Русские инородные сказки - 4 - Макс Фрай

— Достоин! Достоин! — ревела стая, — Давай, рассказывай!

И Гадкий Утёнок, горько усмехаясь и надолго замолкая, рассказал им всё о своей порочной жизни на этом уединённом озере. Он не утаил ничего, ни единой подробности, но слушатели хотели продолжения.

— Извините, мои дорогие собраться, но я так утомлён, что не могу более продолжать! — взмолился Гадкий Утёнок, — Прилетайте сюда как-нибудь ещё, если захотите послушать исповедь оступившегося порочного лебедя.

— Мы прилетим, мы прилетим обязательно! — загалдела стая, — А теперь позволь мы принесём тебе самой вкусной и изысканной еды, какую только сможем найти в окрестностях этого пруда! Не откажи в любезности!

— Валяйте, — безразлично махнул крылом Гадкий Утёнок, — Сегодня у меня вряд ли хватит сил на то, чтобы отправиться обедать на помойку.

— Он обедает на помойке! О! — пришли в экстаз лебеди и обеспечили Гадкого Утёнка и в самом деле изысканной пищей, которой ему хватило на целую неделю.

А через неделю на пруд опустилась новая стая. Она плескалась и резвилась в его прозрачных водах, а потом из зарослей камышей выплыл прекраснейший лебедь.

— Вы можете заклевать меня, прекрасные гордые птицы, — начал он свой рассказ, — Но у меня нет более сил хранить молчание…

Его слушали, не перебивая. Каждому добропорядочному лебедю хочется хоть на мгновение почувствовать себя Гадким Утёнком. Но на то, чтобы действительно стать таким, у них чаще всего не хватает сил.

Всё лето Гадкий Утёнок только и делал, что рассказывал разным любопытным птицам истории из своей многогрешной жизни, да объедался вкусными подношениями, даже потолстел немного.

Ну, ничего. Скоро наступит морозная и голодная зима и ему придётся снова начать вести исключительно гадкую жизнь, чтобы следующим летом было о чем рассказывать этим перелётным простофилям.

Шахерезада и султаны

Шахерезада рассказывает многочисленным султанам сказки всю ночь, хотя в сказки о том, что все они султаны, сама Шахерезада не слишком-то верит. Впрочем, они тоже не могут знать наверняка, кто скрывается под ником Шахерезада — прелестная барышня, угрожающих габаритов тётка или томный юноша. И не то, чтобы они стремятся об этом узнать. Каждую ночь по ISQ — очередная прямая трансляция её историй, чего ещё желать-то? Можно было бы назначить встречу таинственной незнакомке и, наконец, осуществить в реале то, что она так долго описывает словами и буквами, но вдруг её слова гораздо лучше её самой? А вдруг — и это ещё хуже — Шахерезада в миллионы раз превосходит даже самые смелые представления о себе? Что тогда будет делать султан, в миру — системный администратор Митя, небольшой прыщавый субъект, косящий от армии?

Утром султаны, невыспавшиеся и злые, отправляются на работу, где клюют носом, допускают ошибки, получают от начальства нагоняи — но им это всё до лампочки, они ждут не дождутся вечера, когда таинственная Шахерезада снова выйдет на связь.

Шахерезада закрывает ноутбук, слезает с подоконника и идёт прогуляться в прекрасный сад, окружающий гарем. Очередная история придумана и отточена на дюжине невзыскательных поклонников — скорее всего, теперь она понравится и султану. Немного поспать — и на ковёр. Слава всемогущему Аллаху, создавшему часовые пояса!

Благодарности

Один человек из нашей деревни был в беде: злой сосед захотел забрать его дом, землю и скотину. Но старый дуб, росший во дворе злодея, пожалел бедного человека и уронил соседу на голову толстую и тяжелую ветку, так что сосед умер и не смог отобрать у бедного человека его имущество. С тех пор, в годовщину смерти злодея, бедный человек, вместе со всей своей родней, воздаёт дубу всевозможные почести и украшает его ветвями и листьями свой дом. Дуб, понятно, не слишком доволен тем, что люди в благодарность за спасение обдирают его из года в год.

В соседней деревне кошка нашла в подполе у одной безутешной вдовы драгоценное колье, потерянное еще её прабабкой. Вдова продала колье ювелиру, разбогатела и напрочь позабыла о своей безутешности. Кошку же, в благодарность, посадила в золотую клетку и стала кормить сливками и осетрами. Бедная кошка разжирела и вскоре издохла от скуки и неподвижности.

Лет пятьдесят назад в городе, до которого от нашей деревни рукой подать, случился голод, и тогда наши мужики, сжалившись, пожертвовали горожанам часть своих припасов. Городские выжили почти все, и в благодарность каждый год справляют День Спасительных Хлебов: приезжают в нашу деревню, привозят какие-то никчёмные подарки и с утра до вечера пируют за длинными столами, а поутру мы плачем, подсчитывая убытки. Почему-то городские считают, что в этот торжественный день спасители должны кормить их совершенно бесплатно.

В том же самом городе, из которого каждый год приезжают к нам неблагодарные горожане, живёт путешественник, который за семь морей ходил. Он побывал даже в диком племени чёрных людей, раскрашивающих свои лица и втыкающих в носы и уши деревянные палочки. Когда он жил у них, изучая обычаи и порядки, в племени случились болезни, и люди непременно бы умерли, если бы путешественник не дал им лекарство, которое взял с собой. За это дикари нарекли его Высоким Шаманом Этого Берега и в знак признательности воткнули в его уши, щёки и нос десяток деревянных палочек — я сам видел шрамы на лице путешественника, так что знаю, о чем говорю.

Я это тебе рассказываю не для того, чтобы ты ужаснулся мировой несправедливости и повесился на ближайшем дереве, а для дела. У внука моего старого приятеля Эмбо завтра свадьба в соседнем городе, старик очень хотел бы на неё попасть, но стражники вряд ли пустят его в город без жетона о регистрации или пяти монет. Ты молодой и ловкий — подбрось в окно Эмбо этот мешочек. Главное, чтобы он не догадался, чьи это деньги — а то потом благодарностей не оберешься, а как нынче выражаются благодарности, ты уже понял.

Катя Лавринец

Доктор темпоральных наук предупреждал своих учеников,

археологов и реставраторов, не заходить слишком далеко

в играх со временем: проникая в глубину веков, бросайте

взгляды на кончики своих пальцев, — говорил он, — и

как только обнаружите, что они теряют плотность,

прекращайте работу.

В гневе владыка был так страшен, что

если взгляд его падал на собственное отражение,

он сильно пугался и плакал как беззащитное дитя.