желаю его трогать. По мне, так он заразный, чумной.

— Чумной? Ты что же, изучал симптомы этой хвори, когда отдыхал, расставив силки для птиц леди Хэллам?

— Не разглагольствуй зря, Джулиус, — говорит Дидо, — коли он отказался его снимать, то все равно не станет.

— Неужто ты предлагаешь свою помощь, сестрица?

— Но Джордж, может быть, прав. А вдруг он заразный? Такое вполне вероятно.

— Так что же, по-твоему, следует оставить его сидеть на дереве? Вижу, придется мне действовать самому. У нас всегда так.

Как был в рясе, в которой служил воскресную службу, пастор начинает подниматься по прогнувшейся под его тяжестью лестнице, все выше и выше, переставляя одну за другой руки и чувствуя страшную сухость во рту. Зацепившийся за ветку парик, словно убитая птица, падает к ногам Дидо.

— Доктор Дайер?

У носа пастора появляется лодыжка, которую он тут же хватает.

— Доктор Дайер! Надобно снять вас, сударь. Нельзя там оставаться. Поставьте ногу ко мне на плечо. Нет, вот так… ух… давайте же, сударь… теперь другую, потихоньку… осторожно, осторожно — держи лестницу как следует, Джордж! Так, пошли… хорошо, сударь, вот сюда… так… еще… так… ох… еще немного… вот… теперь… Помоги же, Джордж, черт бы тебя побрал со всеми твоими потрохами! Так… еще одна ступенька… так… все, сняли… слава Тебе, Господи!

— Браво, братец!

Пастор требует назад свой парик и, нахлобучив его, мысленно сам себя поздравляет. На траве у ног Мэри, свернувшись калачиком и тяжело дыша, лежит Джеймс Дайер. Теперь стало окончательно ясно, насколько он изменился. Пастору кажется, что доктор похож на человека, пережившего кораблекрушение, жизнь которого спасена, но едва-едва теплится. Его преподобие встает рядом с ним на колени. Насчет вшей Пейс оказался прав.

— Можете вы идти, сударь? У церкви есть тележка. Отсюда совсем недалеко.

Дома их уже ждут: приглашенный на обед мистер Астик с дочерью; Сэм, который побежал напрямик через поля и сообщил о происшествии; миссис Коул и Табита, с тревогой выглядывающие из двери кухни.

Астик выходит вперед и берет под уздцы лошадь, потом направляется к тележке, чтобы помочь дамам выйти.

— Это доктор Дайер, — представляет Джеймса пастор.

Астик смотрит на доктора. Человек в тележке напоминает ему пленных, которых он видел после сражения под Плесси в 1757 году. Людей, чьи бороды, казалось, росли прямо из черепа, с невероятно огромными глазами, видящими то, что недоступно взгляду сытых.

— У него вши, — шепчет пастор Астику, протянувшему руки, чтобы помочь снять Джеймса с высокого сиденья.

— Не беда, — отвечает тот.

Астик человек сильный и легко снимает Джеймса с тележки.

— Миссис Коул, — спрашивает пастор, — комната, что рядом с моей, пригодна для проживания?

— Господи, там же не застлана постель, да и проветрить я не успела…

— Проветрить сейчас не самое главное, миссис Коул. Табита, ну-ка быстро принеси постельное белье. Миссис Коул, не могли бы вы приготовить немного бульону или же, — заметив, что она собирается возразить, — любое из ваших самых питательных жидких блюд, только побыстрее. Где Мэри?

Мэри сидит, прислонившись спиной к стенке сарая, с опущенной головой. Ее обнюхивает кошка.

— Бедная женщина, — говорит Дидо. — Она в изнеможении. Мы с мисс Астик о ней позаботимся.

— О боже! — восклицает семнадцатилетняя мисс Астик. — Я никогда не ухаживала за незнакомыми женщинами.

Пастор и мистер Астик, взявшись с двух сторон, поднимают больного вверх по лестнице, входят в комнату, где Табита, стеля простыни, обдувает их ветерком, и усаживают доктора на пыльное кресло у камина.

