Ночь длинных ножей. Борьба за власть партийных элит Третьего рейха. 1932–1934 - Макс Галло

Рядом с пустым креслом Карла Эрнста сидит принц Август-Вильгельм фон Гогенцоллерн, которого подвергли очень жесткому допросу, как руководителя СА и друга Эрнста. Одетый в форму, он выражает самый искренний восторг, вставая несколько раз, когда Гитлер выкрикивает свои заявления. Фюрера слушает по радио вся нация, а в Тиргартене собрались толпы народу. «Я велел расстрелять руководителей мятежа. Я велел также прижигать гнойник, порожденный внутренним и внешним ядом, до тех пор, пока не задымится живая плоть. Я также приказал расстреливать на месте тех, кто пытался оказать сопротивление при аресте».

Принц Ави хлопает изо всех сил – он охвачен страхом и спасает свою жизнь.

Сколько людей, сидящих сейчас в красных креслах в залитом ярким светом зале Кроль-оперы, испытывает те же самые чувства? А сколько людей отказались от своих убеждений и предали память убитых товарищей, склонившись перед торжествующей властью Гитлера? И разве сам Гитлер не чувствует презрения к этим людям, готовым ради спасения собственной шкуры отказаться от всего, что было им дорого? Он знает, что теперь они будут делать все, что он им прикажет, даже если его решения будут неверными или слишком поспешными.

В первые недели июля Папену наносит визит доктор Ламмерс, Государственный секретарь канцлера. Разговор проходит в вежливой форме. От имени фюрера Ламмерс предлагает Папену занять пост посла в Ватикане. Естественно, поясняет он, если Папена не устроит размер содержания, он может назвать любую сумму, которая покроет все его расходы. Папен хорошо понимает, о чем идет речь. Гитлер привык обращаться с людьми весьма грубо.

Пораженный до глубины души, Папен взрывается от гнева. «Неужели вы думаете, что меня можно купить? – кричит он. – Ко мне еще никто не обращался с таким гнусным предложением! Идите и скажите это своему Гитлеру». И Папен выпроваживает посланца из дома. Тем не менее меньше чем через месяц после этого он становится послом Третьего рейха в Вене.

Но не деньги заставили его пойти на этот шаг. В ночь на 25 июля на его вилле раздается бешеный стук в дверь. В ночной тьме стоят три эсэсовца. После «ночи длинных ножей» Папен понял, что закон в Германии бессилен защитить человека от произвола. Дверь открывает его сын с револьвером в руках. Но эсэсовцы явились вовсе не за тем, чтобы убить Папена, а чтобы сообщить ему, что фюрер, находящийся в Байрейте, требует, чтобы Папен немедленно позвонил ему. В два часа ночи такая просьба кажется очень странной, и Папену становится не по себе – вдруг это просто уловка, придуманная для того, чтобы заманить его в телефонную будку, а потом преспокойно расстрелять?

Но трубку и вправду берет Гитлер.

– Господин фон Папен, – нервно говорит он, – вы должны немедленно выехать в Вену, в качестве моего полномочного посланника. Ситуация угрожающая. Вы не имеете права отказаться.

Папен ничего не знает о том, что произошло сегодня ночью в Вене. Австрийские нацисты решили устроить в Вене свою «ночь длинных ножей». Подстрекаемые инспектором нацистской партии Хабихтом, они пытались захватить власть в стране и без колебаний убили канцлера Дольфуса.

25 июля 1934 года, меньше чем через месяц после кровопролития в Германии, снова убийства. Может быть, кто-нибудь дергает Гитлера за руку? Поразительно – Третий рейх еще не успел оправиться от шока, вызванного ликвидацией Рема, а Гитлер уже ввязывается в новое рискованное предприятие – аншлюс. Впрочем, все, что произошло в течение этих трех недель, проистекших после встречи Гитлера с Муссолини, ничего, кроме удивления, вызвать не может. Возможно, кто-то хочет воспользоваться событиями в соседней стране, чтобы свалить Гитлера? Но скорее всего, попытка совершить в Австрии переворот – просто преждевременное выступление местных нацистов.

Но путч провалился, а Муссолини сосредоточил на границе в Альпах свои войска. Гитлеру пришлось отступить. Известие о смерти Дольфуса он получил, слушая в Байрейте оперу «Золото Рейна», которая привела его в экстаз.

«К концу представления, – вспоминает Фриделинд Вагнер, сидевший рядом с ним, – фюрер пришел в такое сильное возбуждение, что на него было страшно смотреть. Но хотя ему с трудом удавалось скрывать свою экзальтацию, он позаботился, чтобы, как обычно, заказать обед в ресторане. «Я должен появиться на публике, – сказал он мне, – иначе все подумают, что я во всем этом замешан».

