Власть Путина. Зачем Европе Россия? - Хуберт Зайпель

бизнеса и аппарата безопасности также отменены. Больше всего пострадал новый премьер-министр, едва вступивший в свою должность. В течение нескольких недель Михаил Мишустин борется за жизнь в отделении интенсивной терапии одной из московских больниц. Пресс-секретарь Путина, Дмитрий Песков, также на несколько недель выбыл из строя. Российскому президенту повезло, что он не заразился во время экскурсии по больнице в Коммунарке, расположенной на окраине Москвы. Как оказалось, главный врач, сопровождавший его во время осмотра ковидного госпиталя, был заражен коронавирусной инфекцией.

С тех пор российский президент проводит переговоры только по видеосвязи. На ежегодной международной конференции российского аналитического центра «Валдай», проходящей в октябре 2020 года, Путин пользуется возможностью и дает прямой ответ канцлеру Германии по поводу Навального. На вопрос немецкого ученого, можно ли считать, что роль, которую исполняла Германия и канцлер Германии в качестве посредника для России в Европе, после дела Навального уходит в прошлое, президент отвечает: маловероятно, что оппозиционный политик был бы отправлен на лечение в Германию, если бы российские власти хотели его отравить. Узнав о состоянии Навального, Путин немедленно поручил прокуратуре снять судебное ограничение на выезд Навального из страны, поскольку в связи с окончательным приговором по условному сроку ему фактически не разрешено было покидать Россию.

Затем российский президент решает рассчитаться с мнимым миссионерством немцев в целом и постоянным морализаторством со стороны фрау Меркель в частности, не называя при этом канцлера по имени. Он задает встречный вопрос о посреднической роли Берлина и о ее необходимости. «Играла ли Германия какую-то особую роль, скажем, посредническую роль между Россией и остальным миром или Россией и остальной Европой? – спрашивает Путин. – Думаю, что нет. Россия – такая страна, которая в посредниках не нуждается». Путин говорит, что речь здесь идет о взаимных интересах. Он уточняет, что в основе политических отношений лежат интересы, а не какое-то стремление «играть какую-то там особую роль». Нормальный политический бизнес – это бизнес, основанный на взаимности.

Таково единственное официальное послание, с которым Владимир Путин в тот день обращается к Берлину. Далее он говорит о том, что немецкому бизнесу в России всегда рады, пусть даже Китай на данный момент обогнал Германию по товарообороту, став для нее партнером номер один. Но так или иначе здесь определенно есть спрос на немецкую продукцию, а в Германии этот спрос гарантирует рабочие места. Он объясняет, что суть именно в этом, «а не в какой-то особой роли»[302].

Вера в обладание ответом на величайшие вопросы человечества имеет в Германии давнюю традицию. Основатели немецкого национализма, по наблюдениям Генриха Августа Винклера, уже были отмечены идеей миссионерства Германии. К примеру, «отец немецкой гимнастики», сын протестантского пастора Фридрих Людвиг Ян, в своем манифесте «Немецкий фольклор», изданном в 1810 году, писал о том, что немцам уготована роль «прославителей мира» и «спасителей» земли. По мнению Винклера, такое моральное возвеличивание политики привело к «принятию желаемого за действительное, переоценке собственных возможностей и неспособности признать, что позиция [немцев] в Европе совершенно одинока»[303].

Спор между канцлером Германии и президентом России знаменует собой конец эпохи. Времена, когда объединение Германии казалось символом перемен для Востока и Запада – точно так же, как до этого разделение Германии стало началом холодной войны в Европе и во всем мире, – уже прошли. И не только потому, что министр иностранных дел Германии Хайко Маас олицетворяет собой поколение, грезящее о постнационализме и в то же время не способное выйти за рамки дихотомии добра и зла.

«Россия и Запад больше не важны друг для друга», – пишет Федор Лукьянов, главный редактор журнала Russiain Global Affairs, пусть даже «Восточная политика» Вилли Брандта и единство Германии при Гельмуте Коле давали шанс выстроить «незыблемый фундамент» для отношений. «ЕС и Ангела Меркель, скорее, ожидали от России адаптации к европейским правилам и нормам», – говорит Лукьянов. Москва же никогда не разделяла такую позицию. «Чем глубже становились разногласия с Москвой, тем больше новая “Восточная политика” под руководством Меркель фокусировалась на других странах: на Центральной Европе, которая и так уже стала территорией ЕС, и на бывших республиках Советского Союза, демонстрирующих европейскую направленность»[304].

Распри по поводу «Северного потока–2» продиктованы тем же. После присоединения восточноевропейских государств новые страны – участницы ЕС, такие как Польша и страны Балтии, видят возможность утереть нос своему бывшему старшему брату с помощью США и бойкота.

При этом они могут рассчитывать на моральную поддержку со стороны немецких зеленых. В своих аргументах, слово в слово повторяемых за Киевом и Варшавой, они обвиняют Кремль в том, что тот использует газопровод с единственной целью – лишить Украину и Польшу транзита газа. «Тот факт, что немецкое правительство уже много лет поддерживает этот проект – несмотря на критику со стороны многочисленных европейских соседей и парламента ЕС, – весьма удручает», – проповедует лидер партии зеленых Анналена Бербок, которая претендует на моральную монополию своей партии и стремится к созданию крупной коалиции с Союзом. О том, что влечет за собой непродуманное внедрение культурного кода либеральной элиты, она совершенно не беспокоится. Как и о том, как без повторения ошибок прошлого мог бы выглядеть необходимый процесс сближения России с бывшими советскими республиками.

Однако «политика признания себя жертвой» имеет то преимущество, что стоит она мало, а оваций приносит много[305]. Руководствуясь тягой к той Америке, что в данный момент разлагается на части, а также привычным принципом оппортунизма власти, Меркель и Бербок следуют веянию времени, согласно которому в современной политике, спустя семьдесят пять лет после Второй мировой войны, нет места амбивалентности или неопределенности.

«Мы стали обществом постоянных эмоций и, следовательно, отказа от всякого принятия сложности – так в необычайно откровенном интервью президент Франции Эммануэль Макрон описывает нынешнее настроение, которое трудно воплотить в реальной политике. – Мы стали жертвенным и эмоциональным обществом. Жертва права во всем. Разумеется, очень важно признавать жертв и предоставлять им слово, мы это делаем. Но в большинстве западных обществ наблюдается примат жертвы. Она встает превыше всего и подавляет все, в том числе голос разума»[306].

Санкции как объявление войны

В канун 2021 года Владимир Путин, стоя на фоне Красной площади на балконе Московского Кремля, выступает с новогодним обращением к россиянам. «Кажется, что уходящий год вместил в себя груз нескольких лет», – говорит он. Коронавирус перевернул обычный образ жизнь, и не только в России. Путин напоминает о множестве людей, умерших от эпидемии. Борьба с вирусом станет для нас в наступающем году «самым