Папа, мама, я и Сталин - Марк Григорьевич Розовский

Роза — совершенно равнодушны к нашим несчастьям, им наплевать не только на меня, но и на любимого моего Сему и на любимейшего моего Марика!..

— Им не наплевать, — говорила Лиде Александра Даниловна. — Им насрать!

Находясь далеко от Москвы, в центре Сибири, отец фибрами души чувствовал растущую опасность потерять семью — и не из-за разлуки (что было бы страшно, но нельзя сказать — нелогично), а из-за обыкновенной вражды между родственниками.

Мало было лагернику цели выжить, еще ему надо было с расстояния держать ситуацию, гасить конфликты, умиротворять стороны. Это ли не двойной подвиг обыкновенного человека?.. Оказавшись в глубокой яме, он ОТТУДА дает советы а-ля Макаренко: только чтобы не ПРОПАСТЬ, только чтобы УЧАСТВОВАТЬ в воспитании сына — пусть хотя бы словесно (иного-то просто не может быть), отсюда его назидательность, примитивное морализирование, спецрассуждения мнимого главы семьи на злобу дня. Я не мертв, я с вами. Я не далеко, я рядом. Слушайте мой голос. И — слушайтесь.

Давайте читать его, как Чехова, — между строк.

г. Канск, 18/III. 1941 г.

Моя любимая женушка! Мои дорогой сынка!

Папка ваш поздравляет вас с днем рождения: Лидуку — 5-го апреля, а Марика — 3-го апреля (письмо мое, наверное, подоспеет как раз к тому времени). Крепко, крепонъко обнимаю вас, моих дорогих, и целукаю. Желаю вам здоровья, бодрости, сил, хорошей и долгой, долгой жизни. И мечтаю я о том, чтоб эти будущие ваши дни рождения проводить вместе с вами, чтоб я мог утречком, когда вы еще в постельке, тихонько подойти к вам, моим любимым деткам, поцеловать ваши лобики, губоньки, глазки, и сделать вам подарки, которые обрадовали бы вас (папка ваш знал бы уж, чем кого порадовать — а?). С нежностью — с большой любовью он будет ласкать своих милых, любимых, каждому уделит свою горячую, преданную любовь: женушке — любовь мужа и друга, сыну — любовь отца и товарища. Так примите это от меня и сейчас, хотя я так далек от вас, чувствуйте мою близость и знайте: больше, чем кто-либо, я с вами, всеми своими устремлениями, помыслами и желаниями. Примите бескорыстный, искренний, душевный мой привет мужа и отца, будьте счастливы, любите друг друга, будьте друг другу в отраду и пусть злодейка-судьба никогда вас не разлучает. Ничего, мои дорогие, время придет, мы будем вместе, переживем все наши горести и несчастья. Жизнь должна будет вознаградить нас за все пережитое — радостно и хорошо нам будет оттого, что мы отдали свою любовь друг другу, что мы остались верны друг другу в самые тяжелые годы, что мы дождались все же друг друга и соединились для новой, счастливой жизни.

Помнишь, Лидок, 5/IV. 1939 г.? я был тогда в Сибири, — ты рано утром получила от меня цветы в Москве. Наша любовь тогда только начиналась и она была сильна, крепка и прекрасна. Как было нам хорошо! А вспомни Новосибирск-Искитим, наш первый медовый месяц! И все наши последующие годы, насыщенные трудом, учебой. Я слишком отдавался работе, уделяя тебе подчас мало времени и внимания, — нещадно корю я себя за это теперь! Но я тебя всегда любил, любил крепко и верно, был привязан к тебе, как к единственно близкому человеку. Я люблю тебя, Лика, сильнее, чем прежде, — поверь! Эти последние годы связали меня с тобой чувством глубочайшего уважения и безмерной благодарности тебе, испытавшей так много горя. Ты — моя верная жена, мой друг, мать моего сына — моя любовь, моя радость, моя единственная надежда! Я не представляю себе жизни без тебя, Лика. Все это время я мысленно жил с тобою, с сыником, и когда мне было особенно плохо и тяжело, я уносился к вам, в свою любимую семью, чувствовал себя среди вас, около тебя, моей женушки, и мне становилось легче, бодрее.

Лика, дорогая моя! Как мне тяжело, если б ты только знала!

За что? Что сделал я плохого в своей стране?

Чем хуже я других людей, работающих, созидающих, наслаждающихся жизнью? За что мне такое несчастье? Неужели я не добьюсь правды и окончательно лишусь всего, даже всей моей семьи?

Ликин! 18/III, сегодня я подал заявление о разрешении мне свидания с тобой. Ответ ожидаю в течение месяца, может быть, раньше. Характеристику от Нач. КВЧ(культ. — воспитательн. часть) я должен получить хорошую, т. к. работаю добросовестно, мною довольны, никаких замечаний и взысканий не имею, участвую в хоровом и драматическом кружке (агитбригада). Очень волнуюсь, ожидая ответа. Неужели опять откажут? Что ты делаешь в этом направлении? Подай заявление Начальнику ГУЛАГа НКВД СССР, проси, чтоб разрешил свидание. Может сумеешь сама попасть к нему, поговорить с ним? Объясни положение: что мы 3 ½ года не виделись, сейчас ты получаешь отпуск и сможешь поехать. Ведь не каждый раз можно это сделать, — только на время отпуска! Обратись к Прокурору Союза, если тебе откажут в ГУЛАГе. Вообще, в последнее время многим отказывают в свиданиях, и я боюсь, что и мне откажут. Я здесь бессилен что-либо сделать, но у тебя большие возможности добиваться в центре. Я надеюсь, что мы скоро увидимся.

Напиши мне, согласна ли ты с моим мнением о приезде также и Марика ко мне? Ты понимаешь, Ликин, как тяжело мне самому отказываться от возможности повидать сына, но мне кажется, что соображения, высказанные мною по этому поводу в предыдущем письме, — достаточно серьезны. Если бы я еще был бы уверен в том, что ты сможешь устроиться здесь хорошо с жильем и, главное, с билетами на обратную дорогу. Трудности большие, а с Мароником тебе будет еще тяжелей. Паша останавливалась в гостинице. Ты тоже постарайся устроиться в ней. Насчет билетов обратись к носильщику, немного дороже будет стоить, возможно, удастся получить и обратно билет на курьерский или же на скорый поезд с плацкартой.

Ну, что мне привозить? Я и сам не знаю. Видеть тебя, быть с тобою хоть немножечко, рассказать тебе о своем горе, влить в тебя бодрости и надежды, убедить, что не все у нас пропало в нашей жизни, что мы еще будем вместе и посоветоваться с тобою, как на это время облегчить и устроить твою жизнь.

Прости меня, Лидука, за некоторую резкость моего предыдущего письма, но я был очень взволнован твоими словами. Неужели и ты думаешь, что судьба нас окончательно разъединила?

Я в это не верю, не хочу верить, ибо только в надежде выйти на