Шарль Перро - Сергей Бойко

Шарль опять осенил себя крестным знамением.

— Но и это еще не все имена! — с горечью сказал Кольбер. — Желаете продолжения? Пожалуйста! Мадам Сент-Мартон, маркиза де Шантэнэ, мадам де Полиньяк, герцог Вандомский, герцог Виллериа, мадам Дре, супруга маршала де ла Ферж…

— Неужели все эти господа присутствовали при церемонии изготовления яда?! — воскликнул Перро.

— Да, все они были! И вы понимаете, какой удар я тогда получил? — Резко повернувшись, Кольбер принялся ходить взад и вперед. Он был взволнован. Его морщинистое лицо подергивалось, дрожащей рукой он судорожно сжимал край плаща.

— Сколько усилий я приложил к тому, чтобы просветить и возвеличить Францию! Разве не я основал королевскую обсерваторию, Ботанический сад, Академию художеств и Академию архитектуры, создал арсеналы в Бресте, Толоне и Рошфоре? И для чего же все эти труды? Чтобы к старости обнаружить, что Париж, а может быть, и вся Франция заражены ересью? Сатанизмом? Как все это отвратительно: убийства, аборты, приворотные зелья… Воистину реальность страшнее самого кошмарного сна! Я знаю и верю вам, — продолжал Кольбер, обращаясь к Перро. — Мы вместе будем бороться с этой ересью! Я знаю, на что иду. Знайте и вы. Среди преступников есть особы, приближенные к трону. Меня всегда могут попросить уйти в отставку. Значит, придется уйти и вам!

— Господин Кольбер! — твердо сказал Шарль, не отводя глаз от министра. — Мы оба давно ходим по острию ножа. Я сделаю все, что в моих силах.

…С того разговора прошло немало времени. Однако король не сделал никакого вывода из доклада Кольбера, и ни один из знатных преступников не был арестован.

…21 марта Мари подарила мужу третьего сына, которого Шарль в честь своего старшего брата назвал Пьером.

17 сентября 1678 года наконец завершилась война с Голландией. Франция заключила выгодный для себя Нимвегенский мир. По этому случаю в Версале был объявлен праздник. Аллеи огромного парка украсили флагами, девизами, лентами. Вечером над дворцом была устроена грандиозная иллюминация. На площадках выступали актеры, во дворце были праздничные представления.

Однако Перро не участвовал в этих праздничных церемониях. В его дом пришла непоправимая беда — тяжело заболела его любимая жена Мари.

…Вот уже несколько недель ее мучила страшная неизлечимая болезнь. Оспа. Перро пригласил лучших врачей, обещал им самые высокие гонорары. Но ничего не помогало.

Мари невероятно страдала. Она не плакала, глаза ее, ввалившиеся и потухшие, были сухи. Она только глубоко вздыхала, и вдох и выдох у нее превратились в почти непрерывный стон. Только приняв снотворное, она умолкала и лежала тихо, без движения, но скорбь на ее лице читалась все так же ясно.

Однажды она попросила Шарля честно сказать, каково заключение врачей. Верно ли, что ей следует теперь думать только о Боге. И Шарль не смог солгать этим любимым молящим глазам и признался, что она в опасном состоянии.

Она поняла, что умирает. Но не испугалась, а даже обрадовалась тому, что скоро наступит конец ее страданиям. Она нашла в себе силы сделать последние распоряжения: указала, как именно известить о ее смерти членов семьи, какие суммы денег раздать слугам. Приказала позвать пастора и сама указала ему места из Писания, которые он должен читать ей.

Боли все усиливались, и врач назначал ей все большие дозы снотворного. Так во сне она и умерла.

В течение нескольких дней Шарль не входил в двери Лувра. Он боялся соболезнований — искренних или неискренних, все равно. Они тревожили его сердце, бередили его душу. Он никак не мог примириться с тем, что милой, дорогой Мари уже нет, и никто не мог его утешить. Лишь Пьер, его старший брат, еще там, в церкви, когда отпевали его девочку (он иначе и не воспринимал Мари), обнял его сзади за плечи и шепнул:

— Крепись, брат! Запомни — это на всю жизнь!

Если бы он сказал: «Ничего! Время — лучший лекарь, все пройдет!» — как говорили ему другие, он бы только горько усмехнулся. А брат сказал правду. И он был ему благодарен.

Придет время, и на могиле Мари встанет памятник розового мрамора, а на надгробной плите из мрамора же будет лежать роза с переломанным пополам черенком…

…Судьбе угодно было распорядиться так, что в том же году Шарль Перро был назначен председателем Академии Франции.

1679–1681 годы

По поручению Кольбера Перро должен был поехать во Фландрию — в те области, которые по условиям Нимвегенского мира перешли к Франции. Здесь находились мануфактуры по производству полушерстяных тканей, ранее бывшие главными конкурентами французских. Шарлю предстояло заново организовать тамошнее мануфактурное производство и наладить изготовление гобеленов.

Шарль искренне обрадовался поездке. Ему необходимо было отвлечься. Потеря любимой жены угнетала его, и боль не отступала ни на один день.

Стояла зима. На дворе был январь. Но снега в эту зиму выпало мало, он сразу таял, дороги развезло, и карета ехала медленно. Ноги Шарль укутал тем самым меховым пледом, который всегда давала ему в дорогу Мари…

Шарль вернулся в Париж спустя полмесяца, успешно выполнив задание Кольбера.

И вновь потянулись дни и месяцы будничной, рутинной работы. Весь день Шарль проводит в офисе, а вечер посвящает детям. Малыши часто просят отца посидеть с ними, и случается, что в эти одинокие вечера он рассказывает им старые французские народные сказки. Вернее, пытается рассказывать, потому что Шарль основательно позабыл их за прошедшие годы. Он рассказывает вечером детям то, что помнит, а по утрам или днем, когда свободен, просит прислугу рассказать ему сказки так, как они их помнят, и они рассказывают сказки про Маленькую Аннетту, про Куртийон-Куртийета, про Принцессу-мышку, про Жемчужинку, про сметливого солдата…

Господи! Словно небо опрокинулось на него: он вспомнил себя маленького — как он сидел либо возле камина, либо возле няни, либо на конюшне, либо среди чесальщиц льна и с первыми же звуками голоса сказочника или сказочницы вдруг попадал в таинственный волшебный мир. В этой таинственной стране можно было надеть плащ-невидимку и появляться, где захочешь; можно было прямо на земле расстелить скатерть-самобранку; здесь нельзя было заблудиться, потому что герой, отправляясь в путь, получал волшебный клубочек; здесь нельзя было даже умереть, потому что если тебя убьют — то живая вода сможет тебя оживить. Уже стариком начинал понимать Шарль, какой чудесный мир он потерял на взрослых дорогах и как приятно снова в него попасть!

Вечерами он приходил в спальню к мальчикам — а с ним вместе и Франсуаза — приходил с тетрадкой и уже не рассказывал, а читал своим детям сказки, которые записывал от прислуги. И однажды Шарль-Самюэль задал ему вопрос, который почему-то смутил его: