Остросюжетный детектив - Енё Рейтё

В лучах заходящего солнца тени от барханов, ряды которых уходили, казалось, в бесконечность, делали пустыню похожей на гигантскую шахматную доску, испещренную темными и светлыми клетками.

— Мы не поедем обычной дорогой, мадемуазель, — проговорил вдруг Азрим, их проводник.

— Почему?

— Аллах пожелал, чтобы вы подарили моей дочке амулет, и он же избавил вас от большой беды тем, что вы обменялись сумками и должны были вернуться. Дома я узнал, что сегодня ночью много дурных людей собрались, а потом стали лагерем У колодца на караванном пути, ведущем в Марбук. Среди этих людей был и тот, который вчера интересовался вами и, обманув меня, выведал, что мадемуазель собирается в Марбук.

Эвелин чуть не вывалилась из седла.

— Я думаю, что они устроили засаду, чтобы ограбить и убить вас. Но мы поедем другой дорогой — через солончаки. Это не длинная дорога, только плохая и немного опасная. Все же я думаю, что это лучше, чем быть убитым.

Конец беседы слышали и подъехавшие поближе Рансинг и Баннистер.

— Они все-таки нашли меня! — чуть не плача, воскликнула Эвелин.

— Кто они? — спросил лорд.

— Союз бандитов и шпионов. Тех самых, из-за которых была устроена облава.

Лорд задумался.

— В Марбуке вы действительно собираетесь передать конверт в должные руки?

— Да.

— И, если нужно будет что-то выяснить, с чистой совестью предстанете перед полицией?

— Разумеется.

— Хорошо, — кивнул лорд, — тогда мы поступим именно так, как предписывает нам гражданский долг. Мы известим полицию, что она может схватить всю эту опасную шайку у колодца на дороге в Марбук.

Все удивленно уставились на профессора.

— Если вы сдадите конверт и вам нечего бояться, — объяснил лорд, — то почему бы не спровадить эту банду мерзавцев туда, где ей и положено быть? Мистер Рансинг с трудом выдерживает эту скачку, мы же с мисс Вестон лучше приспособились к ней, так что, мне кажется, разумнее будет, если молодой человек вернется и даст знать полиции о том, что мы услышали.

Рансинг не стал особо возражать — особенно после того, как Эвелин заявила, что для нее эта услуга будет стоить не меньше, чем если бы он стал сопровождать ее до самой цели.

— Заблудиться вы не можете, — сказал Азрим. — Вам надо все время ехать спиной к заходящему солнцу, пока вы не увидите отроги Большого Атласа, а потом держать путь прямо на них.

Рансинг попрощался с ними и, обливаясь потом в своем красочном наряде, затрусил назад, спиной к солнцу…

— Рег-лакк! Рег-лакк!

Они все подгоняли верблюдов. Кроваво-красные и лиловые тени все гуще заполняли промежутки между барханами. В пыльном, вонючем воздухе трудно было дышать.

Этот едкий, отдающий сероводородом запах солончаковых болот становился все сильнее и сильнее. Баннистер недовольно погладил подбородок.

— Опять забыл побриться… — пробормотал он, но, перехватив взгляд Эвелин, немедленно умолк.

В конце концов, разве несессер не с ним! Лежит в одном из тюков на несущем бурдюки с водой верблюде! Когда они прибудут в оазис, он побреется, что бы там ни творилось вокруг…

Вторую сумку профессор не выпускал из рук ни на минуту.

Пустыня, где кости стольких людей, убитых во имя кровной мести, смешались с мелким песком, навела и Эвелин на мысль о жестокой, по древним образцам, расплате.

Она приняла решение рассчитаться с несессером.

Да! Здесь с ним будет покончено! Его поглотят блуждающие пески Сахары, поглотят вместе с платяной щеткой, кремом для бритья и лезвиями.

Вероятно, Отелло подкрадывался к Дездемоне так же коварно и ловко, как, немного отстав от профессора и проводника, подкрадывалась к верблюду Эвелин. И вот уже сверкнул нож убийцы и под его лезвием лопнул один из ремней. Надрез… Еще один… Едва слышный шорох, с которым мерзкая вещь свалилась в мягкий песок, и маленький караван уходил все дальше и дальше…

Лорд был настолько поглощен своими мыслями, что ничего не заметил. Эвелин бросила взгляд назад. Теперь уже только она одна могла бы заметить вдалеке крохотную, неподвижную точку…

Несессер остался в пустыне. В нем остался «Дремлющий Будда», а в Будде — драгоценный камень ценой в миллион фунтов.

Рансинг старался вернуться поскорее в город. Было жарко, как в аду, пот заливал глаза, его мутило, у него болела голова, и ныла каждая косточка. В седле его удерживали лишь воспоминания о времени, проведенном в Мюглиам-Зее.

