Илоты безумия - Николай Чергинец

Они прикрыли дверь и занялись фотоаппаратом. Оказалось, что пользоваться им очень просто. Не надо устанавливать диафрагму, выдержку. Достаточно, чтобы палец притронулся к едва заметной кнопке на ремне, как фотоаппарат совершенно беззвучно срабатывал и автоматически производил перемотку пленки на следующий кадр. Мельников быстро разобрался, что к чему, и удовлетворенно заметил:

— Аппарат для дураков.

— Почему? — удивленно спросил Дино.

Мельников понял, что Дино, конечно же, не знает тонкостей русского языка и, улыбнувшись, пояснил:

— Это значит, дорогой друг Дино, что этим аппаратом сможет работать самый несмышленый человек, настолько он прост.

— А, понимаю, — заулыбался Дино. — А я подумал, что он тебе не понравился.

— Дино, ты должен помочь разгадать тайну этого лагеря.

— Да, да. Я тоже хочу выяснить… — в этот момент он через окно увидел, что к модулю приближаются русские парни. — Мне надо уходить, ваших ребят провожают двое охранников, один из них итальянец — он очень нехороший человек. Хотел здесь быть инструктором, но, кроме как стрелять из пистолета, больше ничего не умеет, и Керим приказал перевести его в охрану, вот он и злится. На всех кричит, угрожает, доносит начальству о любой ошибке или промахе.

— Да, конечно, Дино, иди. Эти бумаги передай Ахмеду.

— Хорошо. Он будет уезжать из лагеря через час, я успею.

Дино спрятал бумаги за пазуху и, улыбнувшись на прощание, ушел.

Мельников видел, как Дино прошмыгнул мимо окна и сразу же свернул за угол.

Он надел на себя ремень и прилег на кровать, решив дождаться Полещука здесь.

Капитан представил, как Владимир вместе с другими парнями в эти минуты умывается, с удовольствием подставляя разгоряченное тело под упругие струйки воды душа.

«Обрадую его, когда сообщу, что связь восстановлена и что дома порядок», — не успел подумать Мельников, как Полещук вошел в комнату. Он был не один, а с Ващуком, солдатом из Читы, — светловолосым стройным парнем.

— А, работяги, — улыбнулся Мельников, — явились, не запылились, — он поднялся с кровати. — Чем вы сегодня занимались?

Ответил Ващук. То ли от контузии, то ли от пережитого, Григорий чуть заикался:

— М-мы сегодня занимались на п-полигоне б-боевой подготовкой. Г-гонял нас сам Анохин.

— Вот как! И что конкретно делали?

— Тренировались нападению на часовых, лазили без лестницы на второй и третий этажи, штурмовали макеты складов и еще какие-то сооружения, — ответил Полещук.

— Ну и как?

— Анохин сказал, что мы выглядим лучше, чем солдаты других стран, — не без гордости говорил Владимир. — Правда, тут же отметил, что у нас опыт Афгана.

Он хотел присесть на кровать, но, вспомнив что-то, так и остался стоять:

— Да, видели Бугчина. Он как раз проходил мимо, когда Анохин объявил десятиминутный перерыв. Подошел ко мне как ни в чем не бывало и начал выкобеливаться. Я уже хотел его послать, как он говорит: «Радуйся, что вас никто не лупит, а то в группах афганцев и палестинцев чуть что — и можно палку на спине почувствовать».

— А не сказал, где эти группы размещаются?

— Нет. Но зато из его болтовни я понял, что в лагере есть еще русские.

— Что ты говоришь! — воскликнул Мельников. — И где они? Откуда?

— Не сказал, сучка. «Они, — говорит, — конечно, не ножками и не ручками вкалывают, а головой. Их даже на прогулку, как собачек, в сопровождении охраны выводят».

— И что он еще сказал?

— Да больше ничего.

Тут в разговор вмешался Ващук:

— Мужики, а я знаю, где эти русские живут. Их модули находятся в противоположном конце лагеря, за большой скалой. Там три или четыре модуля стоят, они ограждены колючей проволокой, и охрана с собаками имеется. Там, по-моему, кроме русских есть люди из других стран. Когда наши охранники разговаривали между собой, это было с неделю назад, то по их отдельным фразам я понял, что они ведут речь о тех людях. При этом упоминали русских, американцев и, по-моему, французов.

— А кто вас охраняет?

— Когда как. Бывает, арабы, бывает, и афганцы, и пакистанцы, и африканцы. Мы их уже всех изучили, даже имена большинства знаем. Африканцы, например, или арабы могут и сигареткой угостить, улыбнуться. Пакистанцы и афганцы — фигу. Злые, настороженные, не улыбнутся даже, автоматы из рук боятся на секунду выпустить.

— Не пытались установить более тесный контакт? Ну, скажем, попросить купить сигарет или еще чего-нибудь?

— Так у нас д-денег нет, — простодушно ответил Ващук и улыбнулся: — Или в-вам, т-товарищ к-капитан, уже з-зарпла-ту в-выдают?

— Дают, дают, — вздохнул Мельников, — догоняют и еще дают.

— Ну, л-ладно, ребята, — промолвил Ващук, — я, п-пожа-луй, п-пойду. За у-ужином увидимся.

Когда он вышел, Мельников предложил:

— Пойдем на улицу, подышим воздухом, стало прохладнее.

— Пойдем, а то целый день в пыли носились, пусть легкие провентилируются.

Прохаживаясь, Виктор коротко рассказал о встрече с Ахмедом.

Полещук был вне себя от радости, еле сдерживался, радостно блестел глазами:

— Ну, теперь дела пойдут! А то у меня уже дурные мысли появились: не забыли ли нас. Хотел тебе предложить самим начать действовать, договориться с нашими ребятами и рвануть всей группой на Родину.

— Ну ты даешь, Володя! А задание? Неужели ты не видишь, что Керим действительно что-то затевает? На кой хрен столько средств тратится на все это?

— Да, Виктор, — вспомнил Полещук, — я сегодня заглянул в тот барак, что мы собирали в прошлом месяце — там расставляют столы с макетами каких-то объектов, на стенах — большие фотографии и схемы тоже каких-то сооружений. Это все явно для обучения действиям на каком-то объекте. Гляди, скоро и нас приведут в этот барак.

— Почему ты так считаешь?

— Ну, раз боевой подготовкой начали заниматься, то следующий этап — тренировка на карте, макетах, разъяснения, что мы должны делать.

— А ты, Володь, молоток! — похвалил Мельников. — Соображаешь. Я постараюсь попасть туда, посмотреть. Там же какие-то пояснительные надписи должны быть?

— Пока не было.

— Володя, твое мнение о наших ребятах? Все надежные?

Полещук задумался, даже на мгновение приостановился:

— Не могу так уверять… Взять хотя бы Понтина. Все жалеет, что не сбежал где-то по дороге, когда сюда везли. Мечтает о жизни в Америке.

— Что поделаешь, сейчас время такое, многие не хотят жить в Союзе. Ты же радио слушаешь, кстати, надо попросить новое питание к приемнику. Сам же видишь, что сняты запреты на выезд в любую страну. Мы же с тобой не знаем, кто у Понтина дома остался.