Ночной консьерж - Йен Фишер

Серж пожал плечами. Он все понял, но ему было лень формулировать.

– Роль простого человека в истории. История сама учит нас, что не обязательно быть титаном, героем, богатырем. Важнее – оказаться в нужном месте в нужное время и совершить простой, посильный, но необходимый поступок. Иногда песчинка может сдвинуть гору. Так что мне нужен ты.

– У вас готов коварный план?

– С тобой приятно общаться. Все схватываешь на лету.

– А общение с вами бывает полезным. Учит, что не всему сказанному можно доверять. Точнее, ничему нельзя. – Серж скрестил руки на груди, давая понять Романову, что больше не купится ни на какие хитроумные трюки.

Капитан пожал плечами. На лице его появилось выражение брезгливого разочарования.

– Знаешь, что убивает любого разведчика?

– Капсула с ядом, зашитая в воротник?

– Паранойя. Точнее, приобретенная паранойя. Когда после первой ошибки он начинает шарахаться от каждой тени. В каждом слове видит подвох, а в каждом прохожем – врага. Вот тут-то он и заканчивается как профессионал.

– А как себя ведет тот, который не заканчивается после первой ошибки? Погибает, сделав вторую?

– Осторожничает. Проверяет и перепроверяет. Но главное… как бы сказать понятнее? Он соотносит цели. Когда нельзя никому верить, остается комбинационная игра, как в шахматах. Разведчик должен понимать интересы и выгоды тех, кто его окружает. И ставить свои потребности ответами на их вопросы. После того как использовали его, он старается использовать других. Но так, чтобы после его хода у противника не оставалось иных возможностей, кроме как сделать нужный разведчику ответный ход. Как в шахматах. Разберем на примере. У тебя сейчас какая цель?

– Отвязаться от бородачей Мансура, которым вы меня так любезно подставили. Боюсь, для этого придется найти их вождя.

– Значит, ты хочешь найти Мансура?

– Мне наплевать на Мансура. Но я вынужден его искать, – поправил Серж.

– Глупо.

– Почему?

– Очень просто. Посмотри на себя со стороны, будто ты пешка на шахматной доске. Вот ты указываешь черным ладьям местонахождение их плененного офицера. Какой ход белых?

– Перепрятать его?

– Зачем? Уничтожить. И к чему это приводит далее?

– К чему?

– Черные ладьи убирают пешку. Они ее убирают в любом случае. Даже если белые не сумеют или не успеют уничтожить черного офицера. Просто пешками всегда жертвуют. Такая фигура.

– И какой выход?

– Я хочу тебе помочь его найти. Моя цель – разоблачить «Стаю». Для этого необходим сильный ход, сильный образ, доказательство. Понимаешь? Мансур подходит. Если в финале этой поисковой кампании ты предъявишь всему миру шейха и доказательства того, что Мансур был похищен полковником Казбековым и его почтенной фирмой, моя миссия окажется выполненной. Это я имел в виду, когда говорил о соотнесении целей. Наши цели почти совпадают. Это значит, мы можем стать союзниками и даже использовать друг друга. Потому что каждому из нас это может быть полезно. Для разведчика важен деловой расчет. Если он понимает, что его локальная цель совпадает с локальной целью того, кто вчера был его противником, он может объединиться с ним ради достижения этих целей. И неважно, что он думает о противнике. Тот может быть в его глазах хоть людоедом. Главное – действовать не эмоционально, а прагматично ради достижения цели.

– Значит, используем друг друга?

– В разведке это считается самым разумным вариантом партнерства.

– Как в жизни…

– Значит, ты согласен?

– Я не совсем… Я сейчас не могу принимать такие решения в одиночку. У меня вообще-то контракт, и мне необходимо посоветоваться с моим нанимателем.

– Кто он?

– Это девушка. Кристина.

– Я бы не рекомендовал тебе советоваться с ней.

– Почему?

– Потому что это ее отец, Свен Ларсен, заказал «Стае» похищение Мансура.

Глава девятнадцатая

После того как они с Сержем разделились, Кристина быстро смешалась со стайкой европейских туристов. Нацепила солнцезащитные очки, с помощью заколки поменяла прическу, приняла умеренно заинтересованный вид и, задрав голову кверху, принялась неторопливо перемещаться по квартире-музею. Что-то спросила наугад по-французски у старушки, бредущей рядом. Та, улыбнувшись, ответила по-немецки, и Кристина нарочито громко принялась на этом языке вещать ей о своей любви к русской литературе. К счастью, экскурсия двигалась в сторону выхода.