Все — таки здесь, в Сахаре, люди относятся друг к другу гораздо лучше… Интересно, дядя Артур сошел с ума или покончил самоубийством? Во всяком случае, стоило бы посмотреть, что там происходило после свадьбы. Вероятно, улыбку невесты, так напоминающую оскал уволенного в отставку японского министра, делало хоть сколько-нибудь сносной лишь ощущение близости алмаза. А потом бывшая девица Воллисгоф со своей изумительной улыбочкой и опустив, наверное, глаза покинула прежнюю девичью комнату и направилась в спальню.

И вот тогда-то! О! Дядя Артур дорвался наконец до статуэтки!

Он унес ее в самый дальний угол парка, большой дугой обогнув окна полуподвала, в котором Виктория, жена садовника Кратохвила, проводила время с певцом Вильгельма Телля, господином Макслем, обсуждая, надо полагать, разные творческие проблемы. И вот наконец… наконец при свете карманного фонарика он хлопнул «Дремлющего Будду» о край фонтана.

Будда разлетается вдребезги, из эмалированной коробочки сыпятся нитки, наперсток, ножницы. Дядя Артур ищет… ищет и ищет и…

Эдди задрожал.

Боже, до чего же чудесно в Сахаре!

Как все в мире относительно. Воспаленные глаза и пятидесятиградусная жара могут выглядеть приятным времяпровождением по сравнению с такой вот женитьбой.

Солнце зашло. На пустыню опустилась чудесная, звездная африканская ночь…

Глава десятая

Акционерная компания Адамс-Гордон, как окрестил банду толстяк, бывший врач, вместе с тридцатью наемными убийцами-арабами вот уже сутки стояла лагерем у расположенного в тени чахлых пальм колодца.

Все они бывали уже в тропиках — за исключением Райнера, основательно, однако, подготовившегося к пребыванию в пустыне. Его верблюд был нагружен доброй дюжиной вьюков, наполненных разнообразными предохраняющими, защитными и лечебными средствами. На верблюде Райнер восседал в темных очках и с зонтиком от солнца в руке.

Как только был разбит лагерь, Райнер смазался какой-то жидкостью, спасающей от москитов, но зато наполнившей Сахару таким зловонием, что все остальные постарались установить свои палатки как можно дальше, а верблюды начали дико метаться на привязи.

Через час почти все переставили свои палатки еще дальше. Райнера это, впрочем, не смутило. Что этому необразованному сброду известно о комарах и москитах — переносчиках малярии, желтой лихорадки и сонной болезни? На всякий случай Райнер поинтересовался у доктора Курнье каких именно насекомых должен отпугивать этот жуткий запах. Доктор взглянул на стоявшую рядом с Райнером бутылку, заткнутую резиновой пробкой. Этикетка на французском языке гласила:

ВЕРБЛЮЖИЙ ЖИР

Хорошенько смажьте поврежденное копыто и поставьте животное в отдельное стойло, чтобы резкий запах мази не отпугивал других верблюдов.

КОПЫТА НАДО БЕРЕЧЬ!

— Я думаю, — сказал Адамс каторжнику, — что разумнее всего не церемониться с этим Брандесом-Мюнстером, а просто захватить с нашими людьми оазис и отобрать у него Будду.

— Лишь бы не возникли какие-нибудь помехи, — заметил доктор.

— Опять закаркал! — буркнул Окорок, даже в пустыне не отказавшийся от смокинга и зеленой ленточки, теперь украшавшей его пробковый шлем.

— Вы путаете пессимизм с предвидением, — мягко, но с легким упреком в голосе ответил дипломированный отравитель, не слишком популярный из-за своих барских манер. — По-моему, нами была допущена маленькая ошибка, ничтожная ошибка, но разве не случалось, что один-единственный разболтавшийся винт выводил из строя всю огромную машину. — Он помахал перед лицом шелковым платочком, потому что ветер подул со стороны Райнера и зловонный запах достиг прямо-таки наркотической силы. — Корень этой ошибки лежит, по-моему, в бороде нашего глубокоуважаемого коллеги Жоко.

— Попрошу меня за волосы не притягивать, — буркнул Жоко.

— Спокойно, не надо так волноваться. Речь ведь идет о наших общих интересах…

— Очень даже может быть, — угрюмо ответил бородач, — но для меня моя борода все равно, что для Ахиллеса — колено…

— У Ахиллеса уязвимым местом была пятка, — поправил доктор.

— Будь я медиком, — желчно отпарировал бородач, — я бы тоже разбирался во всех этих конечностях.

— А ну-ка заткнитесь, друзья, и пусть доктор объяснит, в чем же мы допустили ошибку, — вмешался Адаме.