Но по мере того как из Вены поступают новые сообщения, фюрер все больше и больше сникает. Когда он звонит Папену, его голос звучит как голос человека, припертого к стене. «Это – новое Сараево!» – истерически вопит он. Он просит Папена приехать к нему в Байрейт, чтобы спасти Германию от гибели.

В Байрейте Папен встречается с Гитлером, Герингом, Геббельсом и Гессом. Нацисты в тревоге, Гитлер клянет глупость и грубость австрийских нацистов, из-за которых он оказался в таком ужасном положении. Он умоляет Папена, ради блага Германии, принять его предложение и немедленно отправиться в Вену. Папен уступает и соглашается оказать услугу нацистам. «Уступив просьбе Гитлера, – пишет он, выгораживая себя, – я мог послужить еще родной стране, при условии, что мне будут даны определенные конкретные гарантии». Естественно, Гитлер соглашается на все его условия. Он знает, что есть моменты, когда надо уступить. Так что Папена совратило не золото, а ложная идея о том, что, служа Гитлеру, он служит Германии. Еще раньше, в январе 1933 года, когда нацисты захватили власть, мысль о служении своей стране заставила Папена пойти на сотрудничество с ними, теперь же, в июле 1934 года, он снова руководствовался этой же идеей. Между тем в промежутке между этими событиями был сожжен Рейхстаг, в лагерях Дахау и Бухенвальд выстроены бараки для заключенных, убиты Шлейхер, Юнг, Бозе и Клаузенер, а во время «ночи длинных ножей» нацизм показал свое истинное лицо – грубое лицо безжалостного убийцы, и Папен все это хорошо знал.

Через некоторое время из Дахау вернулся Чиршский с обритой наголо головой, и Папен на кладбище, в присутствии фрау Бозе и ее детей, произнес траурную речь над могилой своего коллеги, погибшего от рук людей, которых иначе, чем бандиты, не назовешь. И тем не менее Папен согласился служить им, поскольку ему хочется верить, что он служит Германии. Он также понимает, что, живя в Вене, – а потом он уедет еще дальше, в Анкару, став послом в Турции, – он будет в безопасности. В душе Папена, как и у многих других немцев, страх смешался с иллюзией, что в конечном счете и делало нацизм таким сильным.

Нацистский рейхсвер

15 июля в цветущей местности к северу от Берлина немецкие войска проводят маневры. Особенно эффективными, лучше всех обученными и укомплектованными новым оружием оказались соединения, созданные в самое последнее время. На французского военного атташе учения произвели огромное впечатление: германская армия быстро становится силой, с которой нельзя будет не считаться. Кроме всего прочего, она безраздельно предана Гитлеру. «Все немецкие офицеры, – пишет в Париж французский атташе, – а также правительственные служащие, с которыми мы жили, и те солдаты, с которыми нам удалось поговорить, единодушно одобряют действия Гитлера. Мы почувствовали, что они гордятся триумфом рейхсвера».

Для них «ночь длинных ножей» представляет собой не что иное, как победу генерала Бломберга над Ремом. Им не хочется вспоминать, какую роль сыграли при этом эсэсовцы, которых суровая необходимость заставила стать палачами. Вне сомнения, военные гордятся, как ловко им удалось использовать Черную гвардию для устранения своего соперника, а самим сохранить неподкупность и верность коду чести, принятому в рейхсвере. В конце концов, Шлейхер и Рем погибли не от рук военных. Гитлер искусной лестью сумел перетянуть Офицерский корпус на свою сторону, а разгромленные штурмовые отряды заставил подчиниться армии. В военных делах сейчас за СА отвечает генерал Рейхенау, но реорганизацией их займется другой человек.

«Один из офицеров рейхсвера, чьи антинацистские взгляды мне хорошо известны, – пишет французский военный атташе, – говорил мне и многим моим коллегам: «В прошлом году в армии было, вероятно, шестьдесят процентов нацистов, несколько недель назад, я думаю, процентов двадцать пять, зато сейчас не менее девяноста пяти».

Простые солдаты, под влиянием пропаганды своих офицеров и приказов Бломберга, превосходят в своем рвении даже офицеров. В середине июля Гитлер, инспектируя маневры, проезжает мимо длинной колонны пехотинцев. Середина лета, фюрер едет в открытой машине; солдаты в своих тяжелых шлемах обливаются потом. Вдруг в их рядах раздаются радостные крики – солдаты узнали фюрера, и крики становятся все громче и сильнее. Молодые парни выражают свой восторг от встречи с Гитлером. Обсудив этот случай с офицерами рейхсвера, французский военный атташе отмечает: «Подобная спонтанная демонстрация чувств вовсе не характерна для германской армии; она поразила даже офицеров».