Рядом с дверью Кристина заметила громилу, внимательно сканирующего взглядом окружающее пространство. Пока он не мог ее разглядеть – старушка служила прикрытием. Поравнявшись с громилой, Кристина взяла старушку под локоть и склонила к ней голову, будто пожилая леди собралась что-то сказать ей на ухо. Старушке такое обращение неожиданно понравилось. Она действительно начала рассказ о том, как важно ей было приехать в Москву, потому что недалеко отсюда в сорок первом году в бою погиб ее старший брат. Кристина сочувственно выслушала и отпустила руку старушки только рядом с двухэтажным туристическим «Неопланом», припаркованном на Садовом кольце.

Короткий вздох облегчения и снова – собраться, чтобы не выдать себя в незнакомом городе, у которого такой хищный оскал.

«Мне надо обратно, в интернет-кафе рядом с вокзалом. Как Серж называл это место? «Отсрочник»? «Отстройник»?»

Кристина отошла с тротуара под козырек итальянского ресторана. Конечно, она понимала, что никогда не найдет такого названия на карте. Девушка зажмурилась. Пространственное мышление и ориентирование на местности никогда не представляли для нее сложности. Их путь от «Отстройника» сюда был коротким и немного извилистым. Оттуда – направо, несколько кварталов прямо, потом – опять направо, налево и еще раз налево.

Кристина открыла глаза и поняла, что таксист проехал по кругу. А нужное ей место находится на расстоянии всего пяти-шести кварталов по прямой. Она приняла решение пройти этот путь пешком. Сначала – вдоль широкой магистрали, заполненной дымящими автомобилями. Кристина двинулась вперед, брезгливо озираясь и физически ощущая, как гарь из выхлопных труб оседает на ее одежде, в ее легких, во рту.

Автомобили вели себя неистово и нелепо. Вместо того чтобы спокойно, пусть и неторопливо, следовать в своем ряду, они постоянно перестраивались, подрезая друг друга. Поэтому каждые пару десятков метров на магистрали образовывались маленькие заторы. Как узлы на веревке. Оттого вся магистраль стояла, толкалась и дымила. Вся эта авточехарда напоминала злонамеренный флешмоб, придуманный создателями примитивной ресторанной музыки, раздававшейся из-за полуоткрытых окон большинства автомобилей.

Кристина ускорила шаг. Она почти добежала до площади, вид которой заставил ее остановиться и несколько минут удивленно глазеть по сторонам. Справа невысокой декорацией расположилось ажурное здание со ступеньками меж белых известковых колонн. «Что-то концертно-выставочное. Как было бы здорово вместо муторной беготни зайти сейчас сюда. Послушать Малера и дать волю чувствам». Слева возвышался пузатый бочонок с островерхой крышей и воткнутым в нее шпилем. Уменьшенная копия сталинских высоток. Кристина задрала голову вверх, чтобы получше разглядеть верхнюю, самую интересную часть здания. Но главное, что привлекло ее внимание, – огромная статуя в центре площади. Человек с мрачным, решительным лицом, который почему-то нерешительно остановился именно в этом месте. И не знает куда деть руки.

«Это же Маяковский!» И тут же – «Целовался волшебно, но уж слишком влажно!» – Голос прабабки Беллы отчетливо зазвучал в голове. Глуховатый, надтреснутый, как со старинной грамофонной пластинки, голос истории, чье каменное напутствие угрюмо уставилось с постамента куда-то в облака.

«Неужели в этой стране всем поэтам ставят огромные памятники?» Удивительно! Белла употребляла другое, ласкающее слух слово: «Ахательно!»

С подачи прабабки Кристина перечитала всего Маяковского еще в детстве, очень любила его лирику. И сейчас, завороженно уставившись в каменное лицо поэта, впервые интуитивно, а не по учебнику, она поняла, почему он перестал писать лирику и почему покончил с собой. Окружающий пейзаж, автомобильный чад, булыжник под ногами, низкое небо с тяжелыми облаками и даже ажурный концертный зал – дали ей ответ на этот вопрос. Кристина пересекла площадь по диагонали, еще раз взглянула снизу вверх на трагический монумент поэту и свернула налево по широкой улице, которая – Кристина четко ориентировалась – должна была привести ее к месту назначения.

Она вдруг поняла, что впервые после прилета идет по Москве без сопровождающих. Впервые одна в этом городе. И город показывает ей себя как товар на прилавке, для которого важно произвести хорошее первое впечатление. Чтобы продать себя. И возможно, у нее больше не будет возможности вникнуть в этот город и его обитателей. Кристина замедлила шаг и, сощурившись, принялась вглядываться в лица прохожих.