— Бороду следует сбрить, — говорит Астик, — и вообще все волосы. Ежели вы снабдите меня бритвой, ваше преподобие, я сам возьмусь за дело. И дайте горячей воды. Глядите! Вон она, у вас на рукаве… Позвольте мне…

Астик давит насекомое большим и указательным пальцами. «Поразительно, — думает пастор, неся из своей комнаты бритву, — как неожиданные происшествия могут раскрыть характер человека. Каким хорошим солдатом, наверное, был Астик, хорошим солдатом-христианином. Я рад, что зову его другом».

Они раздевают больного, сворачивают одежду в узел, чтобы сжечь, и бреют его, словно труп. Джеймс и впрямь похож на труп: такой же бледный, бледный и желтый. Пока они заняты бритьем, Джеймс смотрит в потолок. Дышит слабо и часто. Сэма опять посылают с поручением, на этот раз к доктору Торну. Вши копошатся даже у Джеймса в бровях. Брови сбривают, вшей давят.

В дверях появляется миссис Коул с чаем. Пастор, подойдя к ней, забирает чай, дует на него и пытается из ложки влить немного сквозь шершавые губы Джеймса. Но чай течет по подбородку больного.

— Кажется, мне никогда не приходилось кормить человека с ложки.

— Ерунда, — отвечает Астик, — сегодня утром вы накормили целую церковь, ваше преподобие, хлебом и вином.

— Это верно, сэр. Но сейчас мне чертовски трудно. Все льется мимо.

— Поднимите ему голову. Вот так. Еще не дай бог захлебнется.

— Ага! На этот раз немного попало. Он проглотил. Это будет вам как новая кровь, доктор.

Ложка за ложкой, Джеймс выпивает полчашки. Внутри разливается тепло. Впервые за много дней он чувствует, что у него есть тело. Нельзя сказать, что ему приятно о нем вспомнить. Когда он последний раз ел? Мэри давала ему какие-то корешки в лесу Нью-Форест. Потом в Солсбери на рынке раздавленный с одного боку апельсин и немного хлеба. С тех пор ничего; ничего, кроме листьев с живых изгородей. Невероятным усилием, точно спихивая камень с груди, он поворачивается на бок. Кто такой этот человек?

— Мэри! — что есть силы зовет он.

— Кажется, он что-то сказал, — прислушивается Астик. — Повторите, сэр.

— Мэри.

— Мэри?

— Да, — подтверждает пастор. — Эта та женщина, с которой он пришел.

— Она его жена?

— Спутница. Во всяком случае, я так думаю. Успокойтесь, доктор. Она скоро придет. Моя сестра и мисс Астик оказывают ей необходимую помощь. Я думаю, вы пришли издалека.

— Издалека, издалека… — повторяет Джеймс.

Теперь он уже не знает точно, говорит ли он вслух или про себя. «Неплохо было бы умереть здесь, — думает он. — Наверное, это и есть конец пути». Повернув голову набок, он видит преподобного Лестрейда и мистера Астика, раздетых до пояса и стоящих один против другого, словно они собрались бороться. Рука Астика взлетает вверх.

— Поймал! — кричит он.

— Великолепно, сэр! — ответствует пастор.

— Таким завшивленным я не был со времен французского похода.

Джеймс с бритой луноподобной головой плывет по подземным рекам лихорадки и истощения. Дважды является Торн, осматривает больного, стоя на расстоянии ярда от кровати, и оставляет коробочку с доверовым порошком; коробочку, которая, как и следовало ожидать, бесследно исчезает после очередного прихода Мэри.

У Мэри свой режим, но никто не расположен вмешиваться в ее дела. Она копается в пасторском саду. Перед самым восходом и заходом солнца направляется в лес, откуда возвращается с полным передником ангелики, первоцвета, чистеца и других растений, названия которых не сразу припомнишь.

На ней надето одно из старых платьев миссис Коул, поскольку фигура экономки более других похожа на Мэрину. Правда, юбку все же пришлось укорачивать в комнате Дидо, и Мэри совершенно спокойно стояла перед ними, как принцесса в окружении своих служанок. Тогда-то, одевая ее, они обнаружили татуировку: голубые звезды, падающие вниз по мягкой части бедра от крестца до сгиба коленки.