Восхождение царицы - Маргарет Джордж

– А когда?..

Если самые близкие из моих людей так смущались на сей счет, как же смотрят на это остальные александрийцы?

– Пока точно не знаю. Нужно спросить Олимпия – он медик, пусть подсчитает. Но, думаю, ждать не меньше месяца. Цезарь на такой срок задержаться не может.

Мне пришлось сообщить об этом, чтобы избежать неприятных вопросов, и по лицам служанок я поняла: они не одобряют моего возлюбленного. Ирония заключалась в том, что в сложившейся ситуации я вынуждена была защищать его – и пред собой, и перед ними.

– Его призывают неотложные дела… – начала я, но меня подвел дрогнувший голос. Я поняла, что такого рода оправдания в любом случае прозвучат неубедительно, и сказала не то, что собиралась вначале: – Наверное, любовь к властителю мира имеет не только приятные стороны. Например, для него она не так важна, как мне хотелось бы.

Да, в этом и заключалась суть дела. Я была царицей богатейшей страны мира, происходила из древнего царского рода. Но когда мы встретились, я жила в изгнании, в пустыне, и, не будь его, в лучшем случае оставалась бы там, а в худшем – уже была бы мертва. Кроме того, после победы в Александрийской войне он мог превратить Египет в провинцию Рима, как стали провинциями другие земли Средиземноморья – Греция, Сирия, Иудея, Испания, Карфаген. Тот факт, что он оставил меня на престоле, наше незабываемое путешествие вверх по Нилу – все это недвусмысленно говорило об искренности его чувства ко мне. А на большее рассчитывать не приходилось.

Теперь мы снова принадлежали миру, а не самим себе. Цезарь читал подробные донесения о восстании в Понте, о недругах, собирающих войска в Африке, о волнениях в Риме и принимал гонцов, доставлявших свежую информацию.

Поздно ночью он сидел за столом в глубоком кресле, погрузившись в чтение. Разобравшись с очередной депешей, он качал головой и откладывал ее в левую сторону, а снаружи танцевали в лунном свете волны внутренней гавани. Ночь была тиха, ветер едва колыхал язычки пламени фитильных ламп. Вероятно, по всему городу люди в этот час потягивали медовое вино, слушали нежную лютневую музыку, читали или занимались любовью. Предавались всем тем удовольствиям для души и тела, которыми так славен город Александрия. Цезарь же работал без устали часами, лишь время от времени покачивал головой или разминал руки.

Было хорошо за полночь, когда он пробормотал:

– Ну, все.

Груда бумаг с правой от него стороны переместилась налево.

– Куда ты решил направиться? – тихонько спросила я.

– Нас ждет Понт, – сказал он. – Я не могу вернуться в Рим, оставив у себя за спиной врага. Прежде необходимо обезопасить Восток.

– Но ты уже в Африке, – заметила я. – Римские мятежники гораздо ближе.

– Я предпочитаю браться за основную задачу, покончив с докучными мелочами, – пояснил Цезарь. – Вот почему я принудил к повиновению Испанию, прежде чем начать преследование Помпея. Создавалось впечатление, будто я двигаюсь не в том направлении, но это было намеренно. Теперь для того, чтобы меня перестали ждать и остерегаться в Африке, мне необходимо отправиться в Понт. Отвлекающий бросок в шестнадцать сотен миль, после чего я вернусь.

Он встал и направился к открытой террасе. Я подошла и остановилась рядом с ним, глядя на изрыгавший пламя и дым маяк, вид которого по-прежнему всякий раз наполнял меня гордостью.

– Ты отправишься в путь отсюда, из гавани, – проговорила я. – Когда?

– Через несколько дней, – ответил Цезарь. – Ты останешься под охраной трех легионов во главе с Руфием. Можешь не беспокоиться, при такой защите вряд ли отыщется новый Потин.

– Но это значит, что ты выступишь в поход лишь с одним легионом! – вырвалось у меня.

Нет, позволить ему подвергать себя такой опасности я не могла. Проще уж мне обойтись собственными силами.

– Да, со мной будет шестой легион, – подтвердил он.

– Этого недостаточно!

– Придется обойтись, – сказал Цезарь.

– Нет уж. Разве ты забыл, что однажды попал в Александрии в ловушку, оказавшись здесь с малыми силами. Стоит ли повторять неудачный опыт? – Я вспомнила кое-что еще: – К тому же в шестом легионе недостаточно солдат. Всего тысяча человек – меньше четверти полного состава!

– Да, я знаю, – буркнул он.

– Ты слишком полагаешься на удачу! – воскликнула я. – Смотри не искушай Фортуну, она может и отвернуться от тебя! Брать с собой лишь тысячу солдат – безумие!

– Это мое дело! – В голосе Цезаря начинало сквозить раздражение.

– Нет, это касается и меня! – возразила я, дотронувшись до своего живота.

– То, что ты носишь ребенка, не делает тебя полководцем. Как вести военную кампанию, решать мне! – повторил он.

– Почему ты так испытываешь судьбу? – снова спросила я. – Возомнил себя неуязвимым? – Страх заставлял мой голос звучать все громче. – Мне кажется, что судьба иногда щадит нас довольно долго, чтобы убаюкать и заманить в расставленную ловушку. И тому, кого она щадит дольше всего, возможно, уготован самый жестокий конец.

– Если так, я все равно бессилен что-либо изменить, – пожал плечами Цезарь. – Возьми я один легион или двадцать – от судьбы не уйдешь.

– И да, и нет.

Конечно, я понимала, что, если Фортуна отвернется, не спасут и двадцать легионов, а если она благоволит, хватит и одного; но ведь зачастую судьба не играет ни на чьей стороне, и в таких обстоятельствах все решает сила.

– Ты просто растерялась, – мягко проговорил он, нежно обнимая меня за плечи. – Думаю, сказывается твоя усталость. Давай немного отдохнем.

Лежа рядом с ним в темноте, я не могла поверить, что очень скоро останусь одна, а он отбудет на очередную войну. Рядом с ним я чувствовала себя в полной безопасности. По крайней мере, на данный момент.

Перед тем как заснуть, Цезарь тихо сказал:

– Думаю, свадьбу с Птолемеем лучше не откладывать.

Жрец поджидал нас в маленькой комнате, примыкавшей к пиршественному залу, где мы с Цезарем и «женихом» готовились к церемонии. Двенадцатилетний Птолемей всем своим видом выражал послушание и готовность к сотрудничеству. Он был последним из моих пяти братьев и сестер, а для остальных попытки захватить трон закончились насильственной смертью. Лишь Арсиною держали в темнице, чтобы доставить в Рим и провести по улицам во время триумфа Цезаря. В то время я мало задумывалась о ее участи. Иное дело – теперь…

Птолемей – по крайней мере, с виду – производил приятное впечатление. Он казался чуждым порочности и вероломству остальных наших родичей, хотя, возможно, исключительно благодаря его страху. Во всяком случае, он