Либеральный Апокалипсис (сборник) - Алексей Ерошин

– Ну… Да.

– Заявление напишете?

– У меня нет времени, – повторил Кен, мотая головой. – У вас тоже. Ни у кого нет времени.

Будто поддерживая его, на поясе у полицая захрюкала рация. Тот прижал наушник пальцем, склонил голову набок, выслушал новость и выдал в ответ такое, что было бы некорректно повторить даже без законов об оскорблении.

– Все-таки едут чурки? – спросил его Малахов.

– Не едут, – сказал Кен. – Ребята! Не будет чурок! Их взять негде! Не слушайте никого!

– Чурок не будет, а козлов своих – как грязи, – процедил начальник полиции. Он повернулся к Малахову: – Скажите людям, чтобы расходились по-хорошему. Пока я добрый.

– Да с чего вы взяли, что я тут главный?! – Малахов развел руками.

– Потому что вам больше всех надо!

– Он не главный, – сказал Кен. – Главного нет. Это очень по-русски. Но в этом и проблема.

И тут подъехал я.

Трехдверка ядрено-лимонного цвета раздвинула толпу, вызвав на минуту прилив хорошего настроения у всех, кроме начальника полиции.

А вот налепить на бочину надпись «STRIT RASING» я не смог.

Извините, но у меня целых девять баллов за грамотность.

В город было два въезда с трассы, и возмущенный народ перекрыл оба. А чуть позже встал и на ключевых перекрестках – чтобы никто чужой не просочился, так сказать, огородами. Полиция вяло уговаривала людей не поддаваться на провокации и ждала подкреплений.

Народ в провокацию не верил. Народ твердо знал, что к нам везут две заводские смены штрейкбрехеров, и был полон решимости стоять насмерть.

Ладно бы, русских. Везли чурок.

Что за тварь пустила слух, непонятно – но попала тварь в больное место.

При строительстве завода никакие варианты с дешевыми гастарбайтерами не рассматривались. Их тут терпели бы до первого «залета». Потом – хоть вози на работу с полицией. А полиция наша вся с Правобережья – дикая, но симпатичная. Если заставить полицию охранять чурок, она просто дезертирует, решив, что Россией наконец-то овладел Антихрист, и жизни русскому человеку осталось ровно на забухать да покаяться.

Сколько-то неруси селилось тут со времен царя Гороха. В основном торговое сословие, веселые и полезные люди. Обозвать такого чуркой считалось не по понятиям, за это свои могли накостылять. Но в смутные времена город пережил нашествие «беженцев» с национальных окраин. Встретили их по-людски, а «беженцы» приняли вежливость за слабость. Начали гнуть пальцы и рэкетировать бизнес. Вышибли этих дураков из города, но память осталась: нам таких не надо.

Поэтому когда пронесся слух, что к городу идет колонна автобусов, битком набитых чернотой, народ совершенно потерял самообладание.

Кому-то это было нужно. Кто-то играл свою игру. Ближе к вечеру на улицы полезет вся местная сволочь, ожидая повода учинить беспорядки и под шумок – разграбление награбленного. А толпа, она только вокруг завода вменяемая. На улицах она вспыхнет от малейшей искры. И толпе будет, кого сжечь.

Чурбаны еще когда приедут, а пиндосы – вот они. Пиндосы во всем виноваты. Пиндосы боятся нас, отважных патриотов, и хотят заменить бессловесными чурками. Правильно они нас боятся! Кстати, пиндосы живут богато… Чтобы ни одна гнида не ушла, тихую Улицу Специалистов, на которой гниду ждут ее детеныши и самки, достаточно заткнуть с двух концов. Для начала просто встать там, а дальше видно будет. Можно и в дверь постучаться, самую малость попугать. Ну, можно и кирпича в окошко, но легонько, конечно, не всерьез…

И туда, на Специалистов, попрется самый отборный неадекват, начиная с идейных нацистов и заканчивая укуренными гопниками. У нас этой дряни мало, но много ли надо, чтобы поджечь дом.

Неадекват будет очень расстроен, обнаружив, что улица почти пуста. Родная школа с утра пораньше укатила на плановую двухдневную экскурсию, а счастливые мамаши разъехались на шоппинг. Этих обзвонят, и они не вернутся, пока не кончится шухер.

Но кое-кто остался.

И целыми они доедут только до ближайшего перекрестка.

А через час – никуда не доедут.

Самые невезучие – никогда.

Улица Специалистов была словно декорация из типичного американского фильма про типичный американский городок после нашествия зомби. Ветер гнал по мостовой обрывки мусорных пакетов, желтую листву тоже не мешало бы подмести. Сегодня дворники сюда не заходили – городу было не до того.

И полиции не видно.

Она спохватится, когда будет поздно. У полицаев есть иллюзия, будто они живут в полицейском государстве. Пригонят на Специалистов пару экипажей, но толпа опрокинет их вместе с машинами.

Надо быть заводскими, чтобы знать, до чего у всех накипело.

И надо провокацию с чурками воспринять, наконец, всерьез.

Неважно, кто играет против нас, хоть какие-нибудь Анонимные Антипиндосы, хоть китайский автопром. Да хоть правительство России – я так и не понял, чего оно хочет в принципе, да и никто у нас не понял. Некоторые уверены, что оно задумало уморить всех русских по указке пиндосов.

Не имеет значения. Важен результат.

Важно, кого сегодня могут убить русские.

Пенни, четырнадцать лет, дочь директора, сильно простужена. Дик, ее брат, двенадцати лет, не поехал на экскурсию якобы из солидарности. Думаю, надеется, что у сестренки грипп – один удачный чих, и еще неделю в школу не ходить.

Прекрасные мишени, чтобы излить ненависть к пиндосам.

Меня холодный пот пробил, едва я сообразил, что в моем распоряжении – нагло-лимонный «цитрус», уже знаменитый на весь город. И сам я – пострадавший от пиндосов. Мне будут улыбаться и махать. Я проскочу любой кордон. У меня два свободных посадочных места. Кен, с его ногой, может только спереди… По максимуму упакуем и троих, но будет тесно.

Во что я лезу, мама дорогая?! Зачем мне это надо? Ради Кена? Не понимаю.

А скажут… А скажут ведь, что я продался! Был хороший парень Витька, не любил пиндосов, но дали ему денег – и полюбил. Кого угодно можно купить – это в России все знают. Особенно хорошо это знает каждая русская сволочь и каждая русская тварь продажная…

Плавно, чтобы раненый пассажир случайно не доломал ногу, я затормозил у дома Пападакисов. Кен улыбнулся мне.

– Я знал, Витя, – сказал он. – Я верил. Спасибо.

Меня хватило на то, чтобы отвернуться и уставиться в зеркало.

Кен, заметно ковыляя, пошел к дому.

Мне не было страшно.

Мне было холодно.

Я чувствовал: сегодня что-то кончается.

Пять минут, и Кен уже прыгал к следующему дому. Обзавелся тросточкой – бейсбольной битой.

Десять. Пятнадцать.

– Ой, цитрус!!! – заорали на крыльце в два простуженных голоса.

Наконец-то. Проклятье, чего там Кен застрял?